Нет, не марсиане, слава богу. И нет, не латинос, разумеется. Но русскими назвал бы их с натягом — трое представляли собой какие-то восточные народности необъятной земной Макророссии, один, ударник — жителей Дальнего Востока, либо корейцев, либо китайцев. Я подошел ближе, вникая в исполняемый материал. Хорошо играют, стервецы, аж заслушался!
Справедливости ради надо сказать, после встречи с Катариной пришлось немного «подлечиться», и несмотря на общее ощущение адекватности, я все же был в немного измененном состоянии души, что накладывало отпечаток на восприятие. Любая музыка воспринималась острее, захватывала, тянула куда-то. Но сейчас ощущение полета просто зашкалило — я был самим чувством.
Стоял и слушал, ловя настроение. Но минут через двадцать вдруг понял, что что-то не так, чего ребятам не хватает. И еще минут через десять понял, чего именно. У них хорошо получалось высекать слезы, особенно у чувственных сеньорит, но немного собранности, целеустремленности, брутальности их исполнению не помешало бы. Эдакого настроя на борьбу, на победу. Иногда это тоже нужно, не только сопли пускать. И когда ребята закончили, отошли на перерыв — промочить горло, я подошел и на чистом русском обратной стороны планеты поделился своими наблюдениями.
На меня смотрели четыре пары недовольных глаз. Смотрели оценивающе, размышляя, послать или возразить, вступив в дискуссию? Я их понимал — небритый, пьяный, с ядреным запахом перегара, разглагольствую на тему высоких материй, указывая, что у них не так. Я б такого точно послал!
Но я — не они, не послали, решили подискутировать.
— Сам кто такой? — осторожно спросил тот, кого я мысленно держал за старшего, басист с длинными небрежно растрепанными волосами.
— Иван. Можно Ваня. — Я протянул руку.
Басист задумался и медленно пожал ее, градус напряженности спал. Начало хорошее.
— Кто таков? Где играешь?
Я пожал плечами.
— Да нигде. Раньше учился играть, но бросил. Дела поважнее нашлись…
Мои кулаки инстинктивно сжались — вспомнилась старая школа и необходимость вот ими доказывать свое право на что бы то ни было. Какие тут уроки музыки!
— А чего тогда себя спецом мнишь? — усмехнулся вокалист, но не зло, скорее, с иронией.
— А что, если не учился, значит валенок? А если я этот… Киндервуд?
— Вундеркинд? — Ребята заржали. Я все больше и больше им нравился, входил в доверие. Значит, уроки Катюши были не напрасны. И не только ее.
— Ага. Может, я интуитивно чувствую, просто математически выразить сложно? Ну, этими вашими нотами-закорючками. Скажете, не бывает такого?
— Да нет, бывает, конечно! — хмыкнул басист. — Только таким не бросаются, такое доказать надобно, Ваня. Чтоб чепушилой не прослыть и не огрести. Я шучу, но намек ты понял.
В его глазах появилась сталь, которая в свою очередь скрывала интерес. Вот он, апофеоз. Или ко мне отнесутся не просто серьезно, а как к «боевому товарищу», и не важно, что нас ничего не связывает, или прослыву «чепушилой», после чего на этой точке и в их тусовке вообще лучше не появляться. Засмеют.
— Ну, раз ты киндервуд, напой тогда, чего узрел, чего нам там не хватает? — миролюбиво предложил ударник, ставя на процедуре знакомства логическую точку. Надо сказать, он был самым спокойным и миролюбивым в компании вообще — почти не смеялся, но зато и настороженности в его взгляде я не чувствовал. Он вообще все время дружелюбно улыбался, будто улыбка — его марка, знак качества.
Я расслабился и начал напевать ребятам то, что скачал в свое время и «сливал» девчонкам диаспоры в корпусе, налаживая отношения. Старые-старые песни о давно минувших днях и событиях. Как и предполагал, ни одной они не узнали. Одну вроде узнал ударник, сказал, на что-то похоже, но по его глазам я понял, что сходство это шапочное.
— Слышь, а ты спой, а? — предложил вокалист, кивая мне на сцену. — У нас перекур, пожрать хотим. А ты повесели публику, чтоб место не пустовало. Сам понимаешь, оплата почасовая, жалко. А так может, и тебе чего накидают… — перевел он глаза на одиноко возвышающийся перед сценой терминал. — А мы поделимся — не жадные!
Остальные на него шикнули, но он махнул рукой.
— А чего? Если у парня голос есть, и слух — пускай. Если нет — сгоним. Это мы завсегда успеем. Ты как, без обид, ели попросим?
Если попросят я был без обид. Ну, не тот у меня слух и голос, чтобы со сцены петь. Кое-что слышу, чувствую, но это уровень барного караоке, а не сцены, пусть даже и местной, новогаванской. Но предложение польстило.
— Если оригинал есть, давай в прогу загоним, сделаем тебе минус? — улыбнулся басист. — У нас всё с собой!
Я отрицательно покачал головой.
— Спасибо, у меня у самого такая прога есть. Сам написал. Просто там качество такое, что…
Я вызвал главное меню навигатора перед лицом и лихорадочно заработал по нему пальцами с обратной стороны. Действительно, прогу я написал сам, когда было нечего делать после мозговерта. Суть ее в том, что скачанные записи слишком старые, к ним нужен штучный подход, стандартные программы такую только испортят. Там вообще дело очень тонкое, другая кодировка и просто ужасное качество звучания. Настолько, что сейчас, выбрав и отправив на обработку несколько вещей, удивился, как быстро, почти моментально прошел процесс, несмотря на все современные примочки, которые я прописал автоматически цеплять к каждому треку.
— Как ваша аппаратура называется? — спросил я, включая поиск устройств.
— «Алые паруса». Сейчас, подтвержу запрос… — Басист включил свой навигатор с намерением подтвердить мое подключение к их аппаратуре, но этого не потребовалось. Действуя на автомате, я прошел сквозь защиту, как нож сквозь масло, даже оную не заметив. Лицо басиста вытянулось.
— Ну, нифига себе?! Что это было?
— Прибор один волшебный. Только никому ни слова…
Я улыбнулся, пошел к сцене, но перед лесенкой вопросительно обернулся.
— Парни, а это…
— Для храбрости? — Ребята заржали. Ударник вытащил из-за колонки и протянул мне початую бутылку. — Держи.
Я подошел и приложился, как был, с горла. Без закуски, без всего — после пьянки с марсианами острой необходимости закусывать вкус спирта не чувствовал.
— Ого, свой парень! — похлопал по плечу гитарист. — Нам оставь!
Я крякнул, вернул ему бутылку, скривился. Почувствовал себя лучше. Затем обернулся и все-таки взошел на сцену.
Сцена была не большой, метр с небольшим в высоту. Да и находилась на боковой аллее Малой Гаваны, среди прогуливающихся туристов. Но я не выступал и на такой, потому всячески давил в себе волнение.
