Мы рассаживаемся в гостиной на толстенном ковре и подушках с хорошим видом на детский манеж и принимаемся планировать следующий швейный проект, когда меня нагоняет телефонный звонок. Я беру трубку и выслушиваю следующий загадочный текст:
– Ма, я сделал трахеотомию, что дальше?
С полсекунды я протормаживаю, потому что мозг отказывается обрабатывать конфликтующие данные. «Ма» – это матушка Азамата. Но звонит не Азамат. Да и слова «трахеотомия» он не знает. Могу предположить, что Алэк бы стал меня называть «ма», но он мало того что говорить не умеет, так еще и вот сидит и никуда не звонит. И звонить он не умеет тоже. И трахе…
Стоять, это же Кир!
– Кир, – говорю я с усилием, присобачивая ярлык странному явлению реальности. Потом понимаю, что все вопросы, которые я хочу задать, за один раз сквозь глотку не пролезут, и еще одним нечеловеческим усилием ума нахожу выход: – Включи камеру на телефоне!
– Ща! – Он послушно включает.
Он во дворе какого-то дома, смутно знакомого, но сразу в памяти не всплывает. Камера мечется, пока он перехватывает телефон поудобнее, я вижу его ботинки, потом вдали ноги каких-то еще людей и наконец край диля лежащего человека. Когда в кадр наконец-то попадает лицо, я его узнаю. Это тот исполин, пара Ажгдийдимидина. Лежит на снегу и со свистом дышит через трубку в горле – не специальный прибор, просто какой-то катетер, обмотанный пластырем, чтобы не ушел внутрь. Мне плохо видно подробности, но фонтана крови нет, и то благо.
– Звони в Дом Целителей и вызывай помощь, ты пока больше ничего не можешь сделать.
– Я номера не знаю! – признается Кир. – Только Яны, а она не отвечает.
Чертыхнувшись, я сама вызываю Дэна, параллельно объясняя Киру, как послать через два соединения координаты для навигатора – понятие адреса в муданжских городах отсутствует как класс.
– Что с ним было, что ты решил резать? – спрашиваю, когда Дэн стартует к месту событий.
– Ну, мы шли мимо, – издалека начинает Кир, и мне хочется ускорить его пинком. – Он выходил из ворот и вдруг начал задыхаться, ваще посинел, ноги подогнулись… Короче, похоже, как тогда тот целитель, ну помнишь… Я попытался ему в глотку трубку вставить, шел-то в Дом Целителей упражняться, с чемоданом, но не удалось, у меня того прибора с собой не было, только какие-то мягкие трубки, на них сильно не нажмешь… Зато скальпель был.
– Ясно, – механически киваю я, не сводя глаз с пациента. Тот по-прежнему дышит, хотя заметно, что трубочка ему узковата, на такой объем легких надо водопроводный кран втыкать.
Сбоку слышатся какие-то недовольные возгласы, Кир вместе с камерой дергается, но тут, к счастью, подъезжает Дэн – дом Ажгдийдимидина от целительского совсем близко. Осматривает пациента, пока Кир вкратце рассказывает, что произошло.
– Тут действительно отек Квинке. Сейчас уколю, заберу его, и зашьем, – постановляет Дэн, извлекая шприц и ампулу. – Почему-то с начала зимы очень много таких случаев, аллерген найти не можем…
Укол готов, Дэн встает и критически оглядывает пациента.
– Только вот как мы его понесем…
– А у вас что, только складные носилки? – ужасаюсь я.
– Да вот, я как-то не ожидал… В нем кил двести, наверное.
Я начинаю прикидывать какие-нибудь конструкции с домкратами на колесах, но тут встревает Кир:
– Погодите, я знаю, что делать! Давайте носилки. Айша!
Я слышу хрупанье снега, и в кадре появляются Айшины ноги. Дэн раскладывает носилки, с сомнением глядя на мелкую хрупкую девочку.
– Кир, ты гений! – сообщаю я.
– И в чем гениальность? – интересуется Дэн.
– Давайте мы его на носилки сдвинем, по снегу это легко… – тараторит Кир, не обращая внимания. Телефон со включенной камерой отправляется в карман, и я перестаю что-либо видеть. – Во-от, теперь, Айша, можешь поднять носилки и загнать в машину?
– Кир, вынь меня! – прошу. – Дай посмотреть!
– А, ой, прости, – слышится его голос сквозь шорох кармана, и вот уже я наблюдаю носилки, шатко и неровно левитирующие в открытые двери Дэнова фургона. Немного неуклюже приземлив пациента на кушетку, Айша тяжело выдыхает и повисает у Кира на руке, отчего камера опять дергается, и в кадре появляются еще одни ноги, обернутые пестрым дилем.
– Вы едете? – спрашивает Дэн. – Тогда полезайте.
Ноги в диле поспешно карабкаются в кузов, Дэн прыгает в кабину, двери захлопываются, и фургон уезжает, покачиваясь, по завалам снега.
– Фу-у-у-ух, – вздыхает Кир и прибавляет пару забористых непечатных выражений.
– Солидарна, – усмехаюсь я, откидываясь на спинку, чтобы сбросить напряжение. Вот только забыла, что сижу я на полу и никакой спинки за мной нету.
– Э, Лизка, куда! – вопит над ухом Янка, ловя меня в полете. – Что там за дроздец?! Кого резали-то?
– Ты его не знаешь, – говорю, восстанавливая равновесие. – Кир, как Айша?
– Ничего, вроде отдышалась, – бодро откликается ребенок.
– А ты?
– А я-то че, я тренированный, – усмехается он.
– Ты молодец, ты отлично справился, – замечаю я.
– Да вы погодите хвалить, еще неизвестно, как я там справился, – смущается он.
Обращение на «вы» не проходит незамеченным, но я решаю не заострять на этом внимания, еще спугну.
– Все равно молодец, что не растерялся и не побоялся, – настаиваю я. – Для многих новичков это самое трудное.
– Ладно, э-э, как скажете, мы пойдем, наверное, холодно тут, и ваще че-то я жрать хочу, – тараторит Кир.
– Иди, иди, – разрешаю я. – Приятного аппетита.
Дэн вскоре отзванивает мне и докладывает, что пациент в норме. Отек спал, дыхание свободное, в трубке больше потребности нет. Полежит до завтра в палате для контроля, ну и тест на аллергены пройдет.
Короче, можно выдохнуть.
Вернувшись в здесь и сейчас, я наблюдаю бледнющую Орешницу, которую успокаивает Янка. Оказывается, бедняга заглянула мне в телефон, не вовремя проходя мимо.
– Боги милостивые, прям так глотку-то и пропорол… – бормочет Орешница дрожащими губами.
– Да говорю вам, он его спас! – настаивает Яна. – Он же дышать не мог!
– Ох, горе-то! – ничтоже сумняшеся продолжает причитать Орешница.
У нас уходит минут пятнадцать на то, чтобы совместными усилиями убедить ее в законности операции, в итоге рукодельное настроение совершенно пропадает. Ее мелкие внуки тоже принимаются хныкать, Алэк, заслышавший в телефоне голос старшего брата, теперь пристает ко мне с воплями «Ки-и-и! Ки-и-иа!» – короче, полный разлад. Приходится нам сворачивать удочки и, по кочкам, по кочкам, ехать обратно.
Я подбрасываю безлошадную Янку до Дома Целителей и уж заодно захожу проведать пациента, прихватив мелкого, внезапно ужасно заинтересовавшегося хвостом моей отросшей косички.
