знали и при моем появлении вскочили с мест и построились в ряд.
– Как служба, девушки? – спросила я дежурно.
– Служим женскому сопротивлению! – дружно объявили солдатки.
– Первая, вторая, за мной! – негромко скомандовала я.
По пути вниз рассказала о задаче мероприятия: нужно отвести пленного в обмывочный пункт. Вопросов никто, конечно, не задал, хотя мыть будущего покойника, было не принято. Спустились официально.
– Заключённый, спиной к стене, руки за голову, – скомандовала я.
Максим неспешно, но послушно выполнил требование. Он внимательно рассмотрел меня среди прибывших. Его губы задрожали. Мне было понятно, что он сдерживает улыбку.
Не знаю, о чем он подумал, но я ощущала к нему больное влечение. Открыв камеру и войдя внутрь, я вплотную приблизилась к нему и ощупала. Я делала это неспеша, наслаждаясь процедурой. После я скомандовала вновь:
– Вперёд, на выход.
Он выполнил. По лестнице вверх, прямо по коридору первого этажа до конца и направо находилась душевая комната. Мы запустили туда его. Я вошла внутрь и закрыла дверь, скомандовав, входить, если будет подозрительный шум. Я объяснила, чтобы не думалось, что это необходимая операция, что пленный здесь пробудет неопределённое количество времени, и что запах грязной плоти при допросах совершенно недопустим.
Вроде бы логично. Дверь захлопнулась, дозорные снаружи. Внутри душевой мы одни.
– Как тебе идея помыться? – соблазнительно приблизилась я к нему.
– Хорошая идея, – сдержанно ответил он. – Неплохо бы бритву.
– Я подумала об этом, – поддержала я и протянула кусочек мыла и свой острый нож из кобуры.
– Не боишься? – спросил он, принимая нож.
– Нет, – уверенно ответила я.
Он взял и пошёл в душ. Включил воду и начал раздеваться, внимательно глядя на меня. Когда снял все, полез под струи воды, на ходу корректируя температуру. Пока он принимал водные процедуры, я не сводила с него глаз. Его прекрасное накаченное в меру тело, было так соблазнительно. Я невольно вспомнила, что оно может творить и задрожала. Жаль, что нельзя присоединиться к нему. Очень хотелось, но нельзя, за дверью охрана.
Он мылся и насвистывал какой-то весёлый мотив, изредка поглядывая на меня, потом начал бриться. Он водил ножом по мыльным щекам, сбривая выросшие на лице волосы. Побрился, и брутальная бородка испарилась – он стал моложе и слаще.
– Нравится? – подошёл он ближе, закончив бритье.
– Очень.
Я не удержалась, чтобы его не поцеловать. Наш поцелуй был такой страстный, что, я забыла о своей работе, о конвое за дверью, о том, что мужчины – наши враги, в частности и Максим.
– Стоп, – вернул меня на землю Макс, отстранившись, – нельзя, Даш. Ты рискуешь. Не забывай, я вне закона.
– Ты умеешь обламывать, – разочарованно вытерла я губы, стараясь умерить дыхание.
– Даш, я чувствую твои желания, но я ещё и враг. Мне жаль вас. Если вы все такие слабые, то вы обречены.
– Мне тоже жаль, – сказала я в сторону, ненавидя себя за слабость к нему.
Это моё личное поражение. Я считала себя несгибаемой, бесстрашный, сумасшедшей по отношению к врагу. Так считали и окружающие, пока я не вляпалась в него. Я человек старой закалки, я знаю цену настоящей любви. Я еще не забыла, как можно отдаваться ей без остатка.
Он оделся, я вывела его в коридор. Перед этим в карман сунула бритвенный станок. Там с девочками и с автоматами мы повели его обратно в камеру. Он шёл, не поворачиваясь, держал руки за шеей. За решёткой опустил руки и проводил взглядом нас.
Я сделала вывод, что слишком сильно поддаюсь чувствам. Я занимаю большой пост и не должна рисковать жизнью других, потому что доверяю и хочу. Это по-прежнему, мужчина, прибывший из вражеской стороны.
Пусть сидит, пока не захочет поговорить сам. Я уверена, ему захочется поговорить.
Прошел месяц, как я его не видела. Я лишь дала распоряжение водить его в душ каждые три дня под усиленной охраной и больше решила не искушать себя. Было невыносимо тяжело жить, не видя его, не зная, что с ним. Я была уверена, что он думает обо мне, ждёт меня каждый день. Я тоже ждала, что он вызовет меня, соскучится, потребует. Прошёл месяц, никаких известий.
Поступил звонок из министерства, интересовались загадочным заключённым. По моим отчётам заключённый был важен, но не кололся на допросах. Мы искали способы, воздействия на него, добывали ценную информацию частично.
Министерство добыло ещё кое-какие источники информации, поэтому распорядились утилизировать нашего "гостя".
Новость застала меня врасплох. Я знала, что это неизбежно, но я не была готова к этому.
Его казнь должна была организовать я сегодня до полуночи.
В душе закрутилось отчаяние. Он готов принять смерть, он не задумывается о вечном, он ждет своей участи, на которую его обрекли его собратья. Проклятая судьба. Что она делает? Я не могу больше ждать, хочу увидеть его. Может, в последний раз.
На стоянке возле военной части я выжидаю время. На часах девять вечера. Надо бы ехать домой, к своей размеренной серой жизни, но я не могу думать ни о ком кроме него. Положив голову на руль, я думаю о будущем. В голове снова возникли кадры, которых не было в моей жизни: Я гуляю с собакой, он идёт рядом, ласково смотря на меня: "Как я долго тебя ждал", – говорит он в моем воображении. Он обнимает меня и прижимает к себе. Я чувствую тепло и счастье. Наша собака бежит впереди и подгоняет нас радостным лаем. Это золотистый лабрадор – мечта моего детства.
– Сегодня случится нечто фатальное, – сказала я себе, очнувшись от видения.
Возможно, это мои мечты, которым не суждено сбыться. Я не знала, что делать, как сказать ему слова прощания, я боялась расплакаться. Всё же собралась духом и приказала ногам идти.
В десять тридцать я вошла в военную контору. Войдя, велела дежурной, чтобы она пригласила на выход трех солдаток в полной боевой экипировке. В подробности задачи я не углублялась.
– Быть готовыми и ждать на выходе, – скомандовала я.
Сама спустилась в КПЗ. Максим сидел в камере. Он не спал, сидел на койке, смотрел на пол. Похудел. Увидев моё появление, встал и приблизился к решётке.
– Доброй ночи, – поприветствовала я его, опустив взгляд.
– Ты? Зачем ты пришла? Это риск, не стоило.
– Макс, я принесла грустную весть. Я должна тебя казнить…До полуночи.
– Что ж, я готов. Я все понимаю.
Он понимающе закивал головой в знак смирения. Максим, молча, смотрел мне в глаза, не двигался с места. Я нервничала.
– Максим, я постараюсь
