– А сама емкость?
– Я уже об этом подумал. Емкости они же и изготавливают.
Наши взгляды встретились.
– Мистер Хазен, вы отдаете себе отчет в том, что говорите?
– Да, сэр. Это было сделано преднамеренно.
На мгновение воцарилась тишина. Потом я ударил кулаком по столу.
– Этот сержант, который сегодня утром работал с проверочной камерой… Букер, что ли? Отправить его и Грегори на детектор лжи!
– Сэр, мы не можем этого сделать.
– Кадеты погибли!
– Но никаких доказательств нет. Совсем никаких.
– Они оба пользовались этой емкостью. Хазен глубоко вздохнул:
– Данный факт не является доказательством преступления, сэр, и вам это известно!
У меня свело челюсть от такой наглости. Давненько никто так со мной не разговаривал! Но через несколько секунд моя ярость стала стихать.
Он был прав. Законом 2026 года о правдивости показаний подозреваемый был лишен права молчать. При наличии каких-то доказательств его вины он мог быть послан на проверку детектором лжи с применением наркотиков. Если правдивость его показаний подтверждалась, обвинения снимались. Если же он под воздействием сложной наркотической смеси соглашался с предъявленными обвинениями, его признание расценивалось как доказательство.
Однако законодатели постарались не допустить произвольного вмешательства дознавательных органов в сознание подозреваемого, когда его воля подавлена наркотиками. И поэтому для применения такого детектора лжи требовались безусловные доказательства вины человека.
– Прошу прощения, – вздохнул я. – Отправьте Букера в казарму, пока мы здесь со всем этим не разберемся. И вызовите-ка этого гардемарина.
Вдвоем мы допрашивали беднягу Ансельма, пока он весь не взмок, а губы у него не начали дрожать. Постепенно мой пыл поиссяк. Парень говорил правду: он не замечал ничего необычного, пока кадеты не начали падать, и не было никаких оснований подозревать ни Грегори, ни кого бы то ни было еще.
– Прошу прощения, сэр? – Он обращался к начальнику Академии.
– Да?
– Не могли бы вы пояснить, что все это значит? Мы с Хазеном обменялись удивленными взглядами.
Чтобы гардемарин задавал такие вопросы старшим офицерам? Куда же катится Военно-Космический Флот? Хазен побагровел, и у него перехватило дыхание, но тут вмешался я. Не было никаких причин, чтобы держать этого мальчика в неведении.
– Кадеты погибли не в результате несчастного случая. Это убийство.
– О, нет! – Отчаянный крик Ансельма вырвался, казалось, прямо из его сердца.
– Убийство нервно-паралитическим газом.
– Но почему?
– Нам это неизвестно. – И внезапно я добавил:
– Есть какие-то соображения?
– Боже, это невозможно. Джимми Форд? Сантини? Кому понадобилось их убивать? – Его глаза повлажнели. – Вчера был день рождения Ронни Эйкена.
– Вы не должны никому об этом говорить. Крайне важно, чтобы эта новость не просочилась за пределы Академии. – Во всяком случае, до тех пор, пока мы не узнаем, что тут у нас происходит.
– Слушаюсь, конечно, сэр. Я посмотрел на Хазена:
– Нужны ли специальные меры? – Парня можно было изолировать от остальных гардемаринов во избежание распространения слухов.
Хазен, к его чести, отрицательно покачал головой:
– Мистер Ансельм – офицер, и его слова достаточно. Покраснев, я проглотил скрытый за этими словами упрек, понимая, что беспокоиться не о чем. Слово офицера Флота – закон. Вся служба держится на доверии. Как бы я ни был выведен из равновесия видом бездыханных ребят на траве, мне следовало помнить, что я имею дело с нежно любимыми мною Военно-Космическими Силами, а не со сворой беспринципных политиканов. Хазен сжалился над гардемарином:
– Вы свободны, мистер Ансельм. Тот мгновенно испарился.
Я прокашлялся и сказал:
– Надо допросить сержантов.
– Грегори уже все нам рассказал.
– Тогда надо послушать его еще раз.
Так мы и сделали. Во время своего речитатива сержант Грегори поглядывал на меня со скрытой враждебностью. Но едва ли его можно было в этом винить.
– Как я уже говорил, сэр, у меня нет никаких предположений относительно причин происшедшего. Емкость была на своем месте, все было как всегда.
– Не ссорились ли ваши кадеты между собой или с теми, кто живет в других казармах?
Он сжал кулаки, чтобы взять себя в руки.
– Мистер Хазен, могу ли я говорить свободно? Начальник Академии кивнул.
– К моим кадетам никто неприязни не испытывал – ни в казарме Крейн, ни в каких-либо других. И даже человек в должности Генерального секретаря ООН вряд ли может нести такую бессмыслицу.
– Сержант! – Начальник Академии был ошарашен.
– С меня достаточно! Можете отдать меня под трибунал, если вам это не нравится! – Грегори замолк, тяжело дыша.
– Мне понятны ваши чувства, – заморгал глазами Хазен, – но господин Генеральный секретарь и я должны выяснить…
В дверь постучали. Вошел гардемарин, вытянулся в струнку и отдал честь:
– Докладывает гардемарин Эндрю Пэйсон, сэр. Сержанта Букера в казарме Вальдеса нет. Кадет-капрал не видел его после ужина.
– Ворота! – рыкнул я Хазену.
Он забегал пальцами по клавиатуре мобильника. Когда соединение установилось, Хазен начал медленно подниматься с кресла.
– Букера видели выходящим сегодня в районе обеда. В бога душу мать, отродье…
– Не богохульствуйте! – взорвался я.
– …сучье. Подлюга гребаный!
– Хватит! – Я хватил ладонью по столу с такой силой, что рука заныла. – Сержант, мы обязаны принести вам извинения.
– Будь они прокляты – ваши обязанности и ваши права! – Грегори, казалось, вот-вот перескочит через стол. Его смелость вызывала у меня восхищение. Остановить его мог или я, или начальник Академии.
Гардемарин недоуменно вращал глазами и смотрел на нас, как на помешанных.
Запикал мобильник. Глухо выругавшись, Хазен ответил, потом протянул трубку мне.
– Сэр? Это Бранстэд. Вы что-нибудь слышали о Лиге экологического действия?
– Я сейчас занят, Джеренс. Это может подождать? – Но уже говоря это, я понял, что Бранстэд звонит неспроста. Руководитель моей службы никогда не станет меня беспокоить без крайней нужды.
– Мы получили от них сообщение. Они утверждают, что убили в Академии полдюжины кадетов.
Костяшки моих пальцев, сжимавших трубку, побелели.
– Продолжай.
– Пока вы транжирите средства на пустопорожние затеи вроде «Галактики» – это их слова, – а загрязнения все растут, они будут оказывать сопротивление. И на протяжении нескольких страниц в том же духе.
– Вот отродье… – Я попытался привести в порядок разбегающиеся мысли. – Держи это в тайне, сколько возможно. Забери меня отсюда, пока журналюги не разнюхали о моем визите сюда и не осадили Академию.
