Небо над головой играло блистающим великолепием. Яркие звезды можно было легко рассмотреть даже днем, особенно Роджеру, но ночью они были просто сказочными. Он ясно различал оттенки: стальная синева Сириуса, кровавый Альдебаран, золото Полярной. А если расширить видимый спектр до инфракрасного и ультрафиолетового, становились видны новые яркие звезды. Он не знал, как они называются, может быть, потому, что у них и не было имен, ведь кроме него, их могли заметить только астрономы, в виде ярких пятнышек на специальных фотопластинках. Он даже немножко поломал голову над правом давать имена: если он — единственный, кто видит вон ту яркую точечку в созвездии Ориона, может ли он окрестить ее? И не будет ли кто возражать, если он назовет ее Звездой Сьюли?
Кстати, он мог посмотреть и туда, где сейчас была самая настоящая звезда Сьюли… или небесное тело; конечно же, Деймос был не звездой. Он задрал голову, приглядываясь, и любопытства ради попытался представить лицо Сьюли…
— РОДЖЕР, МИЛЫЙ! ТЫ…
Торравэй подскочил от неожиданности и опустился в метре от камня. Вопль у него в голове был просто оглушающим. Или это было понастоящему? Трудно сказать, и голоса Брэда с Доном Кайманом, и имитированный голос его жены звучали для него одинаково привычно. Он даже не понял, чей это был голос — Дори? Но он-то думал о Сьюли Карпентер, а этот голос был так странно искажен, что мог принадлежать и той, и другой. Или ни одной из них.
А потом звука вообще не стало, за исключением неровного потрескивания, щелчков и хруста, доносившихся от камней — поверхность реагировала на быстро понижавшуюся температуру. Он сам не чувствовал холод, как холод; внутренние обогреватели согревали те его части, которые ощущали холод, и будут греть его всю ночь, если понадобится. Но он знал, что температура уже упала за пятьдесят.
Снова взревело:
— РОДЖ — ТЫ ДОЛЖЕН…
Хоть он и был предупрежден первым криком, этот хриплый вопль был невыносим. И на этот раз перед ним мелькнуло изображение Дори, неестественно стоящее в пустоте, в десяти метрах от земли.
Наконец Роджер вспомнил о наставлениях. Он повернулся к далекому куполу, сложил за спиной крылья и заговорил, четко выговаривая:
— Дон! Брэд! У меня какие-то неполадки. Я получаю сигнал, но не могу разобрать.
Ответа не было. Он ждал, но в голове не было ничего, кроме собственных мыслей и путаного шороха помех.
— РОДЖЕР!
Это снова была Дори, в десять раз больше, чем настоящая, она нависала над ним, с лицом, искаженным страхом и яростью. Она словно собиралась нагнуться к нему, потом изображение странно выгнулось в сторону, как картинка в отключаемом телевизоре, и исчезло.
Роджер почувствовал какую-то странную боль, попытался отогнать ее, приняв за страх, и сообразил, что это холод. Действительно, происходило что-то серьезное.
— Помогите! — заорал он. — Дон! У меня беда! На помощь!
Темные очертания гор вдалеке медленно задрожали. Он поднял голову. Звезды над головой плавились и стекали вниз.
Дону Кайману снился сон. Он с сестрой Клотильдой сидели на молитвенных подушечках у водопада и ели бисквиты. Домашние бисквиты, и макали их в горячий шоколад. Клотильда пыталась о чем-то его предупредить.
— Нас выгонят, — сказала она, отрезав квадратик бисквита и наколов его серебряной вилочкой с двумя зубчиками.
— Потому что у тебя три по гомилетике, — и окунула бисквит в медную мисочку с шоколадом, стоящую на спиртовке.
— И тебе необходимо, просто необходимо проснуться…
Он проснулся.
К нему наклонился Брэд.
— Собирайся, Дон. Нам надо ехать.
— Что стряслось? — здоровой рукой Кайман натянул на голову спальный мешок.
— Я не могу дозваться Роджера. Он не отвечает. Я послал по радио экстренный сигнал вызова, и кажется, что-то услышал, но очень слабо. Либо он вне видимости, либо его передатчик не работает.
Кайман вылез из мешка и сел. В первые моменты после пробуждения рука болела сильнее всего. И сейчас она болела. Он заставил себя не думать об этом.
— Ты засек координаты?
— Только трехчасовой давности. Я не смог взять пеленг на последний контакт.
— Он не мог уйти далеко в стороны.
Кайман уже натягивал штанины скафандра. Дальше будет самая трудная часть — просовывать сломанное предплечье в рукав. Они немного растянули рукав, залатав начавшую было расходиться ткань, но даже так он еле-еле вставлял руку. И это в обычных условиях. А сейчас, в спешке, это и вовсе сводило с ума.
Брэд был уже в скафандре и торопливо бросал в сумку инструменты.
— Думаешь, потребуется выполнять операцию на месте? — спросил Кайман.
Брэд скорчил рожу и продолжал собираться.
— Я не знаю, что может понадобиться. На улице ночь, а он на высоте минимум пятьсот метров. Очень холодно.
Кайман умолк. К тому времени, как он застегнул скафандр, Брэд уже давно ждал снаружи посадочного модуля, за рулем вездехода. Кайман с трудом вскарабкался в кресло, и не успел даже пристегнуться, как они сорвались с места. Он еле успел упереться ногами и негнущейся рукой, и торопливо застегнул привязные ремни здоровой.
— Сколько до него, по-твоему?
— Он где-то в горах, — грохнул над ухом голос Брэда. Кайман поморщился и уменьшил громкость.
— Часах в двух? — на ходу прикинул он.
— Может быть, если только уже повернул обратно. Если он не может двигаться, или блуждает в том районе, нам придется искать его радиопеленгатором, — голос неожиданно умолк.
— Низкая температура не должна ему повредить, — вновь заговорил Брэд, помолчав с минуту. — Но я не знаю. Я не знаю, что с ним могло случиться.
Кайман уставился вперед. Кроме ярких пятен от фар вездехода, не было видно абсолютно ничего, разве что звездный небосклон на линии горизонта обрывался, как зубчатый край салфетки. Там была горная гряда. Кайман знал, что Брэд использует эту гряду, как компас, и правит на седловину между двойной вершиной на севере и очень высокой вершиной к югу. Над высокой горой висел яркий Альдебаран, хорошее подспорье для ориентации, пока он не зайдет, через час или около того.
Кайман включил направленную антенну вездехода.
— Роджер! — заговорил он громко, хотя знал, что разницы это не сыграет. — Ты меня слышишь? Мы едем тебе навстречу.
Ответа не было. Кайман откинулся в вогнутом кресле, пытаясь хоть как-то ослабить выматывающую тряску вездехода. Даже на равнине, где они неслись на плетеных проволочных колесах по относительно ровной поверхности, трясло немилосердно. Когда же они стали подниматься и включили «паучьи лапы», Кайман подумал, что если его и не вышвырнет, то уж стошнит точно. Пляшущее впереди пятно света выхватывало из темноты то песчаную дюну, то скальные обнажения, иногда отраженный свет вспыхивал на гранях кристалла.
