«Вот именно… Надо бы попытать сего допросчика на предмет их истории. Этак тысячелетней давности».
«Если они ее помнят…»
«Он странный какой-то этот натуралис, — вмешался Тео. — Говорит глупости, реагирует на все неадекватно».
Я усмехнулся.
«Думаю, он решил то же про тебя».
* * *
На Креонт-альфа мы попали около полутора месяцев назад. Начиналось все вполне заурядно и штатно. Еще на орбите я благополучно связался с местным Высшим Филиппом Коро, и мы приземлились на посадочную площадку неподалеку от его имения. Хозяин встретил нас радушно. Удивляло одно: он жил в доме с единственным слугой. Ни Иных, ни пасси. Но я счел невежливым расспрашивать о его дери.
Слуга тоже был странен.
Мы ужинали на открытой террасе: сам Филипп, я, Сашка и наши пасси. По небу разливался великолепнейший закат. Хозяин рассказывал о планете.
«Замечательное место для творчества. Видите эти облака? Тяжелые лиловые и нежно-сиреневые? Это не облака — это палитра. Смотрите!»
Я не успел возразить. Облака отошли от багрового солнца и выгнулись пышными перьями, как актеры на сцене. И начался завораживающий танец. Алый, золотой, бирюзовый! Небо переливалось и играло, как мыльный пузырь. Облака текли цветными струями, сплетаясь то в чудесный чертог, то в сад, то в корабль. А потом расправили крылья на полнебосвода и рванулись к зениту гигантскими орлами, темнея и исчезая в вечерней синеве.
Только тогда я смог опомниться.
«Прекрати! Со мной пасси!»
Он усмехнулся.
«Целы твои пасси. Ничего им не сделается».
Я взглянул на Тео. Он полулежал в кресле. На губах его блуждала блаженная улыбка. С Денисом творилось примерно то же самое. Сашка пытался привести в себя своих сервентов. И тогда мой взгляд случайно упал на хозяйского слугу. Он стоял неподвижно, уставившись на небо, и улыбался. Нет не блаженно. Просто, идиотски. Сашка первым вспомнил о наших слугах, которых мы по обычаю отослали помогать на кухне.
— Где Алик? — вслух спросил он у слуги Филиппа.
Тот не ответил. Даже не отвлекся от созерцания картины безумствующих небес.
* * *
За дверью завозились. Заскрежетал ключ в замке, и я был вынужден отвлечься от своих воспоминаний. Дюжий тюремщик, возникший в полуоткрытом дверном проеме бесцеремонно ткнул в меня пальцем.
— Ты!
Я встал с настила, обнадеживающе кивнул Тиму и сервентам и вышел за дверь. Там меня ждали еще двое тюремщиков. Щелкнули наручники. Наивные люди! Неужели они надеются этим меня удержать!
Я сразу узнал кабинет командира базы, виденный мною в мыслях Тео. Меня ждал тот же железный стул. Присутствовал и сам командир. Высокий плечистый мужчина, темноволосый, действительно похожий на homo naturalis, стоял спиной к окну и курил папиросу. Хотя, может быть, и сигарету. Не разбираюсь. Я стал с интересом наблюдать за этим процессом. Впервые видел, как люди курят.
Сизый дым добрался до меня, и я чихнул. Токсины. И преотвратные. Трудновато их будет вывести из организма. Не проследишь же за каждой молекулой! Здесь бы молока… Оно эффективно выводит подобные токсины из организма. Только откуда взять молока в этой дыре? Не понимаю, как люди могут поглощать токсины в таких количествах. Причем, совершенно добровольно!
— Имя, должность, социальное положение?
Я обратил внимание на появление в комнате письменного стола с компьютером очень примитивной системы. За компьютером сидел еще один homo naturalis помоложе. Тео об этом не упоминал. Не счел нужным или у них государственная комиссия? Ну, что ж…
— Рауль Гримальди. На второй и третий вопрос ответить труднее при всем желании. Боюсь, мы пользуемся разной терминологией.
— Ты солдат?
— У нас нет солдат. Это слово вышло из употребления много веков назад. И наш корабль не военный, а исследовательский. Кстати, я предпочел бы обращение на «вы». И еще, вы не могли бы не курить. Мне страшно смотреть на ваши легкие. Они напоминают отработанный угольный фильтр.
Он усмехнулся. Сделал затяжку. Долгую со смаком.
— Ну, что еще не так с моими потрохами?
— У вас было пулевое ранение в левое плечо. Очень плохо прооперировано. Кто только вас лечит!
— Врачи.
Он затушил окурок о подоконник и бросил в мусорное ведро. Новую не закурил. «Добрый знак», — решил я.
— Они лечат с помощью лекарств?
— Да, а как же?
— Можно и иначе. Кстати, у вас еще печень увеличена. Не побаливает?
— Иногда.
Тем временем я пытался провести сканирование. Слегка, потихонечку. Почувствует, конечно. Но, если у них тут действительно нет ни Высших, ни Иных, он просто не поймет, что это такое.
— Вы ученый?
Ого! Уже «вы»? Мы делаем успехи.
— Пожалуй.
— Врач?
— Отчасти.
— А ваши спутники?
— Мои друзья и помощники.
Он побледнел, поморщился, отвернулся к окну.
Что подташнивает, господин полковник Антон Хантор? Да, плохо без имплантата. Ну, ничего, я глубоко смотреть не буду. То, что ты вчера в сердцах врезал капитану Шульцу, меня совершенно не интересует. И твоя любовница тоже. А вот структура правительства… Эх ты, амеба аполитичная. Тебе это, стало быть, совершенно безразлично? Ну вот, есть. На периферии сознания. Что-то коллегиально-аморфное и о-очень нелюбимое. И хозяина у тебя нет, в нашем понимании. Есть генерал Крюгге. Но он не хозяин. Ты его тоже не любишь.
Полковник Антон Хантор все ниже склонялся над подоконником. Ладно, хватит. Живи!
Он глубоко вздохнул и повернулся ко мне. Бледно-зеленый. Губы покусаны. Ну, уж извини. Не будешь арестовывать, кого не попадя.
Я перевел взгляд на его помощника.
— Лейтенант, дайте воды господину полковнику. Ему плохо.
Мальчишка выбежал из комнаты.
Полковник уставился на меня.
— У вас гастрит к тому же, господин Хантор, — совершенно честно сказал я. — Поменьше пейте и не злоупотребляйте пряностями.
Прибыла вода. Хантор отпил глоток, поставил стакан на подоконник.
— Кто вы, черт возьми? — резко спросил он.
— Рауль Гримальди, Высший.
— Что такое «Высший»?
— Положение в социуме. У нас такая система. Типа вассалитета. Homo naturalis подчиняются Иным, Иные и пасси Высшим. Мы на вершине пирамиды. Выше только Суперректор и Наместники. Это вроде вашего правительства.
Он кивнул.
— Про пасси и Суперректора я уже слышал.
— Вы зря так обошлись с моим дери. Он ничем не заслужил вашей суровости. Для человека естественно применять свои представления к чужому обществу.
— Что такое «дери»?
— Только не раб. Слово «раб» в данном случае лишь искажает смысл. Ближе вассал, отрок, домочадец. Как господин я обязан его защищать, кормить и обеспечивать всем необходимым для жизни, а дери обязан мне подчиняться. Это двухсторонний договор. А у вас, насколько я понял, демократия?
Он хмыкнул.
— Вы ведь избираете свое правительство?
— Угу, избираем.
Он потянулся за пачкой сигарет на подоконнике, но остановил руку.
— Парламент? Президент?
— Директория.
Ого! Экзотично.
— Пять директоров?
— Три.
Гм… Изобретатели. Интересно, у них есть генеральный директор?
— А с кем воюете?
— С Вестой.
Все. Инициатива перешла ко мне. Вопросы задавал я, и это не вызывало возражений.
— Веста — тоже демократия?
— Империя.
— А что не поделили?
— А фиг его знает!
Понятно. Малопопулярный приграничный конфликт. Скорее всего, с экономической подоплекой.
— Господин Хантор, вы не могли бы снять с меня наручники?
Тест-проверка. Интересно, насколько крепко я тебя держу?
Он подошел ко мне и достал ключ. Щелчок, и я потер освободившиеся руки. Натуралис, как натуралис. Послушный. Можно было конечно поступить проще. Не убалтывать его тут битый час, не сидеть неделю в бетонной мешке, а просто остановить сердца всем тюремщикам. Потеря для общества небольшая, но кто поручится, что после этого за нами не будет охотиться все население планеты?
