Или, может быть, инстинкты удержали его от каких-либо действий – слишком много бессмысленных убийств он уже видел.
– Чокнутый йав, – пробормотал 1047.
Штурмовик вытащил бластер и выстрелил в лилипута, который все еще боролся со своим оружием. Импульсный удар отбросил йава обратно к обломкам, и его тело соскользнуло в грязь.
– Меньше этих уродов будет нам докучать, – произнес 1047, убирая бластер в кобуру.
Давин отступил назад в шоке. Во что мы превратились? Он почти смог извинить имперских штурмовиков за то, что они убили йавов в их песчаном краулере, потому что якобы что-то угрожало Императору. Но фермер и вот этот последний акт насилия… С этим Давин не мог смириться. Единственное объяснение подобным действиям постоянно напрашивалось на ум: Император был по своей сути злом. Но это объяснение казалось неподходящим.
Не могу же я уйти в отставку, думал Давин. Так что же я могу?
* * *
Казалось, он шел целую вечность вместе с отрядом Зета и пребывал в задумчивости, когда в динамиках шлема он услышал голос:
– Неприятности в доке девяносто четыре – мы обнаружили дроидов! Всему персоналу – сбор на месте и содействие!
– Давай, десять двадцать три! – произнес 1047.– Следуй за мной!
Сжимая лазерную винтовку, Давин поспешил за человеком в белой броне. Его пребывание на Татуине походило на сон. Сколько времени он провел на планете – Давин не знал, но обходился без положенных ему пайков уже довольно долго.
Голос капитана Террика зазвучал в динамиках шлема.
– Поймайте дроидов! Они у повстанцев – не дайте им уйти!
Звуки лазерных ударов отражались в узких улочках. У входа в док собралась толпа, и некоторые вглядывались поверх голов, стараясь рассмотреть, что происходит. 1047 включил внешний динамик:
– Расступись, сейчас же!
Давин слепо шел за напарником, более озадаченный, чем когда-либо прежде. Повстанцы? Почему они, будучи обнаруженными, пытаются сейчас бежать?
Миновав переулок, штурмовики свернули за угол и попали прямо в перестрелку. Видоизмененный легкий грузовой корабль находился в центре дока, и его люк был открыт. Давин успел заметить парня, бегущего вверх по трапу, когда град лазерных ударов посыпался вокруг.
Давин застыл, пораженный тем, что какой-то атлетически сложенный человек удерживал штурмовиков на расстоянии – он один сражался против двадцати! Был ли этот человек одним из тех загадочных повстанцев, которые осмелились противостоять Императору? Это же был тот самый кореллианин, которого Давин видел в кантине! И это он заставил побегать два подразделения штурмовиков!
Зачарованный самой мыслью о том, что столь малыми силами можно сделать столь много, Давин почувствовал прилив симпатии к повстанцам. Те сражались против намного превосходящей мощи и… выживали. Подобных по силе эмоций он не испытывал с того дня, когда отправился на Кариду.
Шум и суматоха были ужасающие. Дым поднимался там, где случайные лазерные удары прожгли стены. Штурмовики орали, оспаривая команды.
Прямо напротив Давина капитан Террик опустился на одно колено и тщательно прицелился в кореллианина. Офицер выжидал подходящий момент, прежде чем плавно нажать спусковой крючок и избавиться от этого мятежника. Давин быстро огляделся вокруг. Позади никого не было, и, что более важно, никто на него не смотрел.
Без колебаний, Давин поднял бластер и выстрелил капитану Террику в спину.
Офицер тяжело осел на землю, никем не замеченный. Повстанец, невредимый, вскарабкался по трапу, и люк за ним закрылся, запечатывая межзвездный корабль. Оглушающий вопль раздался в наушниках на частоте штурмовиков:
– Покинуть док, корабль взлетает! Покинуть док!
Потерпев поражение, штурмовики откатились назад – всякий, кто останется внутри, будет распылен корабельным выхлопом. Чей-то голос прозвучал на безопасной частоте:
– Где капитан Террик?
– Забудьте о нем, – отозвался другой голос. – Он мертв. Убит в перестрелке.
Проклятия заполнили канал штурмовиков. Некоторые с отвращением швырнули свои бластеры в стену. Но когда Давин уходил вместе с остальными, он понял, что нашел новый смысл своего существования. Ощущение было такое, словно повеяло прохладным ветерком, разогнавшим нескончаемую жару. Он почувствовал свое сходство с повстанцами и практически желал присоединиться к их делу.
Но как?
Возможно, он мог бы предупредить их об уязвимости АТВ. Или он мог бы работать как осведомитель, добывая важную информацию.
Шпион? Возможно, это то, что нужно. У него будет нечто, ради чего нужно жить, и что-то, во что можно будет верить. Он почувствовал радостное опьянение, когда все встало на свои места.
Когда штурмовики построились, Давин знал, что сможет помочь повстанцам, оставаясь в брюхе чудовища.
Дженнифер Робертсон
Ах, какой суп
Байка курильщика трубки
[12]
Боль и блаженство… блаженство и боль. Неотделимые. Неописуемые. Неотвратимые.
– Иди сюда, чуточку ближе.
Татуин. Мос Айсли. Гнусная планета, гадостный космопорт, где одни потеряют – деньги, части тел или жизни. Зато другие будут купаться в азарте, даваемом риском, получать шансы, будут обласканы удачей в нескончаемом хмельном мираже, беспросветном и противозаконном.
– Ближе, еще немного…
Для меня Татуин и Мос Айсли – единокровные братья. Они несут много возможностей: плоть, кровь и внутренности, успех в рискованных делах и пьянящий посул новых. И то невыразимое, непередаваемое нечто, что моя раса называет коротким словом «суп».
Блаженство и боль… боль и блаженство. Запах сочится в мои ноздревые мешки, едва заметные под тонким покровом кожи, и они радостно трепещут. Не считая их, я выгляжу как человек.
– Ну же, еще ближе…
Так я живу, так я охочусь. Запах «супа», а потом и сам он – горячий, возбуждающий – течет по желудку, по кровеносным сосудам прямо в мозг. Ох уж эти плотские утехи…
Мы стали легендой. Мы стали мифом. Нами пугают детей: будешь плохо вести себя, говорят им, придет анцат и высосет всю твою кровь. Но вовсе не кровь нам нужна, нет.
– Уже почти, вот-вот.
В обжигающем и удушливом полдне Татуина нет теней. Лишь чрезмерное сияние двух солнц и еще более обжигающая, чем они, моя жажда.
– Долго, слишком долго.
В Мос Айсли никогда не бывает безлюдно, но те, кто понимает свободу Татуина, также осознают, насколько он жесток, знают его злые намерения: спечь, заставить кипеть, спалить. И они прячутся, те, кто знает, в темные и лишенные воздуха засыпанные песком и выжженные солнцем убежища. Но что за польза от теней, когда мне подойдет и ясный день, и звучат поспешные шаги неосторожного человека, бегущего в укрытие?
