Когда он вошел в зал, то растерялся, глаза разбегались от обилия гостей и вина. Не сдерживая себя в питье, он поначалу чувствовал себя совершенно трезвым, и голова работала с удивительной ясностью.
Аккуратно одетые собаки чинно разносили еду. Роун ел много и жадно, в то время как его товарищи пробовали всего понемногу и не забывали наблюдать за происходящим.
— Вы, земляне, знаете, как готовить еду, — заметил Роун белокурой девушке, перехватив ее взгляд. — Это намного лучше, чем пожирать сырое мясо.
При этих словах Фригет, так звали девушку, судорожно сглотнула, похоже, почувствовав дурноту. Она протянула было руку, чтобы положить ее на запястье Роуна, но тут же ее машинально отдернула.
— Ты странный, — прошептала она. — Интересно, о чем ты думаешь? Твоему мозгу семнадцать тысяч лет, да и сам ты слишком много бродяжничал по Вселенной…
— Я думаю о многом, — осторожно произнес Роун, стараясь рассуждать здраво и трезво. — Например, о ниссийцах и о том, что люди погубили себя в этой неравной борьбе, поверив в слухи и домыслы о разных призраках.
— Старый ниссиец, — задумчиво произнесла Фригет, теперь уже безбоязненно прикоснувшись к руке Роуна. — Я всегда полагала, что это всего лишь глупый предрассудок…
— Я совершил грубейшую ошибку, прорвав российскую блокаду, — с сожалением заметил Роун. — Я не освободил Землю, а лишь вдребезги разбил миф о ниссийском флоте. Теперь планета беззащитна перед грязными подонками вроде Тришиниста. Они все скоро явятся сюда, и тогда Земля станет не лучше Тамбула.
Фригет стала искать свою собаку Илеп, чтобы та подправила ей макияж.
— Нам нужен новый флот, — не чувствуя собеседника, продолжал Роун. — У Тришиниста есть корабли, чтобы перевезти пятьдесят тысяч человек. Но ведь у вас в секретных ангарах под землей тоже есть корабли. Вам надо оснастить их оружием, научиться пользоваться им и выработать тактику обороны.
Фригет нахмурилась.
— Действительно, для человека, вышедшего из-за Предела, ты говоришь странные вещи. Скажи, как чувствует себя человек, которого убивают? Что испытываешь, умирая сам?
— Скоро сама это узнаешь, — грубо оборвал ее Роун.
Неожиданно он почувствовал себя плохо, сердце из него готово было буквально выскочить, голова разрывалась. Он последний раз хлебнул вина и положил голову на край стола, закрыв глаза. Фригет поморщилась и встала.
— Боюсь, он становится скучным, — сказала она кому-то. — Дарел, давай пойдем в музей. Они, вероятно, уже начали.
— Они не посмеют без нас! — встревоженно возразил Дарел. — Ведь все это готовил я!
— Еще как посмеют…
— Роун! — Дарел тряс его за плечо.
Роун поднял голову и увидел перед собой толпу зевак, лица зыбко расплывались в черноватом тумане.
— Идем, Роун! — Дарел схватил его за руку. — Ты опять уснул, глупый мальчишка! Но мы уже все собрались идти в музей!
— Идти куда?
— В музей Славы Человека! Идем! О, да тебя трясет! Роун! Это древнее, очень древнее место… на самой окраине города. Там поселились ужас и тьма… но это же замечательно, правда?! Там хранится вся… вся земная история. Мы сохранили в музее все, как было… до особого случая. И вот этот особый случай настал. Сегодня превосходная ночь!
— Забавное местечко… для вечеринки, — протянул Роун, но все-таки поднялся и, пошатываясь, двинулся за смеющейся и болтающей толпой.
На крыше суетились собаки, усаживая своих хозяев в припаркованные флаеры. Несколько машин уже парило в воздухе, ожидая остальных. Роуну казалось, что все это — дурной сон, в груди теснилось предчувствие наступающей катастрофы. Рядом мелькнули широко открытые, перепуганные собачьи глаза. Даже Состель неуклюже замешкался, открывая дверцу флаера. Рука Роуна машинально потянулась к поясу, но оружие он так опрометчиво оставил на корабле.
— Аскор, — вспомнил он неожиданно. — И Сидис. Где они? — Он приподнялся на сиденье, но флаер рванул вверх, и он повалился на подушки.
— Они больше не станут тебя беспокоить, — заметил Дарел. — А теперь только подумай, Роун! Вещи, которые трепетно хранились нашими предками пять тысяч… десять тысяч лет назад…
— Что ты имеешь в виду? — пытаясь хоть что-нибудь сообразить, спросил Роун. — Кто — они?
— Роун, ты что, не помнишь? Ты же сам отправил их прочь…
— Состель, — Роун попытался встать, но почувствовал неожиданную слабость во всем теле, перед глазами поплыли разноцветные круги.
— Хозяин, это правда. Ты приказал им оставить тебя в покое. Но они схватили тебя и потащили, тогда ты стал отбиваться, а потом… понтом хозяин Дарел был вынужден вызвать конвойных.
— А это кто такие? — Роун слышал свой собственный, почему-то вдруг охрипший голос откуда-то издали, как раскаты далекого грома.
— Специально натренированные собаки, хозяин, — пояснил Состель настороженно. — Ими руководит Котшаи — каратель.
— Они… они?
— Ваши товарищи дрались отчаянно, хозяин. Они убили много собак. Их удалось схватить, только когда на них навели парализаторы.
— Так они живы? — Темнота перед глазами постепенно рассеялась.
— Конечно, хозяин! — заверил Состель, словно и не допуская испугавшей Роуна мысли. Успокоившись, Роун заржал.
— Ну, тогда все в порядке. Этим ребятам к тюрьме не привыкать, а завтра утром я их оттуда вытащу.
Они опустились на широкую, плоскую крышу древнего дворца. Роун шел, пошатываясь, опираясь на лапу Состеля.
— Меня тошнит, — сказал он. — С тех пор как я обгорел, когда Генри Дред захватил Экстраваганзоо, мне никогда не было так худо. Правда, тогда меня вылечил доктор… а вот вылечить Стеллери он так и не смог. Ее убило хромолитоной балкой, а потом ее тело… сгорело…
— Да, хозяин, — утешал его Состель.
— Гом Балж умер от перегрузки при ускорении. Но я тоже убивал. Я убил Диска, а потом и Генри Дреда. Ты ведь его не знал, верно, Состель? А вот Железный Роберт… он умер ради меня…
Наконец они вошли в здание. Голоса толпы напоминали крики птиц, дерущихся на мусорной куче; расплывчатые лица, появившись, тотчас исчезали. Вокруг рядами стояли высокие стены со стеклянными витринами. Кто-то назойливо что-то нашептывал Роуну на ухо, но он, не обращая ни на кого внимания, двинулся к ближайшему стенду.
— Это коллекция знаменитых драгоценных камней, хозяин, — пояснил Состель. — Природные минералы, найденные на Земле и собранные людьми. За свою красоту и необычность они удостоились вечного хранения в музее.
Роун уставился на многочисленные ряды сверкающих обработанных кристаллов — красных, зеленых, бледно-голубых, фиолетовых, чисто белых…
