– Я ведь могу отказаться? – спросил Эд, провожая взглядом удаляющуюся воительницу.
– Отказаться? От чего?
– Вот от нее, – кивнул он в спину Берте. – От ее участия в поединке.
– Зачем? – удивилась девушка.
– Не хочу, чтобы она билась за меня. Сам справлюсь.
– Не можешь, – покачала головой оруженосец. – Она оставила кортик и расписалась в книге учета, теперь только космос может решить ее судьбу. Ну, или сэр Томас – судья. Но без обид: выбирая поединщика из вас двоих, маркиз однозначно предпочтет Берту.
– А если мы ее подпись… того? – сделал Эд красноречивый жест рукой.
– Зачем?! – повторила Алекса, повысив голос. – Счастья своего не понимаешь? Берта может – реально может! – выиграть нам судебный поединок!
– Ты вроде говорила, что и у меня есть шансы.
– Ты издеваешься, или в самом деле не видишь разницы?
– Да все я вижу… – вздохнул Эд. – Вот только…
– Что только?
– Да нет, ничего…
* * *
В отличие от дня суда сегодня церемониальный зал герцогского дворца был заполнен публикой едва на треть. По указанию сэра Донована Эд занял место в первом ряду, среди прочих кандидатов в поединщики. Соседом его по скамье оказался лысый, как коленка, рыцарь лет тридцати в дорогом зеленом бархатном плаще, то и дело с нескрываемым интересом искоса поглядывающий на Эда. Берта, на радость юноше, уселась где-то на противоположном конце.
Добровольцев со стороны обвинения в итоге набралось более двадцати, однако многие из них, как считала Алекса, подали заявку лишь для вида, твердо уверенные, что в бой их не пошлют, предпочтя более опытных и заслуженных кандидатов. Зато потом за кубком вина в компании дружков, а то и прекрасной дамы, всегда можно будет как бы невзначай упомянуть: «Смертный бой? Да, как-то и я вонзил кортик перед щитом обвинения. Дело об убийстве графа Штерна, помните? Перст судьи указал тогда на другого бойца, что ж, его воля…»
Со стороны защиты, кроме него самого и Большой Берты, не было никого.
– Именем Его Светлости герцога Флоренци! – объявил распорядитель о начале заседания, и Эд весь обратился в слух.
– Дело по обвинению сэра Эдуарда Драконья Кровь в убийстве сэра Станислава, графа Штерна, переходит в стадию судебного поединка, – пробубнил судья. – Рассмотрев поданные заявки, суд постановляет: бойцом со стороны обвинения выступит сэр Ингвар, барон Лазовский…
Лысый рыцарь рядом с Эдом ударил себя кулаком по колену, демонстрируя огорчение.
– …Бойцом со стороны защиты выступит леди Берта Большая, – закончил между тем маркиз, и Эд, наконец, позволил себе выдохнуть. – Поединок состоится завтра на рассвете и пройдет по правилам согласно статуту справедливости Альберта Светлого. Вопрос о допуске праздной публики суд оставляет на усмотрение планетарной администрации. До определения его участи в результате поединка обвиняемый сэр Эдуард Драконья Кровь остается под надзором стражи. Заседание закрыто!
Выбравшись из кресла, маркиз коротко кивнул поднявшимся на ноги зрителям и с важным видом человека, честно исполнившего долг, удалился.
* * *
– А вот интересно, – негромко проговорил Эд, – если бы не нашлось ни одного желающего биться на стороне обвинения, они бы меня просто оправдали, без поединка?
– Тогда на ристалище вышел бы сэр Донован, – ответила Алекса.
– А если бы и он отказался?
– Он бы не отказался. Не имел права.
– А, понятно… – Эд вспомнил первые минуты возле палатки, когда перед щитом бородача еще не успело вонзиться ни одного кортика. Зря, значит, он тогда надеялся… – А если сегодня Берта проиграет, – задал он новый вопрос, – меня вновь арестуют и казнят?
– Естественно, – кивнула Алекса. – Только Берта не проиграет, – поспешно добавила она. – Сэр Ингвар, может быть, и неплох на турнирах – здесь, на Флоре, едва не дошел до финала, – но в смертном бою никогда раньше не участвовал, а у нашего бойца только за время последних разбойничьих налетов на Кар – три личные победы, не считая групповых.
– Что ж, это обнадеживает…
Ради единственного поединка трибуны возводить не стали, расставили скамьи (похоже, те самые, из церемониального зала) прямо на пустыре. Зрителей было немного: праздную публику все-таки решили не пускать, но рыцарям и их оруженосцам препятствий в проходе не чинили. Среди явившихся посмотреть поединок был и сэр Тристан. Эд приметил его еще издали, но не стал привлекать внимание – боялся, что тот не захочет иметь дело с обвиняемым в преступлении, – однако Северный Ветер подошел сам, тепло поприветствовав приятеля и даже кивнув Алексе.
– Планирую в очередной раз на вас разбогатеть, мой друг! – заговорщически поведал он после всех положенных по протокол у словесных реверансов. – На победу бойца защиты букмекеры дают коэффициент полтора к одному. Но я успел сделать свою ставку, когда еще не были известны поединщики, тогда их принимали из расчета восемь к одному! Весьма удачно, вы не находите?
– Да уж, – вежливо кивнул Эд. – Простите, сэр, сколько, вы говорите, коэффициент на победу защиты? – переспросил он.
– Полтора к одному.
– А на обвинение?
– Три к одному. Только все равно почти никто не ставит.
– То есть шансы защиты на победу оцениваются выше? – просиял Эд.
– Значительно, мой друг! – заверил сэр Тристан, хлопая его по плечу. – Значительно выше!
– На ристалище приглашаются благородные рыцари боец со стороны обвинения: сэр Ингвар, барон Лазовский, боец со стороны защиты: леди Берта Большая! – объявил тем временем герольд.
Эд задрал голову: на расцвеченном разноцветными пылающими линиями разметки небосводе с противоположных сторон появились два «седла». Совершив положенный круг над зрителями, они остановились каждое возле своих стартовых ворот: боец обвинения – слева, у желтых, Берта – справа, у синих.
Над скамьями повисла гробовая тишина, что до Эда, то у него, кажется, даже сердце перестало стучать.
– Благородные рыцари сэр Ингвар, барон Лазовский, леди Берта Большая, проявите свою доблесть – и да рассудит вас космос! – провозгласил герольд.
Сверкнула сигнальная вспышка, и ворота распахнулись, пропуская «седла» на ристалище.
Не мудрствуя лукаво, Берта сразу же бросила свою машину вперед. Сэр Ингвар заскользил в сторону, держась границы рабочей зоны и обходя противника с фланга.
– Э, я что-то не понял, кто у нас тут турнирный рыцарь, а кто боевой? – вырвалось у Эда, подсознательно ожидавшего от поединщиков скорее противоположной тактики.
Алекса лишь отмахнулась.
