– Ты в самом деле так думаешь? – похоже было, что мачеха искренне удивлена. – Тогда воистину хаос помутил мой разум, когда я впервые решила привлечь тебя к своим делам! Уверена, сэр Донован все прекрасно понял. Просто, на твое счастье, в сложившейся ситуации поединок – лучший выход для всех. Исход его очевиден: в реальном бою наш сэр Эдуард не продержится и десяти секунд, а никто на Флоре в здравом уме не выйдет на поединок вместо него. Приговор космоса заведомо справедливый и беспристрастный. В выигрыше сам сэр Донован, расследование которого зияет дырами, как хороший ругский сыр, в выигрыше – герцог Флоренци, суд которого никто не сможет обвинить в предвзятости, в выигрыше даже несчастный сэр Эдуард, получивший три лишних дня жизни и почетную смерть вместо унизительной казни. Так что не случись твоего неуклюжего вмешательства, держу пари, сэр Донован и сам ненавязчиво намекнул бы арестанту, что неплохо было бы потребовать судебного поединка. Есть, правда, один нюанс, который он, похоже, не учел, ну да это уже его проблема…
Пристыженная, Александра молчала.
– Ну и напоследок – еще одно, – проговорила между тем графиня. – Стихи слабые. Рифмы бедные и банальные, что ни строфа, то до дыр заезженный штамп, пафос ради пафоса – одно поименование хаоса адом чего стоит! – стиль произвольно скачет от низкого к высокому и обратно! И пусть оригиналы Аполлона Старого – а это же под него стилизация? – нередко грешат всем тем же самым, но, по прошествии добрых пяти веков развития изящной словесности, такое оправдание годится лишь для законченных бездарей!
Вот тут, пожалуй, Александра нашла бы, что возразить! Стилизация – на то она и стилизация, чтобы не выделяться на фоне оригинала! Да и попробуй избежать штампов, когда у тебя жестко заданы начальные буквы строк! Девушка даже набрала в легкие воздуха, намереваясь высказаться, но графиня уже отступила во тьму кабинки, и в следующий миг потайная дверца закрылась, отрезав мачеху от Александры.
* * *
– Такое чувство, что с этим поединком, разорви его драконья стая, я собственными руками вырыл себе могилу, – со вздохом проговорил Эдуард. – Вот скажи, почему нельзя было просто положиться на решение судьи?
– Потому что оно было предопределено, – терпеливо разъяснила Александра.
– Да? И какое же оно было бы?
– «Повинен смерти», естественно, – развела руками девушка.
– Что, правда? А мне вот показалось, что сэр Донован мне даже отчасти сочувствует. Да и Его Сиятельство маркиз, судья, не выказывал явной неприязни…
– Тебе показалось, – заверила Александра. – Был шанс, что дело ограничится пожизненным заключением в тюрьме, поэтому я и тянула до последнего. Когда сомнений не осталось, подала сигнал.
– Ну, тебе виднее, конечно, – в голосе рыцаря, впрочем, еще присутствовала нотка неуверенности. – Я, кстати, только в самый последний момент разгадал этот твой шифр. Ну и намудрила же ты с этими стихами! А что, если бы я так и не догадался?
– Тогда сегодня утром на площади перед дворцом тебе прилюдно отрубили бы голову.
– Бр-р! – поежился юноша. – И ты так спокойно об этом говоришь?!
– Ну, ты же все-таки прочел мое послание…
– И что я в итоге выиграл?
– Честно? Если не произойдет чуда, три дня.
– Не много…
– Лучше, чем ничего.
– Это да… – на удивление легко согласился Эдуард. – Три дня на воле, – он покосился на маячившую в отдалении стражу. – Ну, почти на воле. Знаешь, может быть, это даже лучше, чем провести остаток жизни в тюрьме. Я испробовал, каково оно там, и знаешь, мне не понравилось. Совсем. Тут по крайней мере я умру рыцарем.
– Из тюрьмы, бывает, выходят, – покачала головой Александра. – В силу помилования, амнистии… Ну, или бегут – тоже иногда случается. А из хаоса возврата нет, кем бы ты туда ни попал, что рыцарем, что торговцем, что простым крестьянином.
– А отсюда? – понизив голос до шепота, хотя кругом на добрую сотню ярдов не было ни души, спросил юноша.
– Что – отсюда?
– Отсюда нельзя бежать?
– Увы, – покачала головой она. – Площадка охраняется, сам видишь. Ночью стража утраивается – мышь не проскочит. «Седло» заперто в ангаре и также под надежной охраной. На станции все пассажиры, желающие нанять карету, тщательно проверяются, багаж досматривается. В общем, даже если как-то исхитриться ускользнуть из лагеря, с Флоры улететь не удастся. Пересидеть на планете – тоже не вариант. Первый же встречный местный житель тут же сдаст тебя властям – даже не награды ради, а из одного лишь страха быть наказанным за укрывательство беглого преступника. Ну и ради награды тоже, конечно. А она будет назначена сразу, не сомневайся. Будь у нас в запасе надежная явка да пара верных людей – ладно, пара, один хотя бы – еще можно было бы строить какие-то дерзкие планы. Но мы здесь одни, и помогать нам никто не станет.
– Я смотрю, ты эту мысль уже обдумывала, – хмыкнул Эдуард.
– Первым делом, – не стала отрицать Александра. – А как же иначе? И на станции побывала, и у ангара, и за сменой стражи проследила. Бежать до поединка – шансов нет.
– Иногда ты меня просто пугаешь, – заметил юноша.
– Я сама себя иногда пугаю…
Разговор свой они вели, сидя на пороге палатки, установленной на пустыре, образовавшемся на месте разобранных трибун. Напротив, ярдах в тридцати, стояла еще одна точно такая же. Полог ее был задернут и загорожен треугольным деревянным щитом с изображением черно-серой птицы, несущей в клюве ветвь цветущей сирени, – гербом сэра Донована. Сам бородач отсутствовал, но в землю перед его щитом было воткнуто с дюжину рыцарских кортиков – таким образом бойцы заявляли о своем желании выступить в судебном поединке на стороне обвинения (кстати, один из тех самых редких случаев, когда рыцарь обнажает личное оружие при посторонних). Самый достойный из них – его выбор совершит маркиз Фру, а если среди претендентов окажется равный ему по положению, то сам герцог – через два дня выйдет на ристалище во имя правосудия.
Возле их с Эдуардом палатки никакого щита, разумеется, не было, вместо него в землю был вбит простой кол. Ни одного кортика, даже самого захудалого, возле него не торчало. Надо отдать ей должное, мачеха в очередной раз оказалась права: ни один рыцарь Флоры не желал вступиться за убийцу графа Штерна.
– А во время поединка? – спросил Эдуард.
– Что во время поединка? – не поняла она.
– Бежать. Ты сказала, до поединка нереально. А во время – реально? Взлететь как бы для боя – и круто вверх, к звездам?
– Самоубийство, – мотнула головой Александра. – Ристалище будет окружено рыцарями герцога, любая попытка выйти за его границы будет пресечена. Уж лучше иметь дело с одним противником, чем с тремя дюжинами, – там хоть какие-то шансы будут.
