Я был полностью согласен с Уинтерсом и мог только представить, какую взбучку получу от отца, когда буду отчитываться за потраченные на катера деньги. И за все сопутствующие расходы, связанные с содержанием на полном довольствии отдельного специального дивизиона Королевских ВКС Заркона — абсолютно бесполезной для нас боевой единицы. И за принца Горана, которого придётся беречь, как зеницу ока, следить за тем, чтобы этот юный гений и гениальный шантажист не сложил свою царственную голову в предстоящем сражении…
А ещё через неделю мы полностью свернули нашу работу на Вавилоне и проводили в путь последние корабли с последней группой завербованных добровольцев. Это были двадцать семь лёгких корветов, чья модернизация производилась в наземных ремонтных ангарах; для них было достаточно одной пары дополнительных излучателей, смонтированных на концах крыльев.
Я позволил себе неслыханную за последние месяцы роскошь покинуть пределы здания банка и посетить космодром, чтобы собственными глазами наблюдать за взлётом наших корветов. Я уже мог не опасаться терактов со стороны наших противников — ведь они покушались не на меня лично, как на Александра Шнайдера; они стремились воспрепятствовать нашей работе по укреплению обороноспособности Ютланда. Но теперь всё осталось позади, и я снова превратился просто в капитана космического корабля. Тем не менее, чтобы удержать тяньгонских агентов и наёмных боевиков фармацевтического консорциума от соблазна банальной мести, лейтенант Уинтерс приставил ко мне в качестве свиты всех имевшихся в наличии космических пехотинцев; а вдобавок нас сопровождало ещё три десятка отборных полицейских, которых выделил для этой цели новый комиссар городской полиции Мустафа Хашеми. Зрелище, скажу вам, было незабываемое.
Ещё более многочисленный полицейский эскорт, с привлечением агентов госбезопасности, сопровождал нас на следующий день в аэропорт, откуда вся наша группа вылетела чартерным рейсом на орбитальную станцию, где стоял в доке корвет «Орион». Вавилонские власти, стремясь не допустить в последний момент никаких инцидентов, расчистили для челнока просторный «коридор», а с нашим прибытием на станцию обеспечили нам быструю и беспрепятственную посадку на корабль.
Буквально в последнюю минуту решил полететь с нами и адмирал Фаулер.
— Не знаю, в какой мере я буду вам полезен, — сказал он мне. — Ведь я уже давно из военного превратился в администратора. Но я не могу оставаться в стороне, когда вашей планете угрожает опасность. Иначе потеряю всякое уважение к себе. Да и внукам, когда они подрастут, как я объясню, что годами набивал карманы ютландскими деньгами, а потом, едва почуяв опасность, спрятался в кусты.
Однако тех же внуков и свою дочь Фаулер оставил на Вавилоне, в полной безопасности. Я понимал его. Я бы и сам так поступил, будь у меня дети и внуки. Я даже подумывал, к какой бы хитрости прибегнуть, чтобы отправить Лину к родителям на Октавию (об Элис речь не шла, она бы не поддалась ни на какую хитрость), но так ничего и не придумал. А когда я заговорил об этом прямо, без обиняков, Лина оскорбилась и заявила, что ни за что со мной не расстанется. Она даже пригрозила расценить мои слова так, что я разлюбил её.
…Только оказавшись на борту «Ориона» я в полной мере осознал, как мне не хватало космоса. Усталость и напряжение последних девятнадцати недель мигом покинули меня, я почувствовал прилив сил и энергии. Меня так и подмывало немедленно броситься на мостик и заняться предстартовой подготовкой; но прежде, как капитан, я должен был совершить обход корабля и убедиться, что на борту всё в порядке — экипаж к полёту готов, а пассажиры надлежащим образом размещены по каютам.
И тут я, пожалуй, схитрил. Я немного затянул обход корабля с таким расчётом, чтобы не начинать командование с рутинной процедуры отшвартовки из дока и следования по инструкциям диспетчера в свободный для старта сектор околопланетного пространства. Этим, по моему поручению, занимался старпом Купер, а я заявился в рубку как раз в тот момент, когда со всеми предварительными манёврами было покончено и «Орион» был готов к погружению в вакуум.
При моём появлении дежурный боцман традиционно провозгласил:
— Капитан на мостике!
Лейтенант-командор Купер взял под козырёк:
— Старший помощник вахту сдал.
— Капитан вахту принял, — ответил я и смерил взглядом троицу пилотов из Первой группы: штурмана Дэвис, навигатора Прайс и оператора погружения Тёрнер, мою Элис…
Дэвис доложила о полной готовности всех бортовых систем. Лейтенант Уинтерс, снова приступивший к обязанностям офицера связи, сообщил, что диспетчерская даёт добро на погружение. И тогда я, смакуя каждое слово, отдал свою первую команду:
— Штурман, запустить привод в холостом режиме.
Чёрт побери, как же я соскучился по этой работе!
— Алекс, ты знаешь, какой сегодня день? — отозвалась из соседнего шезлонга Яна.
Я лениво приподнял солнцезащитные очки и посмотрел в чистое голубое небо.
— Хороший, тёплый день, — сказал я. — Третий день моего отпуска и четвёртый — после возвращения с Вавилона.
День был действительно хорош. В этом полушарии Ютланда была ранняя осень, царило бабье лето — как его ещё называют, бархатный сезон. В нескольких метрах от наших шезлонгов плескалось море; пляж и прибрежные воды были заполнены людьми, отовсюду звучала эриданская речь. Отдыхающие из числа коренных ютландцев потянулись ближе к тропикам, на этих широтах для них было уже прохладно, а для нас — в самый раз. Среднегодовая температура на Ютланде выше, чем на Октавии, к тому же здешнее солнце, звезда Аруна, гораздо желтее нашей Эпсилон, и летом её лучи содержат непривычно много для эриданцев ультрафиолета. Зато сейчас мы могли спокойно нежиться на солнышке, не боясь обжечь свою чувствительную кожу.
— Нет, Алекс, я спрашиваю, какое число, — уточнила Яна.
— Ну, восемнадцатое января, — ответил я. Как и на других населённых планетах, на Ютланде пользовались земным календарём, хотя это приводило к некоторым неудобствам из-за несовпадения естественных годичных циклов. — Сегодня мне исполнилось двадцать четыре года, четыре месяца и шестнадцать дней.
— Тоже знаменательная дата, — согласилась сестра. — Но ты кое-что упустил. Сегодня ровно год, как мы попали на Ютланд.
— Целый год! — удивлённо произнёс я. А потом поправился: — Один только год. А сколько всего случилось!
