— Да, — Айдахо взглянул в лицо Лето.
— Но спрашивал ты о Монео, — сказал Лето.
— Они докладывают о каждом моем шаге? — требовательно спросил Айдахо.
— Нет, не о каждом.
— Иногда человеку надо побыть одному.
— Конечно, но не стоит винить Говорящих Рыб в том, что они очень озабочены твоей безопасностью.
— Сиона говорит, что ей предстоит испытание!
— И именно поэтому ты искал Монео?
— В чем заключается это испытание?
— Монео знает. Я полагаю, именно об этом ты хотел его спросить.
— Вы не полагаете. Вы все знаете наверняка.
— Сиайнок очень расстроил тебя, Дункан. Прости меня за это.
— Вы имеете хотя бы отдаленное представление, каково мне находиться здесь?
— Жребий гхола не назовешь легким. Некоторые живут очень тяжело.
— Я не нуждаюсь в этой юношеской философии.
— В чем же ты нуждаешься, Дункан?
— Мне надо знать некоторые вещи.
— Какие, например?
— Я совсем не понимаю людей, которые вас окружают! Нисколько этому не удивляясь, Монео спокойно рассказывает мне, что Сиона участвовала в восстании против вас. Это он говорит о собственной дочери!
— В свое время Монео тоже был мятежником.
— Вы же понимаете, о чем я говорю. Монео тоже был подвергнут испытанию?
— Да.
— Вы будете испытывать и меня?
— Я уже тебя испытываю.
Айдахо уставил в Лето пылающий взор.
— Я не понимаю, как вы правите, я не понимаю вашей Империи, я вообще ничего не понимаю. Чем больше я узнаю, тем больше осознаю, что не понимаю, что происходит вокруг меня.
— Какое счастье, что ты самостоятельно набрел на путь мудрости, — сказал Лето.
— Что? — Ярость Айдахо прорвалась боевым кличем, он проревел это слово, словно командовал на поле битвы. и этот рев заполнил все небольшое помещение.
Лето лишь улыбнулся.
— Дункан, разве я не говорил тебе, что как только ты начинаешь воображать, что что-то знаешь, это закрывает путь к дальнейшему познанию?
— Тогда скажите мне, что происходит.
— Мой друг Дункан Айдахо привыкает к новым для себя обычаям. Он учится заглядывать за пределы того, что считает известным для себя.
— Хорошо, хорошо, — кивнул Айдахо. — Тоща что именно за пределами моего знания заставило вас привести меня на Сиайнок?
— Я хочу привязать Говорящих Рыб к их командиру.
— А я потом вынужден от них отбиваться! Сопровождавшие меня хотели по дороге в Цитадель устроить оргию, а те, кто пришел со мной сюда…
— Они знают, как я люблю детей Дункана Айдахо.
— Будьте вы прокляты, я же не жеребец!
— Нет нужды так громко кричать, Дункан.
Айдахо несколько раз глубоко вдохнул.
— Когда я сказал им «нет», они сначала страшно обиделись, а потом стали обходиться со мной, как с… блаженным или тихо помешанным.
— Разве они не подчинились тебе?
— Они ни о чем меня не спрашивают… если это не противоречит вашим приказам. Я не хотел возвращаться сюда.
— Но они все же доставили тебя сюда.
— Вы же прекрасно знаете, что они никогда не ослушаются вас!
— Я рад, что ты пришел, Дункан.
— О, я прекрасно это вижу!
— Говорящие Рыбы знают, что ты — особенный, знают, как я люблю тебя, сколь многим я тебе обязан. Нет никакого вопроса о послушании или непослушании, когда Речь идет о тебе или обо мне.
— Так в чем тогда заключается вопрос?
— В верности.
Айдахо погрузился в задумчивое молчание.
— Ты почувствовал силу Сиайнока? — спросил Лето
— Мумбо-юмбо, — буркнул в ответ Айдахо.
— Тогда почему ты так расстроился?
— Ваши Говорящие Рыбы — не армия, это полиция, охранная гвардия.
— Своим именем я уверяю тебя, что это не так. Полиция — организация неизбежно коррумпированная.
— Вы искушаете меня властью, — в тоне Айдахо прозвучало обвинение.
— Это и есть испытание, Дункан
— Вы мне не доверяете?
— Я безусловно доверяю твоей верности Атрейдесам.
— Тогда к чему эти речи о коррупции и испытании?
— Это же ты обвинил меня в том, что я сделал из Говорящих Рыб полицейских. Полиция всегда следит за тем, чтобы преступники преуспевали. Плох тот полицейский, который не понимает, что процветание власти зависит от процветания преступников.
Айдахо нервно облизнул пересохшие губы и озадаченно уставился на Лето.
— Но моральная подготовка… я имею в виду законность… тюремное заключение для…
— Какой толк от законов и тюрем, если преступление не считается грехом?
Айдахо по-петушиному склонил голову.
— Вы хотите сказать, что ваша проклятая религия…
— Наказание греха может быть весьма экстравагантным.
Айдахо через плечо указал большим пальцем на выход.
— Все эти разговоры о смертных казнях… о пресловутой порке и…
— Я стараюсь, где это только возможно, покончить со случайными законами и тюрьмами.
— Но должны же у вас быть хоть какие-то заключенные.
— Зачем? Заключенные нужны только для того, чтобы создавать иллюзию пользы от суда и полиции.
Айдахо повернулся вполоборота и указал пальцем на выход в маленькую прихожую.
— У вас есть планеты, которые сами по себе являются не чем иным, как тюрьмами.
— Я полагаю, что ты можешь считать тюрьмой любое место, которое тебе заблагорассудится. Это зависит от того, насколько далеко заходят твои иллюзии.
— Иллюзии! — Айдахо безвольно уронил руки.
— Да. Ты толкуешь о тюрьмах, полиции и законности, прекрасной иллюзии, прячась за которую могут великолепно действовать власть имущие, великолепно осведомленные о том, что установленные ими законы никто и не думает соблюдать.
— И вы думаете, что с преступностью можно справиться…
— Не с преступностью, Дункан, а с греховностью.
— Так вы полагаете, что религия в состоянии…
— Ты заметил, что считается у меня первичным и главным грехом?
— Что?
— Попытка коррумпировать члена правительства или коррумпированность члена правительства.
— В чем же состоит критерий коррумпированности?
— Исключительно в неспособности или нежелании соблюдать поклонение и веру в священную суть Бога Лето.
— Вас?
— Меня.
— Но в самом начале разговора вы сказали, что…
— Ты думаешь, что я сам не верю в свою Божественность? Берегись, Дункан!
От гнева голос Дункана стал бесцветным и невыразительным:
— Вы сказали мне, что одной из моих задач будет сохранение вашей тайны о том, что вы…
— Ты понятия не имеешь о моей тайне.
— О том, что вы — тиран? Это не…
