А уж сколько всего он сумел узнать, когда я жила в Нищем квартале и, как и все попрошайки, собирала сплетни и слухи для Старшого… граф Маркель Огастин, должно быть, безумно ценил своего неописуемо осведомленного советника!
А советник исхитрился еще и заметить дар епископа Армана и склонить его к сотрудничеству — если не шантажом, то хоть обещанием помочь справиться с силой. А с таким подспорьем, как один из сильнейших поющих во всем графстве, можно было не только наладить торговлю живым товаром с перевалочным пунктом на закрытой Тангарре, но еще и потихоньку начать подыскивать покровителей в Альянсе.
Когда я сумела выбраться на Ирейю и попасть в штаб-квартиру Магического Противодействия, Тегиль Айвенна, должно быть, свихнулся от счастья. Доступ к информации о членах королевской семьи открывал перспективы, о которых обычный профессор и мечтать не смел. Уж с такой-то добычей можно было прийти к тем, у кого действительно было право карать и миловать, — и добиться возможности вернуться в Альянс победителем.
Только вот увидев меня снова на Тангарре сразу после похищения леди Эмори, Тегиль решил, что где-то прокололся… и, открыв охоту на «ведьм», прокололся на самом деле.
- Похоже, все складывается, — не очень уверенно произнесла я и слегка ссутулилась. Знать бы еще, как доказать такие нюансы! — Мне одно неясно. Кто все-таки заказал похищение леди Эмори? Вы не говорили, что из-за проклятия пострадал кто-то из высокопоставленных иринейских семей, да и в новостях говорят только о пропавшем после, а он все-таки не того полета птица… что?
Рэвен смотрел на меня как-то сочувственно-покровительственно, как на наивную младшую сестренку, которой сейчас придется снять розовые очки.
- То есть о том, что он — бастард принца Роланда, ты не знала?
Я откинулась на спинку дивана и зажала пальцами переносицу, словно мечтала удержать розовые очки на месте. Увы, было поздновато.
- Кто ж их считал, бастардов принца Роланда, — жалобно вздохнула я. — Их же больше, чем официальных наследников!
Но в схему это как раз укладывалось идеально. Реально влиятельные иринейские семьи вряд ли рискнули бы настолько крупно — за их матримониальными планами пристально следит вся планета. С другой стороны, бастард, который доказал свою лояльность, но так и не сумел приблизиться к отцу, вполне мог пойти на такой шаг — уже ради своих детей.
- Неудобное какое-то вышло проклятие. Вроде и все виновные наказаны, но к делу-то это не пришьешь! То есть, я хотела сказать… — оказавшись под перекрестьем взглядов власть имущих да приближенных (а главное, родственников и коллег Ее Высочества Веги), я смутилась и замолчала.
- Проклятия срабатывают, только если сказаны в сердцах, — заметила леди Гвириль после паузы. — А почему его нельзя пришить к делу?
Теперь под прицелом взглядов оказалась она — но ее это, что характерно, ничуть не смутило.
- Тонкости ирейского законодательства, — все-таки ответил ей Рэвен. — Проклятие не может считаться доказательством в суде. Мало ли, вдруг оно несправедливо или непрофессионально…
- На Хелле в таком случае устраивают разбирательство в два этапа, — пожала плечами леди Гвириль. — Сначала суд рассматривает проклятие, изучает формулировку и результат срабатывания, назначает штраф магу и переходит собственно к делу о причине, спровоцировавшей его на проклятие. По-моему, вполне логично. Для того, чтобы проклятие сработало, не обязательно знать виновника в лицо, достаточно искреннего желания отомстить и правильной формулировки с ограничивающим условием. Леди Ариэни ограничила свое проклятие степенью вины, так что на Хелле ее бы оправдали.
- А на Ирейе ее и обвинять никто не станет, — хмыкнул Оберон. — Как и любую мать, чьего ребенка похитили.
Леди Гвириль дернула острым плечом, не желая вступать в сравнительные дискуссии об уголовных кодексах, а Рэвен, помолчав, вдруг предложил:
- Почему бы тебе не потребовать дело в свою юрисдикцию? Главный обвиняемый — гражданин Хеллы, хоть и покойный, и, вдобавок, успел изрядно отличиться и у себя на родине. У тебя есть все основания, чтобы передать расследование Хунте Хеллы. Мы с Обероном могли бы помочь с переводом тангаррских показаний и поспособствовать скорейшей передаче архивных дел.
Последняя фраза прозвучала с какой-то тихой, затаенной надеждой. Не удержавшись, я выразительно заломила бровь — а Рэвен, непробиваемый, беспардонный Рэвен вдруг смутился и покраснел, как мальчишка.
Оберон молча закатил глаза, никак не прокомментировав чаяния и настроения в стане родственников. Я едва сдерживала гнусное и совершенно неуместное хихиканье. Раинер, кажется, был готов сгореть от любопытства, не сходя с места. Рэвен ждал вердикта с таким трепетом и нетерпением, что впору было становиться на одно колено и предлагать прекрасной принцессе ручку и папку с делом.
А леди Гвириль, помедлив, с чрезвычайно серьезным и задумчивым видом кивнула.
Рэвен немедленно заулыбался шире собственной физиономии, и Раинер, не утерпев, все-таки попросил:
- Переведешь?
Кажется, это слово леди Гвириль уже выучила — потому как залилась краской до трогательного одновременно с Рэвеном.
Глава 21. Храмовник и честные намерения
Перевод заставил Раинера надолго замолчать. Кажется, Хелла с ее исторически сложившимися особенностями (в духе магов всех мастей и Темным облаком, которое никого не напрягает) до сих пор не укладывалась у него в голове.
Рэвен воспользовался паузой, чтобы с независимым видом начать обсуждать детали передачи дела в юрисдикцию Хунты Хеллы. Леди Гвириль рассеянно поддакивала: похоже, ее сложившаяся ситуация тоже изрядно смущала. Наследница престола, виконт, только что разорвавший помолвку, его бывшая любовница, храмовник, который не успел сделать ей предложение, и засыпающий на ходу лейтенант, собравшиеся в одном тесном помещении, и так-то воспринимались несколько странно, а уж если добавить сюда симпатию, внезапно вспыхнувшую между принцессой и будущим графом, становилось совсем неловко.
Оберон заметил, что ситуация накаливается, когда я уже не знала, куда девать глаза. Он встрепенулся, пробормотал себе под нос что-то нелестное и повернулся ко мне:
- Давай-ка я верну тебя в госпиталь. Еще рано надолго оставлять тебя без присмотра.
Чувствовала я себя вполне сносно, но все равно с энтузиазмом согласилась, предпочтя уступить место на диванчике Рэвену. В тесноте защищенной комнатушки, битком набитой людьми, открывать портал было чревато, и Оберон решительно распахнул дверь в коридор. Раинер непреклонно последовал за нами.
- Кажется, Рэвен… — неуверенно начала я, плотно закрыв за собой дверь.
- Не кажется, — мрачно перебил Оберон, притормозив с заклинанием. — Он действительно идиот.
- Почему? — опешила я.
Оберон страдальчески поморщился и во избежание долгих разговоров посреди коридора сразу высказался по-тангаррски:
- Гвириль — единственная дочь Владычицы Адрианы. Ее муж неизбежно получит титул принца-консорта и будет вынужден играть роль тени за спиной своей жены. Ни о каких наследниках для графства Гейб речи не пойдет: дети леди Гвириль не смогут надолго покидать Зельтийер из-за фамильного проклятия. А Рэвен… граф Гейб — это фактически наместник на архипелаге. Для него такая партия неприемлема.
Я открыла рот… и закрыла, не найдясь, что сказать.
- Даже если леди Гвириль сама предложит? В качестве упрочнения дружественных связей между планетами, — вдруг предположил Раинер. Последняя фраза звучала чуждо и заученно — будто кто-то подсунул ему черновик речи Его Величества, а храмовник не поленился перевести и вникнуть.
Оберон, уже начавший выплетать портал, снова остановился.
- Тогда Рэвена убьет Аино, потому что следующий по очереди наследник — это я, и мне придется увезти ее в глушь. А она слишком любит свою работу, да и тетушка Вега не слишком-то горит желанием искать ей замену… — Оберон понял, что сболтнул лишнего, и отвернулся.
