– Тогда давайте поскорее протрем глаза, – сказал Флинкс, ухмыляясь собственной шутке. – Будем смотреть в оба, вдруг заметим что-нибудь движущееся и светящееся.
Так они и сидели, замерев на своих местах и вглядываясь в темноту. Постепенно их глаза начали привыкать к темноте, а иначе им было бы просто не рассмотреть едва заметные светлые пятна, которые начали проникать в подземелье. К сожалению, все они были крылатыми млекопитающими. Поймать их было невозможно, но, по крайней мере, попавшая в западню троица нашла себе занятие. Создания размером в четверть метра носились взад и вперед среди сталактитов, время от времени резко срываясь вниз. На нижней стороне их крыльев то и дело мелькал треугольный узор, по которому они и узнавали друг друга.
Теперь в пещере стоял, можно сказать, настоящий гам. Постепенно из укрытий появлялись все новые представители фотофауны.
– Они попрятались, испугавшись наших ламп, голосов, шагов, а теперь заново занимают свое пространство, – прошептала Клэрити. – Все это время они сидели притаившись вокруг нас, наблюдали за нами в ожидании своего часа.
Пока она говорила, одно из крылатых существ камнем упало вниз. Несколько секунд он судорожно хлопал крыльями на полу, поблескивая светящимися узорами, после чего, не совершив ни единого взмаха, полетел прямиком на Флинкса.
Клэрити и Совелману были совершенно сбиты с толку, но Флинкс только улыбнулся.
– Это Пип охотится. Что бы ни случилось с нами, летучие змеи здесь с голоду не умрут. Зрение у нее ничуть не лучше нашего, но она вполне способна преследовать светящиеся цели.
Было слышно, как мамаша с сыном шумно рвут на куски свою жертву. Для них, привыкших заглатывать пищу целиком, терзать добычу было в новинку, но ведь минидраги не были змеями в прямом смысле слова. У них имелись небольшие зубы, при помощи которых они могли пережевывать куски пищи. В конце концов пища крупных размеров была лучше, чем никакая.
У Флинкса немного отлегло от души, когда он убедился, что его давнишняя подруга переживет его, по крайней мере, пока здесь водятся эти крылатые твари.
– Будь у нас достаточно света и чье-нибудь эмоциональное присутствие поблизости, Пип наверняка бы вывела нас отсюда. Ведь нельзя сказать, что у нас абсолютно безвыходное положение. Кажется, я иногда забываю, что она нечто большее, чем ручной зверь.
Неожиданно он весь напрягся. Клэрити тотчас почувствовала это.
– Что случилось? Что-нибудь не так?
– Здесь поблизости кто-то есть. Нет, не мелкая живность. Нечто гораздо большее.
– Мегалап, – в страхе прошептала Клэрити.
– Нет, что-то другое, не мегалап.
– Но я ничего не слышу.
– И я тоже, – произнес Совелману, тараща огромные фасеточные глаза. – Откуда вам известно, мой юный человеческий друг, что здесь поблизости кто-то есть?
Флинкс заколебался, а затем пожал плечами. В конце концов, если им суждено здесь всем вместе погибнуть, какая разница, узнают они о его способностях или нет.
– Потому что я чувствую их присутствие.
– Ничего не понимаю, – сказала Клэрити. – Что здесь можно почувствовать?
– Я не имею в виду, что их можно ощупать.
– Молодой человек, вы что-то от нас утаиваете. Флинкс повернулся в темноте на голос транкса.
– Моя питомица – аляспинский летучий змей. Они телепаты на эмоциональном уровне и способны иногда устанавливать с человеком прочную эмоциональную связь. В любом случае это двухсторонняя связь. Видите ли, я тоже телепат на эмоциональном уровне.
Клэрити заерзала на месте, но из-за страха перед темнотой не стала отодвигаться прочь.
– То есть, ты хочешь сказать, что умеешь читать эмоции других точно так же, как и летучие змеи?
Флинкс кивнул, но сообразил, что ей не виден его кивок и подтвердил его голосом.
– Так значит все это время, пока мы вместе, тебе было известно, что я... чувствую? – спросила она.
– Нет, не всегда. Это не постоянная способность. Она то возникает, то пропадает без всяких на то причин, но всегда проявляется сильнее, если Пип где-то поблизости. Мне кажется, Пип для меня что-то вроде усилителя или, скажем, лупы.
– Мне доводилось слышать об эмпатических телепатах с Аляспина. – Флинкс ощущал, как Совелману во мраке предается размышлениям. – Но я ни разу не слыхал, чтобы они фокусировали свой дар на другом существе.
– Это потому, что, насколько мне известно, таких как я больше нет, – натянуто отозвался Флинкс. – Ты уж извини, Клэрити. Мне казалось, будет лучше, если все останется в секрете. Я тебе говорил, что я не такой, как все. Теперь ты знаешь, почему.
– Все нормально, – еле слышно отозвалась Клэрити. – Если тебе действительно известно, что у меня на душе, ты должен знать, что все в порядке.
– Уму непостижимо! – пробормотал Совелману.
– До сих пор телепатия считалась чем-то вроде суеверия или же просто бреднями.
– Но это не настоящая телепатия, – пробормотал Флинкс. – Связь устанавливается исключительно на эмоциональном уровне.
– Значит, ты способен читать эмоции, – бесстрастно произнесла Клэрити. – А ты не можешь уловить присутствие мегалапа или фотоморфа?
– Нет. На меня влияет присутствие исключительно разумного существа.
– В таком случае, твой талант сыграл с тобой злую шутку, – с убежденностью проговорил Совелману. – На Длинном Тоннеле нет разумных существ.
– Что ж, я говорю, что там кто-то есть, и эмоционально это куда более сложные создания, чем летучий змей.
– Уж нам ли не знать? – терпеливо возразила Клэрити. – Здесь нет разумных форм. С точки зрения разума этот мир пуст.
Флинксу было трудно вести одновременно разговоры и поиски.
– А если эти существа не желали выдавать свое присутствие? Вы же сами говорили, что колония слишком мала и все исследования были сосредоточены на небольшом участке вокруг порта.
– Но как может разумная раса существовать в абсолютной темноте?
– Не сомневаюсь, Клэрити, что они сочтут твое замечание интересным.
– А как выглядят твои разумные существа? – скептически спросил транкс-геолог.
– Откуда мне знать? Я же их не вижу. У меня в мозгу нет их изображения. Это только ощущение.
– И что же ты ощущаешь?
– Любопытство, Миролюбие. Причем неведомой мне ранее интенсивности. Но, пожалуй, самое главное – это то, чего я не чувствую.
– Ничего не понимаю, – заявила Клэрити.
– Ни гнева, ни враждебности, ни злобы.
– Но это уже много, если читать одни эмоции.
– У меня за спиной долгие годы практики. Эмоции не обязательно всегда очевидны. Очень часто тончайшие оттенки могут поведать гораздо больше. Сейчас вокруг нас собрались десятки этих неведомых нам существ.
