Ознакомительная версия.
– Сейчас важны любые мелочи, но если Вам тяжело вспоминать те события, то мы особо усердствовать не будем.
– Я постараюсь помочь, чем смогу.
– Итак, что Вы увидели, когда добрались до транспортера?
– Я увидел человека, который что-то делал возле панели управления.
– Вы узнали его?
– Нет, конечно. Он стоял ко мне спиной.
– Вы разглядели, какой на нем был одет скафандр?
– То есть? – непонимающе нахмурился я.
– Это был костюм, в котором работают наши специалисты, или же земной? – Гобен демонстрировал явное нетерпение. Он торопился привести нашу дискуссию к какой-то определенной точке, вот только к какой именно?
– Не могу сказать. Со спины, да еще увешанные всяким снаряжением, все скафандры выглядят похоже.
– Хорошо, допустим. Что произошло дальше?
– Я подлетел ближе, чтобы выяснить, в чем дело, а потом. по-видимому, когда транспортер пришел в движение, я здорово треснулся головой, потому что следующее, что я помню, это как я лежу ничком на решетке багажной клети, а сверху на меня навалилась перегрузка и кто-то еще.
– Что Вы предприняли?
– А что тут можно предпринять? Просто лежал и ждал, когда закончится разгон.
– А потом?
– Потом был полный сумбур. Вроде бы произошла какая-то потасовка, но ничего конкретного я вспомнить не могу, – я потер лоб, изображая напряженные раздумья, – а в следующий миг я увидел, как Малгер сорвался. Затем меня так хватило о поручень, что разбилось стекло шлема, а дальше я не помню.
– Почему Ваша лебедка оказалась присоединена к скафандру Малгера? – спросил вдруг Гобен.
– Не знаю, – озадаченно протянул я, – быть может, мы страховали друг друга…
– Возможно… как Вы оказались на челноке?
– Помню, как Аннэйв кричал мне: «Прыгай! Прыгай!», но как я очутился у него на борту – и для меня самого загадка.
– И как выглядела бомба, Вы тоже не помните?
– Ну-у-у… я отстегивал ремни, чтобы вынуть что-то из одного из кресел, но подробности теряются в тумане.
– Хм-м, – Гобен недобро прищурился, – какая-то избирательная у Вас память, Вам не кажется?
– Вас бы туда! Дышать одной десятой атмосферы в обнимку с атомной бомбой! – его ехидный тон не на шутку меня разозлил, – посмотрим, что тогда в Вашей памяти отложится.
– Однако доктор Косс говорит, что Вы пережили сильный шок, но признаков сотрясения мозга он у Вас не обнаружил, так что на травматическую амнезию сослаться не получится. В чем же дело? – он развел руками в деланном недоумении, – почему Малгера Фельца Вы узнали, а вот все, что касается диверсанта и самой бомбы, крайне удачно скрыл туман беспамятства?
– Что значит «удачно»? – я выговорил это слово чуть ли по буквам.
– Все это наводит на крайне нехорошие мысли, – Гобен пропустил мой вопрос мимо ушей, – быть может, Вы прекрасно все разглядели, но не хотите, чтобы мы узнали, кто на самом деле стоит за этой провокацией.
– То есть Вы хотите сказать, что я сознательно укрываю убийцу двух моих друзей? С какой радости мне его выгораживать!?
– А с той, что диверсантом был один из Ваших соотечественников!!! – он обличающе ткнул в меня указательным пальцем, и зал одобрительно загудел, а я от такого поворота буквально онемел и не мог выдавить из себя ни единого слова, – вот где кроются причины Вашей странной амнезии! О, да! Вы приложите все мыслимые усилия, лишь бы скрыть истинного виновника трагедии.
– Б… б… бред, – пробормотал я, с трудом поймав свою отвалившуюся челюсть, – зачем, ради всего святого, зачем кому-то из землян взрывать «Ожерелье»? Срывать реализацию проекта, призванного его спасти? Зачем?
– Зачем? – Гобен недобро усмехнулся, – можно, конечно, предположить, что кто-то из вас, наконец, осознал всю глубину падения человечества и сам решил избавить Вселенную от этой заразы, но в подобный сценарий мне верится слабо. Более вероятным представляется, что взрыв организовал кто-то из тех недоумков, что до сих пор считают «Ожерелье» неким спасительным ковчегом для избранных. И они решили уничтожить его, исходя из принципа: «если не мы, то никто».
Он посмотрел на меня, не скрывая огонек торжества в своих глазах. И меня вдруг осенило, я понял, откуда исходили лживые слухи о целях строительства «Ожерелья». Те самые, из-за которых Луцкому пришлось выступить со своей «Новосибирской речью», и из-за которых мы с Кубертом были вынуждены тратить драгоценное время на дурацкие экскурсии. Никаких доказательств, разумеется, у меня не имелось, но взгляд Гобена говорил сам за себя. Они с Малгером и целой группой их сторонников с самого начала тормозили наш проект, делая все возможное, чтобы он не состоялся.
– Абсурд! – я по-прежнему никак не мог прийти в себя, – разрозненные кучки ненормальных никогда не смогли бы провернуть такое! Раздобыть заряд, пройти мимо многоуровневой системы безопасности. это просто невозможно!
– Да ладно Вам! У вас правая рука никогда не ведает, чем занята левая. Дал на лапу там, припугнул тут. все можно сделать, если захотеть.
– Делая столь смелые и категоричные заявления, неплохо бы иметь на руках убедительные доказательства, – мне приходилось прилагать немалые усилия, чтобы контролировать себя и не сорваться на крик, – они у Вас есть?
– Извольте, – мой оппонент откровенно упивался моментом, – все наши специалисты, за исключением Малгера и Куберта вернулись домой с «Ожерелья» в целости и сохранности. Когда была объявлена эвакуация, все они находились на своих рабочих местах, и это можно подтвердить документально. Следовательно, никто из них террористом быт не мог. Еще вопросы?
Вот так. В итоге, желание помочь Кадесте загнало меня в тупик. Теперь понятно, почему она не хотела заранее посвящать меня в подробности предстоящего обсуждения. Хотя еще неизвестно, где бы я оказался, вздумай с самого начала резать правду-матку. Нарвался бы на еще более концентрированную дозу сарказма, и только. Теперь махать кулаками уже поздно, но дискуссию все же следовало привести к логическому завершению. Авось, обойдется малой кровью.
– И что из этого следует? – поинтересовался я, стараясь оставаться невозмутимым. Если бы не разноцветные разводы на моем лице, всем было бы видно, как оно покрылось красными пятнами. А так…
– А следует из этого то, что обеспечение безопасности на объекте не выдерживает никакой критики. Мы не можем позволить себе рисковать жизнями наших сограждан, а потому требуем проведения всестороннего и тщательного расследования всех обстоятельств случившегося. И пока не будут установлены и задержаны все непосредственные виновники трагедии, и также те, при чьем пособничестве либо попустительстве она стала возможной, ни один из наших соотечественников на «Ожерелье» не вернется, – Гобен говорил громко и несколько напыщенно, обращаясь даже не ко мне, а, скорее, к залу, – и пусть для вашего изнеженного слуха это звучит дико и кровожадно, но да, нам нужны головы тех, кто в ответе за смерть наших коллег и друзей. А до тех пор мы замораживаем любые контакты с Землей.
Зал одобрительно загудел, и даже раздалось несколько неуверенных хлопков. И вдруг, словно этот звук что-то перетряхнул в моей гудящей голове, мне все стало предельно ясно. То, что еще пару минут назад повергло меня в шок, будучи помещенным в правильный контекст, оказалось совершенно очевидным и логичным. Просто раньше я смотрел на вещи в другой системе координат, со своей собственной колокольни, но, перебравшись на колокольню своего оппонента, я прозрел.
Весь этот спектакль, невольным участником которого я оказался, это шоу с драматическими разоблачениями и срыванием покровов ни в коей мере не было нацелено на поиск истины. Оно предназначалось исключительно для внутреннего употребления и служило одной– единственной цели – повышению авторитета Карла Гобена в глазах его сограждан. Ведь грамотный политик использует любой, абсолютно любой повод для своей популяризации, будь то даже жуткая катастрофа с многочисленными жертвами. На этой кухне сгодится все. Тем более сейчас, когда действующий председатель, Оскар Фельц, выпал из обоймы.
И здесь, где все вращалось вокруг Гобена и его интересов, такие далекие Земля, «Ожерелье» и восемь с гаком миллиардов человек, ожидающих не то смерти, не то спасения, превращались в некую абстракцию, всего лишь фон для разыгрываемого представления. В этой системе отсчета мнение нескольких тысяч обитателей «Ньютона» многократно перевешивало жизни миллиардов на другой чаше весов.
Знаете, меня данное обстоятельство ничуть не удивило. Скорее рассмешило. Мне ведь все эти гримасы борьбы за власть были прекрасно знакомы. За прошедший год я вдоволь насмотрелся на подобное.
Даже оказавшись в идущей ко дну лодке, земные политиканы продолжали грызться за власть, стараясь любой ценой урвать еще хотя бы малюсенький ее кусочек, хоть на миллиметр, но подняться над окружающими, продемонстрировать им свое превосходство. Как будто высокопоставленные утопленники чем-то отличаются от обычных. Ну а когда дело дошло до строительства «Ожерелья», и всем им так или иначе пришлось трясти мошной, тут уж начались такие торги… Иногда это выглядело совершенно абсурдно, словно зайцы, сгрудившиеся на окруженном водой пне, надменно указывают подплывшему к ним Деду Мазаю на его место.
Ознакомительная версия.
