– Серафимушка, – елейным голосом протянул он, сдабривая слова злобным шипением, – а идем-ка, душа моя, пообщаемся.
Он вытащил из кармана маленький кристалл:
– Сейчас ты у меня узнаешь, кто тут у нас неадекватный. – Кристалл замерцал голубоватым светом, а Сима стремительно померкла.
– Спасите-помогите! – завопила она. – Инуси-и-ик…
И исчезла. Я бросилась к Диме.
– Ты что с ней сделаешь? – с тревогой спросила я.
– Сердце мое, – Рома мягко взял меня за плечи и отодвинул, – вы же с Брэном хотели развлечься? Вот и развлекайтесь, а мы пока делами займемся.
– А Сима? – я посмотрела ему в глаза.
– С-с-сима-с-с-с наказ-сана-с-с, – прошипел Ардэн, резко развернулся, пряча совершенно изменившийся облик, и стремительно ушел прочь.
– Инночка, не переживай, все будет хорошо, – улыбнулся Рома, коротко поцеловал меня и направился следом за Димой.
– Симу пожалейте! – крикнула я, устремляясь следом.
– Можно прогулочный полет? – тут же крикнул Руся.
– Хорошо, – непонятно кому ответил Рома.
– За мной, – скомандовал Брэн.
Он схватил меня за руку, и мы помчались в сторону ангара.
Ангар жил своей собственной жизнью. На нас с интересом посмотрели и вернулись к своим делам. Не сказать, что народа тут было много, и можно было, конечно, не обращать внимания на аттарийцев, но сделать это оказалось совершенно невозможно. Угадайте почему?
– Герг, б… ты на х… эту м… хреначишь?
– Ты, на… охренел, на…! Если я хреначу, значит, надо, на…!
– Б…
– Ы-ы-ы, – это было единственной реакцией на услышанное. – Мужики, я же дама! – воззвала я аттарийцев к порядку. – При женщинах так выражаться нельзя!
– Ну ох… б… – ответил мне пилот.
– Тебе же сказали, на… при женщинах нельзя, на… – оборвал его техник.
– А не пошел бы…
– Мама дорогая, – выдохнула я. – Симе кирдык, а меня сожгут на центральной площади Аттарии как вредоносную бактерию.
Руся строго посмотрел на двух матерщинников.
– Мужики, вам же сказали, при дамах не выражаться, б…
Я заткнула уши и умчалась туда, где стоял уже знакомый штурмовик. В русском языке так много искрометных выражений, и почему всякая дрянь липнет в первую очередь? Ладно я. Я с родины этого… эм-м, диалекта, и то я не злоупотребляю. Тут же словно за пивной ларек зашла, жуть какая.
– Ты чего, Инусь? – удивился Брэн, помогая мне забраться в кабину. – Это же твой родной язык.
– Мой язык – это язык Пушкина, Тургенева, Чехова, в конце концов, – ответила я, скромно умолчав, что и великим ядреная матерщинка была не чужда. Затем вздохнула и махнула рукой. – Куда летим?
– В космос, – усмехнулся Руся, и штурмовик начал подъем.
Сегодня мы не облетали «Гордость», мы отправились дальше. Я осмотрелась и сразу спросила:
– Это какая-то солнечная система?
– Угу, – кивнул Руся. – Здесь только две обитаемые планеты, сейчас слетаем на одну из них, примечательное местечко.
– А нам не влетит? – запереживала я.
– Без Симы наше местоположение не установить, – ответил Брэн. – Все на нее завязано. Пока командир бесится, система отключена и корабль подключен к аварийной системе жизнеобеспечения, она менее функциональна, чем Сима. Максимум, что сможет сделать, это связаться с нами. Так мы же и ответим. Мы быстро, не дрейфь, подруга.
Дрейфить не стала и доверилась более опытному Русе. Расстояние, казавшееся огромным, сокращалось нереально быстро. Я спросила Брэна, на какой скорости мы летим. Его ответ оказался для меня неясен, потому могла и не спрашивать. После того как мы вошли в верхние слои атмосферы, скорость упала настолько, что мне показалось, мы остановились, и я завертела головой, отыскивая то, что мне хотел показать Руся. Но ошибка восприятия стала сразу же понятна, потому что мы снижались. Планета начала приближаться так быстро, что я закрыла глаза, однако удара не последовало. Не тряхнуло, даже маленького толчка не было.
Ветер ударил в лицо так неожиданно, что я вздрогнула. Приоткрыла один глаз, затем другой и вдохнула полной грудью. Мы уже были на поверхности, крышка люка открыта, и Руся выбрался из кабины.
– Инусь, тут сильная гравитация, будет не очень приятно, – предупредил он.
Я уже ощутила странную тяжесть на плечах. Неловко выбралась из кабины и тяжело ухнула в подставленные руки Руси. На почву он меня так и не поставил.
– Так быстрее будет, – пояснил он, направляясь в сторону от замершего штурмовика.
Судя по тому, как топал обычно тихий Руся, я решила, что на ручках мне действительно удобней, чем передвигаться отяжелевшим бегемотом по незнакомой планете. О том, что я добавляла Брэну лишний вес, я предпочла не думать.
– Далеко идти? – спросила я, чтобы нарушить молчание.
– Нет, – пыхтя, ответил Русик.
Дальше мы продирались сквозь колючие кусты, которые я еле успевала раздвигать, чтобы гибкие ветки не располосовали наши физиономии. Правда, меня это не спасло и руки я все-таки поранила. Поэтому не обратила внимания на место, куда мы вышли. Вместо этого я ругалась на Русю, жалела себя и наконец сунула ему исцарапанную ладонь, прибегнув к детскому методу обезболивания.
– Говори, – велела я капризным тоном. – У собачки боли, у кошки боли, у мышки боли, у рыбки боли, у Инны не боли. – Руся послушно повторил. – Вот, а теперь целуй.
– Я дурак, что ли? Чтобы меня убили? – возмутился бездушный Брэн.
– Целуй, говорю, – угрожающе произнесла я.
– Да пожалуйста, – с вызовом ответил бравый штурмовик и поцеловал ссадину.
– И тут, и тут, и эту тоже. А, вот еще. Ну и не помогает. Фигня эта твоя анестезия. Или ты заговаривать нормально не умеешь, – подвела я окончательные итоги. Тут же отмахнулась от возмущенной зеленоглазой физиономии. После этого огляделась. – Ва-а-у-у, – протянула я и тяжело шлепнулась на землю, то есть встала на ноги. – Красота-то какая.
– Ага, – кивнул Руся. – Идем.
Он взял меня за руку, и мы направились к большому озеру. Картина была зашибиться и не жить. Озеро казалось хрустальным, настолько были чисты его воды. Дно устилали круглые камешки, среди которых кое-где виднелись тонкие ниточки водорослей, застывшие почти в неподвижности. Рыбы тоже были. Необычные, пузатые, с маленькими белесыми, словно затянутыми бельмами глазками. Их серебристо-черная чешуя поблескивала в лучах местного солнца, пронзавших водную гладь. Берега озера украшал лес, чем-то напоминавший земной. Но хоть какое-то свободное пространство между водой и растительностью было только там, где мы с Русей остановились.
