В комнате раздался одобрительный ропот.
Конечно, об этом легко говорить. Легко думать, что смерть придет раньше, чем из тебя вытянут имена всех соучастников.
Но у него не было иного выбора. Он зашел слишком далеко. Все зашло слишком далеко. Он не видел иного выбора, кроме как ступить на этот путь — и будь, что будет.
Несмотря на все заверения Лондо в обратном, никогда еще Вир не чувствовал себя столь уязвимым.
— Ладно, — сказал Вир. — Итак, вот что нам нужно сделать…
Из дневников Лондо Моллари
Датировано (по земному календарю, приблизительно) 18 января 2271 года
Дурла сказал, что это был единичный случай. По крайней мере, так он заявил публично.
Наедине он завел совсем другую песню и пообещал провести самое тщательное расследование инцидента, закончившегося уничтожением тайного убежища Первых Кандидатов, оказавшегося, как выяснилось, вовсе не таким безопасным. Громче всех вопил Милифа из Дома Милифы. Тот ужасный взрыв, о котором народ продолжал шептаться еще много месяцев спустя, унес жизнь сына старого патриарха.
И все же, даже спустя столько времени, расследование Дурлы никак не приносило конкретных результатов. У него были лишь подозрения. Он твердил на каждом углу о том, что появилось движение сопротивления, группа саботажников, которая несет ответственность за убийство Первых Кандидатов и, несомненно, при малейшей возможности нанесет удар снова. Но обстановка оставалась довольно спокойной, и, так как подобных инцидентов больше не повторялось, предположениям Дурлы особо не верили.
Но теперь все изменилось. Бесповоротно.
Сегодня мне сообщили о нападениях на пару наших колоний. Причем, их атаковали не просто так. Военные заводы — простите, я хотел сказать, учебные заведения, — на Морбисе взлетели на воздух. Военная научная лаборатория — простите, медицинский центр, — на Нефуе лежит в руинах. Причем это случилось в течение двух дней. Это явный знак, что мы больше не можем воспринимать происшествия как случайные, изолированные инциденты. Это, ни больше, ни меньше, объявление войны… причем, она разгорается изнутри.
Но Дурле, кажется, удалось просчитать ситуацию с обеих сторон. Казалось, происходящее его вовсе не занимало. То он заявлял, что это дело рук местных саботажников. А в другой раз утверждал, что за этими нападениями стоит Межзвездный Альянс. Иногда выдавал что-то среднее из обоих вариантов: мы имеем дело с группой внутренних саботажников, но поддерживаемых и получающих финансирование от Межзвездного Альянса. Никто, похоже, не замечал, что Дурла постоянно изменяет свои предположения. Либо никто не хотел указывать ему на это, опасаясь вспышки гнева.
Однако трудно оспаривать успех Дурлы. Министр Валлко поддерживал Дурлу, объявляя его примером всего лучшего и доброго, что только есть в центаврианском обществе, и из них получилась опасная для любого противника команда. Меня тревожит только направление, выбранное ими.
И вот я сижу здесь, ощущение беспомощности и крайнего разочарования все усиливается… но, одновременно, я чувствую, что у меня все под контролем. Ибо из всего происходящего, именно на присутствие императора меньше всего обращает внимание эта рвущаяся к власти свора. Они так шумно грызутся между собой, что создается стойкое впечатление, что, в конце концов, они накинутся друг на друга. А когда весь этот пожар отгорит, то, если мне повезет, я останусь единственным уцелевшим. И, какая ирония, наконец-то, посмеюсь над всеми ними.
Хотя один плюс из этой истории я уже извлек — Дансени снова служит мне.
После гибели Трока — как я рад, что меня избавили от него, — я остался без камердинера. Очевидно, Дурла был занят более важными делами, нежели поиск того, кто будет помогать мне одеваться и шептать в ухо советы, не касающиеся важнейших для Примы Центавра дел. Если честно, я не знал, радоваться ли мне по этому поводу, или обижаться.
В последнее время я почти не вижу Вира. Надо послать ему вызов, попросить приехать на Приму Центавра, чтобы мы могли поболтать.
Надеюсь, он держится в стороне от неприятностей.
Сколько бы раз Шеридан ни ступал на Марс, он никогда не переставал ему удивляться. Вот и сейчас, пока он сидел в конференц-зале корпорации «Эдгарс-Гарибальди», задумчиво постукивая пальцами по столу, ему вдруг подумалось, что не имеет значения, на скольких отдаленных мирах ему довелось побывать. Это ничего не меняло — Марс, по-прежнему, оставался загадкой.
Возможно, этому способствовали древние книги, которые превратили Марс в таинственное место, исчерченное странными каналами, где жили многорукие создания, [9] и откуда прилетали всевозможные захватчики, которым больше ничего не было нужно, кроме как захватить беспомощную Землю и выкрасть у землян их женщин.
— Президент Шеридан, — большой монитор, висевший на стене справа от него, ожил. — Поступило сообщение для вас.
— Выведите на экран, — ответил он невидимому обладателю голоса.
Спустя мгновение экран мигнул, и затем на нем появились Деленн с Дэвидом.
Ну и милашка же его Дэвид. По мнению Шеридана, его сын, несмотря на столь юный возраст, мог хоть кому вскружить голову. Светлые волосы, губы, с легкостью расплывающиеся в улыбке, в глазах отражается быстрый, пытливый ум и, одновременно, плещется холодное веселье — и то, и другое он унаследовал от матери. Джон чувствовал, что Дэвид на самом деле гораздо обаятельнее отца и гораздо умнее матери. Не самая слабая комбинация, скажем прямо.
Дэвид, однако, уже достиг того возраста, когда начал стыдиться открытого выражения родительской любви к нему. Деленн, обожавшая его — слишком сильно, по мнению Шеридана, которое он, впрочем, держал при себе, — обняла сына, приблизив к экрану. Но Дэвид не стал протестовать вслух. Он знал, что лучше сделать так, как хочет мать, особенно, когда она чем-то сильно обеспокоена.
— Просто хотела напомнить тебе о том, — сказала Деленн, — что ты обещал вернуться домой к тому времени, когда Дэвид пройдет церемонию поступления в школу.
Чуть жалобно Дэвид произнес:
— Я уже пытался ей сказать, что ничего страшного не случится, пап. Но она все равно продолжает настаивать.
— Ты обещал, что будешь присутствовать на церемонии, и я хочу, чтобы он знал: обещание его отца — не пустой звук.
— Не волнуйся, — засмеялся Шеридан. — У меня осталась последняя встреча на Марсе, а потом я вернусь домой.
