— Понятно, — выдавил Бык сквозь ком в горле в надежде, что врач замолчит, но ее уже понесло.
— Если нам удастся стабилизировать состояние, снять давление и поместить вас хотя бы в треть g, есть надежда возвратить по крайней мере часть функций.
— Ладно, — сказал Бык. Фон из попискивания аппаратуры и гудения аварийных воздуховодов заполнил паузу как тишина. — Что вы рекомендуете?
— Медикаментозную кому, — без запинки отозвалась врач. — Замедлим все процессы, стабилизируем состояние, пока не появится возможность эвакуации.
Бык зажмурился, выдавливая слезы между веками. Достаточно было только сказать «да» — и все проблемы перейдут к кому-то другому. Все исчезнет, а когда он очнется, тело уже будет восстанавливаться под привычной тягой. Или он вовсе не проснется. Молчание затянулось. Бык вспоминал, как ходил по остаткам солнечных батарей. Как лазал по ним. Как зажимал коленями керамическую балку, пока напарник срезал ее. Он вспоминал женщину со станции Тихо, как ощущал ее тело рядом со своим. Все могло вернуться. Хотя бы отчасти. Это не навсегда.
— Спасибо за рекомендации, — сказал он. — Сэм, рапорт о повреждениях.
— Бык, не надо, — сказала Сэм. — Знаешь, что бывает, когда у меня ошибка в сети? Я ее выжигаю и наращиваю заново. А это же биология. Из тебя нельзя просто выдернуть провода и перезагрузить с нуля. Не строй из себя героя.
— А я строю? — спросил Бык, и голос прозвучал почти естественно.
— Я не шучу, — упиралась Сэм. — Плевать мне, что ты там обещал Фреду Джонсону и каким крутым себя воображаешь. Веди себя как большой мальчик, принимай лекарства и поправляйся! Дошло?
Она чуть не плакала, лицо ее потемнело. Наверняка кто-то из ее команды погиб. Кто-то, кого она знала много лет. Может, всю жизнь. С кем работала изо дня в день. С нечеловеческой ясностью Бык ощутил ее горе и отозвался на него. Теперь так с каждым. Каждый выживший на каждом корабле видел смерть или раны дорогих ему людей. А с горя люди совершают поступки, каких не совершили бы в трезвом уме.
— Подумай, в каком мы положении, Сэм, — мягко заговорил он. — Вспомни, что мы здесь делаем. Кое-что уже никогда не придет в норму. — Сэм утерла глаза рукавом, а Бык повернулся к врачу. — Я уважаю ваше профессиональное мнение, но принять совет пока не могу. Мы вернемся к нему, когда корабль и команда будут вне опасности, а до тех пор для меня важнее оставаться на посту. Вы можете поддержать меня в сознании?
— Какое-то время могу, — признала врач, — но за это еще придется расплачиваться.
— Спасибо, — проговорил Бык голосом, мягким и теплым, как фланелька. — А теперь, старший механик Розенберг, приступайте к рапорту о повреждениях!
Ничего хорошего он не услышал. Единственное, чем можно было утешаться, выслушав рапорт Сэм, проконсультировавшись с врачами и с остатками службы безопасности, — это что «Бегемот» выстоял в бурю лучше других кораблей. Система жизнеобеспечения, да и вся конструкция корабля поколений были рассчитаны на долгий износ, а в момент, когда правила переменились, «Бегемот» шел на одной десятой прежнего максимума.
Резкое торможение захватило все корабли одновременно, за каких-то пять секунд снизив прежнюю скорость до почти неуловимого дрейфа в сторону центральной сферы. Произойди это мгновенно, не выжил бы никто. Даже при растянутом торможении многие оказались на грани смерти. Тем, кто спал или работал в амортизаторах, повезло больше. Все, кого торможение застало в коридорах или с грушей кофе в руках, погибли сразу. Насчитали две сотни мертвых и вдвое больше раненых. Три марсианских корабля, двигавшихся заметно быстрее «Бегемота», вообще не отвечали на вызовы, а прочие сообщали о тяжелых потерях. Большие земные корабли пострадали немногим меньше.
Хуже того: радио- и лазерные сигналы, доходившие сквозь Кольцо от оставшейся позади флотилии, жестоко искажались, расшифровать их было практически невозможно. Не то чтобы это так уж много значило. Медленная зона — черт, и к нему привязалось холденовское выражение! — всеми средствами напоминала, как огромны ее расстояния. На доступных им отныне скоростях путь к Кольцу занял бы не меньше времени, чем путь от него до Пояса. Месяцы, причем в челноках, поскольку все корабли оказались захвачены. Тем, кто выжил, приходилось рассчитывать только на себя.
Хватка Станции затягивала их на орбиту вокруг сияющей голубой сферы, и все усилия двигателей не помогали отклониться от навязанного маршрута. Им не давали ни разогнаться, ни остановиться. Тяга не действовала, и невесомость осложняла лечение пострадавших. Линии проводки «Бегемота», уже ослабленные и залатанные на скорую руку после пуска торпеды, давали отказ за отказом. Бригада Сэм металась по кораблю, меняя предохранители и добавляя новые заплаты. Один из земных кораблей из-за аварии в реакторе остался на одних аккумуляторах, другой пытался восстановить поврежденную систему регенерации воздуха. Что бы ни творилось на марсианских кораблях, командование марсиан не делилось новостями.
После боя такое считалось бы за унизительное поражение. А ведь на них никто не нападал.
— И как бы вы это назвали? — язвительно осведомилась Па с экрана ручного терминала. Она выжила, как и Ашфорд.
— Если бы такое устроил я, назвал бы «оборонительными мерами», — объяснил Бык. — Засранец, простреливший Кольцо, что-то в нем повредил, и оно закрылось. Установило запрет на превышение скорости. Потом на Станцию явились Холден с десантниками, и там что-то произошло. То, что управляет Станцией, вроде как дернулось, и эта штука заперлась еще глубже. Я не понимаю, как оно такое проделывает, но логике меня обучали. Оно предоставило нам свободу, насколько было возможно, но чем сильнее мы брыкаемся, тем больше затягиваем петлю.
— Так. — Па пригладила волосы ладонью. Она выглядела усталой. — Я вас поняла. Значит, пока мы ему не угрожаем, хуже не будет.
— Разве что только кто-нибудь натворит дел, — кивнул Бык. — Представьте себе какого-нибудь олуха-марсианина, потерявшего всех друзей. Если он задумает взять под мышку ядерный заряд, пешком дойти с ним до Станции и рвануть там — вот тогда будет хуже.
— Ясно.
— Надо, чтобы все действовали заодно, — продолжал Бык. — Земля, Марс, мы. Все. Потому что я в таком положении от защитных мер переходил бы к активной обороне, к стрельбе. Нам ни к чему, чтобы та штуковина следовала по тому же…
— Я сказала: «Ясно», мистер Бака, — рявкнула Па. — Это значит, что я поняла вашу мысль. Можете ее не развивать. Потому что без чего я сейчас точно обойдусь, так это без самоуверенного самца, толкующего, как высоки ставки и как я рискую напортачить. Я вас поняла. Благодарю!
