Реймонд пересёк кабинет, приложил ладонь к прохладному оконному стеклу и замер, ощущая, как холод расползается от руки по телу. Адмиральский особняк умудрялся располагаться одновременно и в самом центре столицы, в одном из самых респектабельных районов, и словно бы в стороне от других домов, от шумных даже вечером бульваров. Окна кабинета выходили на удивительно сонную улочку. Низкое облачное небо отсвечивало фиолетовым, отражая огни столицы - где-то там фонарщики подливали люминесцентную смесь в уличные фонари, степенно совершали вечерние прогулки зажиточные горожане, шумели трезвые и нетрезвые компании, проезжали ночные извозчики и припозднившиеся всадники... А здесь под окнами горел одинокий фонарь, и на всей улице не было видно ни души. Даже в доме напротив не светились окна. Лейтенант опустил немеющую руку, и подумал, что в особняке адмирала Каррисо дела обстоят похоже. Здесь - синеватый полумрак и сонное спокойствие, а буквально в считанных шагах, стоит только выйти за дверь и спуститься по лестнице, утопает в свете электролюстры бальный зал, где надрываются музыканты, меж столами с яствами прохаживаются, беседуя и споря, многочисленные гости, а меж гостями, в свою очередь, прохаживается Эльда Каррисо, принимая поздравления и отбиваясь от попыток втянуть себя в более обстоятельный разговор. Адмирал улыбалась, жала руки, раскланивалась, но видевший её лицо до начала банкета Реймонд понимал, что даётся ей это не просто. И раны наверняка дают о себе знать, и общество не самое приятное. Лейтенанту вдруг стало стыдно за то, что он бросил своего адмирала. Тогда, в бою, не бросил, а сейчас... Спасаясь от фантастически назойливого виконта, чьи дурацкие вопросы вызывали у Реймонда неодолимое желание дать виконту чем-нибудь по голове, фок Аркенау едва ли не в панике заскочил за первую же незапертую дверь, и захлопнул её за собой. Мог бы очутиться в чулане, но повезло - угодил в кабинет. А везением нужно пользоваться, иначе оно обидится. Он обязательно вернётся к адмиралу, но чуть позже - сначала напишет письмо домой. Неизвестно, когда ещё появится такая возможность, а написать нужно было давно, сразу после возвращения из боя. Отец к эмоциям не склонен, а вот мама будет переживать. Жена... жена, пожалуй, тоже, но не так. В конце концов, дворянская традиция обручать и знакомить будущих мужа и жену чуть ли не сразу после рождения, сыграла странную шутку - дорогая Натали так и осталась для молодого фок Аркенау подругой детства, даже свадьба и первая брачная ночь мало что изменили. Нет, она тоже наверняка волнуется за него, но с сердечной болезнью не сляжет. Письмо нужно адресовать маме. Писать стоит далеко не обо всём, конечно, подробности он расскажет отцу сам...
Лейтенант сел в хозяйское кресло, выдвинул ящик стола и сразу же обнаружил в нём всё, что ему требовалось - письменные приборы, несколько люминесцентных свечей, стопку чистой бумаги и даже конверты. Опять везение. Хотя где ещё всему этому быть, как не в письменном столе?
Реймонд постучал палочки свечей о край стола, заставляя их засветиться, установил в трёхрогий подсвечник и взялся за перо.
"Дорогая мама! Прости, что так давно не писал, заставляя тревожиться. Смею заверить тебя, отца и драгоценную Натали в том, что совершенно здоров и невредим. Я прошёл через битву у луны Траунголь, которую сейчас все называют Траунгольским сражением или даже Траунгольской викторией, не получив ни царапины. Не буду утомлять тебя военными деталями, которые ты вряд ли поймёшь, скажу лишь, что наша командующая, адмирал Эльда Каррисо, провела сражение просто блестяще. Из двадцати шести кораблей вражеского флота двенадцать были уничтожены, шесть бежали, а восемь были нами захвачены - либо взяты на абордаж, либо потеряли ход и не смогли бежать..."
Реймонд прервался, размышляя, стоит ли писать о том, что из самого имперского флота в порт вернулись только один линкор да полдюжины фрегатов, вздохнул, заменил в пере баллончик с чернилами, и продолжил:
"Здесь я должен донести до вас две новости - грустную и радостную. Начну с грустной. В бою погиб мой капитан, господин Рамон Эйгенхольт. Я знаю, что они с отцом были не столько друзьями, сколько старыми знакомыми, но тот год, что я провёл в его адъютантах, позволил мне узнать капитана достаточно близко. Это был достойный человек, о чьём уходе нельзя не скорбеть. Под его началом я обрёл свой первый военный опыт... Небольшим утешением послужит то, что капитан Эйгенхольт погиб, как подобает настоящему офицеру - сжимая в руке шпагу, обагрённую кровью врага".
Скрипки внизу заиграли что-то быстрое, весёлое. Лейтенант откинулся на спинку, потянулся, послушал немного музыку, и снова зашуршал пером по бумаге:
"Хорошая новость, как ни странно, проистекает из плохой. Я потерял своего командира, но вскоре вновь стал адъютантом. Теперь - при адмирале Каррисо. Так вышло, что в том бою, в котором пал капитан Эйгенхольт, она лишилась своего адъютанта. Я на время заменил его, а когда мы вернулись в порт и получили телеграмму с указанием адмиралу с сопровождающими лицами немедля отправляться в столицу, госпожа Каррисо предложила мне лететь с ней в качестве её нового порученца. Вероятно, ей понравилось, как я вёл себя во время боя. Теперь я - адъютант при особе адмирала, и нас обоих чествуют в связи с последней победой..."
Вместо "чествуют" следовало бы написать: "изводят расспросами и набиваются в знакомцы", но пусть матушка порадуется, что её сына считают героем. Не первостатейным - после адмирала, капитанов кораблей, командиров абордажных команд, но всё же... О, и самое важное, что порадует всю семью. Надо написать восторженным тоном, иначе не поймут...
"А ещё, мама, меня наградили орденом! Всех офицеров, выживших в Траунгольском сражении, наградили орденами, а для матросов и солдат обещают даже выпустить особую медаль, но поскольку я прибыл как адъютант госпожи адмирала, меня награждали вместе с ней, и я видел Самого Его Величество Императора! И получил из его рук свою награду!"
На самом деле императора фок Аркенау видел буквально пару минут, а "получение награды из его рук" выразилось в том, что Его Величество выскочил из кареты в окружении охраны, взял коробочку с орденами у одного церемониймейстера, передал другому, торопливо выпалил слова поздравления и умчался. Наверное, его звали государственные дела.
"Церемония награждения была обставлена чрезвычайно пышно, и неудивительно, ведь и случай был необычный - адмирал Эльда Каррисо стала первой женщиной и первой инородкой в столь высоком звании, как адмиральское, получившей столь высокую награду. За победу в Траунгольском сражении Его Императорское Величество удостоил госпожу Каррисо высшим орденом "Сердце Империи", мне же присудили "Серебряный пламень" - орден за мужество второй степени.
