Шинель, которая шла к ней была не застегнута, открывая очаровательные формы под ней, но сначала меня удивило отсутствие бронежилета.
С другой стороны, это вроде бы было не боевым заданием.
Тем не менее, я не сомневался, что у ней была скрытая защита, как и на Гарвалаксе, несмотря на отсутствие видимых признаков.
«Как я выгляжу?» – спросила она, потягивая амасек из кристального кубка в руке.
Мы сидели в переднем отсеке ее Аквиллы, который для дела теперь был прекращен в серые цвета Муниторума, и который теперь выглядел, по крайней мере снаружи, как транспортный хаулер, не обслуживаемые со времен Готической войны.
Другими словами, именной такой вещью, которую я мог реквизировать для транспортировки со своим низким административным приоритетом.
(И которая была бы менее комфортабельной, естественно, не говоря уже даже о нехватке тщательно замаскированных пушек).
«Очень соблазнительно», – уверил я ее, достаточно аккуратно.
«Ты вполне сойдешь за солдата, если никто не будет близко присматриваться».
Это было более или менее правдой для большинства, я полагаю.
Кроме того, не считая Юргена, даже Симеон выглядел как штурмовик.
С имплантами, спрятанными под традиционной Валхалльской шинелью и фуражкой, он выглядел более человечным, чем обычно, массивная доза транквилизаторов или чего-то такого сглаживала его диапазон подергиваний и тиков.
Пелтон тоже отлично выглядел, его годы Арбитром, несомненно вдолбили дух дисциплины от надетой униформы.
Слабым звеном, естественно, была Земельда, она старалась как могла, но никогда не будет выглядеть для тех кто знаком с Имперской Гвардией, больше чем просто гражданский в заимствованной одежде.
Она делала что могла, даже вернула своим волосам естественный цвет для миссии, которые оказались с довольно приятным оттенком коричневого.
Столкнувшись с непримиримой решимостью Эмберли взять ее с собой, я неизбежно согласился, просто предложив добавить пару повязок, чтоб сложилось впечатление что она была ранена во время боев.
Все бы отметили причуды в поведении или выправке и списали бы на дезориентацию, с которой я сам так хорошо был знаком на протяжении пары недель.
Надежда была слабой, по общему признанию, но так как мы имели дело со штатом СПО, который были всего лишь в шаге от гражданских в форме, у нас должно было получится.
Излишне говорить, что Земельда была так же взволнована шансом переодеться и играть, точно так же, когда ее попросили исполнять роль горничной, и убедили в недвусмысленных выражениях не дрожать и не хромать как фигляр в детективной пьесе (4).
По крайней мере, к моему облегчению, Ракель и Янбел оба остались, когда даже неустанный оптимизм Эмберли отступил перед невозможностью успешно замаскировать их под солдат.
Я потягивал свой амасек, стараясь заглушить нехорошее предчувствие в своем животе.
Она конечно знала на что шла, так что я принял это как должное, проблемы будут, но я пока не знал какие.
В теории это звучало так, представить ее людей в облике моего эскорта, который заставил бы некоторые брови подняться, так как достаточно было одного согласно протоколам такого расследования.
Кроме того, если у Гаварронианцев были гибриды, то я мог едва положиться на их товарищей, в случае физической конфронтации.
Учитывая такую мрачную возможность я бы хотел взять с собой взводы Лустига или Грифена, пока Эмбрели не предложила этот обман и по правде говоря я до сих пор предпочитал бы поступить именно так.
У меня не было сомнений в том, что её люди будут драться если станет жарко, но я не так часто сражался с ними бок о бок как с Вальхалльцами и не мог положиться на них прикрывать мою спину.
Они были привязаны к Эмберли, Инквизиции и ее миссии.
И у меня не было сомнения, что при возникновении конфликта интересов, они пустят меня в расход не раздумывая ни секунды.
Кроме этого, у меня до сих пор не было четкого представления что делать когда мы приедем, и я должен сказать, что это к лучшему.
Если бы я осознал что они надеются найти, будьте уверенны, я бы был еще сильнее взволнован, чем до этого.
По крайней мере я знал, что я могу безоговорочно доверять Юргену, и я решил прилипнуть к нему близко как мог, несмотря на очевидное неудобство.
Он принял необходимость оставить свою любимую игрушку, мелта вряд ли была той вещью, которую мог принести комиссарский помощник на рутинную инспекцию, но он был явно не доволен таким положением вещей, без сомнения предвидя возможные проблемы.
(За это, учитывая как все происходило с тех пор как мы попали на эту Императором-проклятую шутку природы, я вряд ли мог его винить).
Потеряв утешение в виде такого грозного орудия ему оставалось только тяжело плюхнуться на сиденье, положить свой лазган на колени и начать одержимо проверять функционирование каждого компонента, бормоча подходящие литании из Книги Вооружения.
По крайней мере это спасало его от обычной тошноты морской болезни, так что я поблагодарил Императора за такую милость и старался рассмотреть владения Гаварронианцев, когда Понтиус широко кружил вокруг, готовясь приземлится на площадку главного строения СПО.
Первый взгляд оставлял впечатление аккуратности, ярко контрастирующей с другими плато, над которыми я пролетал с тех пор как прибыл на Периремунду, обычное представлявшими собой беспорядочное нагромождение жилищ или бесконтрольную природа, захватившую каждый дюйм для жизни.
Широкие, прямые дороги пересекали ухоженные поля, на которых каждый сорняк или полевой цветок, который посмел высунуть ростки из почвы был безжалостно уничтожен, как еретик, окруженный преградой, каждый угол которой был идеально правильно построен.
Город, которые мы пролетали был выдержан со строгой геометрической точностью, его улицы формировали идеальную сетку, естественно ведущую к широкой площади в центре которой величественно взлетал ввысь храм Императора при поддержке неумеренных контрфорсов, стен с бойницами и излишних скульптур.
«Он как игрушечный», – сказала Земельда, с ноткой неодобрения, без сомнения сравнивая его с точки зрения смущенного жителя Принципии Монс, и я согласно кивнул.
Неустанное совершенствование всего, несомненно демонстрировало преданность Ему на Земле в каждой маленькой детали повседневной жизни, поразило меня как стерильная, чуждая суматохе человеческой психики гладкая функциональность септа Тау. (5)
Она наклонила шею, чтоб что-то лучше рассмотреть вдалеке.
«Это то, куда мы направляемся?».
