– Еще три шага, ну же.
Гуманоид. Я чую его, ощущаю на губах его тончайший привкус: оттенок, едва заметный след, как шепот ветерка в песках, как мимолетное касание губ в поцелуе, так ощущаю я пар от кипящего в теле «супа», неразличимого для гуманоидных рас, кроме моей.
– Еще два шага.
Он не полный дурак, это точно – дураки умирают задолго до встречи с такими, как я. Естественный отбор, который сохраняет нам немного времени и сил. Пусть жизнь сама отсеивает шелуху. К той поре, как существа оказываются на Татуине, настоящие дураки уже мертвы. Выжившие всегда обладают хоть малой толикой смекалки, таланта, способностей или большой физической удалью. И их хранит удача, обязательно. Удача, которую нельзя увидеть или потрогать, нельзя купить, украсть или воспроизвести. Но она конечна и невероятно изменчива. Вы об этом только догадываетесь. И лишь я – знаю. Я, Данник Джеррико, Поглотитель удачи.
– Еще шаг.
– ДА.
Он хорош. Он быстр. Но я лучше и быстрее.
Представьте себе картинку: в его глазах пустота шока, обнаженная и непотребная для тех, кто знает толк; он ничего не понимает. Ему неведомо, ни кто я, ни что я такое, он знает лишь, что здесь я – некто, кто накрыл ладонями его уши и стискивает в жадном объятии, заставляя встретиться с собой лицом к лицу. А я слишком оголодал, чтобы пренебречь им.
– Горячий, ароматный суп.
Он будет сражаться, если дать ему малюсенькую уступку, пригласить его. И я даю ему возможность, приглашаю биться – «суп» окрашивает откровенный страх – и на мгновение, на короткий миг, он думает, что он лучше меня. Шанс его поручитель, и Удача любит его. Нет, мне не нужны страх и трусость, мне нужна смелость. Он должен пожелать перешагнуть через край, поставив на кон жизнь, доверить спасение собственному искусству, Удаче и Шансу.
Он хорош, он быстр и готов ступить за край. И он делает шаг: прыгает, устремляется вниз, падает… но нет никого быстрее и лучше меня. Шанс и Удача отступают передо мной: ведь я анцат.
Все происходит быстро и эффективно, как и положено: цепкие щупальца выстреливают из карманов у носа, присасываются, вползают через ноздри в мозг. Мгновенная парализация. И вот я выпиваю его удачу. Ем его «суп». Я отпускаю бесчувственное тело, и оно беспрепятственно падает на горячий песок.
Они не поймут, когда найдут его; им никогда не приходит в голову поначалу. Потом – да, но и тогда лишь если найдется кто-то добросовестный и сделает сканирование. Я сплетаю кошмары, тку собственные мифы. Быстрое и чистое убийство, никакой суеты.
У профессиональных наемных убийц нет друзей, никого, кто стал бы переживать о них. Потому-то я убиваю убийц. Уничтожитель. Истребитель. Наемный убийца наемных убийц.
«Суп» есть «суп», но чем дольше выживал носитель, тем слаще пир.
– О, как приятно.
Но специи – удача и шанс – преходящи, они исчезают очень быстро. Всегда. И цикл начинается, завершается и снова начинается и кончается, но всегда впереди новое начало.
Я анцат из анцати. Вы знаете мое имя – Данник Джеррико, но у меня много имен.
Вы знали нас, когда были детьми, и забыли, став взрослыми. Легенда лишь выдумка, миф нереален; легче отринуть детское мировоззрение в фальшивом свете взрослости, потому что страхи детства всегда созданы из истины. И некоторые истины чересчур трудно принять, и некоторые сказки слишком ужасны.
Пусть не будет страха. Я не гонюсь за ним, он не нужен мне. Он разъедает гортань, как уксус вместо вина. Пусть вместо страха придет смелость; пусть будет высокомерие. Самоуверенность без сомнений, убежденность в собственном мастерстве. Готовность, неудержимость, беспредельное физическое стремление к единственной постоянной: определению границ собственных возможностей. Принятие риска – не отступление и сдержанность. Вызов Шансу. Не предсказывайте мне. Не пишите пророчеств. Дайте мне лучшее в себе, наивысшие свои силы. Дайте мне освободить их. Во мне они будут жить вечно.
Не то чтобы я хотел убивать живых существ.
Да, я знаю, вы слышали сказки. Но вот вам правда от чистого сердца, если вы готовы поверить, что у меня таковое есть: существа делают мир красивым. Я не безумен, я не таюсь, я не пью по ночам кровь украдкой. Я горжусь своей внешностью, горжусь наследием, горжусь работой. Я принимаю ее со всей серьезностью, такую работу. В ней нет права на ошибку и необдуманные поступки. Если найдется разумный и действенный выход, я перестану убивать… но я пробовал наркотики, и они не эффективны: удовольствие кратковременно и в конце приводит к обратным результатам. Синтетическая замена «супу» бесполезна и, по правде сказать, от этих полумер я становлюсь больным. Остается лишь один ответ, единственный для всех анцати: «суп» в его чистейшей форме, свежевыделенный и тут же отнятый. Он портится вне тела.
Значит, должно быть тело.
Мос Айсли – золотая жила, место концентрации существ любого рода и вида, прибывающих сюда по частным делам, которые становятся и моими. В перерыве между работой наступает отдых, выходной, возможность поохотиться только для себя. Найти и выследить сосуд, наиболее способный удовлетворить мои потребности. Назовите меня гурманом, если хотите, но не вижу, почему бы не потакать себе между заданиями, которые по исполнению, по самому методу исполнения служат радостью моим нанимателям.
У меня есть время. И много денег. Я, по правде сказать, весьма богат, хоть и не говорю об этом: обсуждать кредиты слишком вульгарно. Если вам не по карману нанять меня, вы даже не знаете, что я существую. На дороговизну моих услуг пожаловался лишь один наниматель, первый. Он был пустым человечком без воображения… за жалобы я выпил его «суп», но не получил удовольствия. Те, кто меня нанимает, обычно трусы, не способные на что-либо за пределами жажды власти и финансового вознаграждения; их «суп» лишен густоты и вкуса. Но та смерть все-таки имела пользу – больше не жаловался никто.
Верность, как и удачу, нельзя купить, только получить на оговоренное соглашением время, в которое я служу одновременно себе и другим в потакании их амбициям или усмирении мелких дрязг. Меня такое положение устраивает: мои наниматели получают удовольствие, зная, что определенная «неприятность» более не доставит им беспокойств; я же пью «суп» убитого противника, и наниматели платят мне за это. Но они не сознают, сколь изменчива моя привязанность: я верен лишь «супу» и целям добычи его.
Другие анцати связывают себя с мелкими жизнями, сосредоточиваются полностью на охоте. Но есть больше, гораздо больше; нужно лишь иметь воображение, чтобы увидеть то, что лежит вокруг, и найти способ завладеть им. Пусть они связывают себя. Пусть проживают свои поверхностные жизни, пьют «суп» из недостойных сосудов. Себе я возьму лучшее. Крепко сваренный «суп» куда больше пьянит – и дольше оставляет послевкусие, – чем временные меры, на которые так полагаются другие анцати. И мне платят за все то, что я делал бы и бесплатно. О, это лучший из миров!
