инциденты происходят не с обоюдного согласия, а на почве расовой ненависти. Отец забрал маму с Таррагоны на Землю. Он просто купил её. Она думала, что будет счастлива… но все случилось наоборот. Мама говорила, что он не виноват. Она оправдывала его. Говорила, что человечество подпало под иго Таррагоны, что люди терпят страшные лишения от своих господ. Да, сиксфинги жестоки к людям. Но я не считаю, что это хоть в малой степени оправдывает то, что он с ней сделал. Когда я родилась, от меня избавились. Буквально вырвали из рук матери и просто выкинули. Он не захотел даже взглянуть на меня, ему была отвратительна самая мысль, что у него может быть ребёнок-полукровка. Он не принимал маму за живое существо с душой и чувствами. Он на протяжение долгих лет вымещал на ней всю свою ненависть к сиксфингам, к захватчикам, поработившим его мир. Однажды она сбежала от него. Я не знаю как, но ей удалось найти меня. Мама организовала мой побег из резерваций Западного Побережья. Не могу даже вообразить, через что ей пришлось пройти. Принцессе, наследнице великого рода… И через пару недель она умерла у меня на руках, в гнилом бараке, в вонючих трущобах, где-то на севере Калифорнии, где никто не мог помочь, где хиншу не могли достать не то, что антибиотиков, но даже просто глотка воды. Мама умерла. Моя мама…
Я с ужасом увидел, что она плачет, что слезы текут по её лицу, и вдруг она разревелась, горько, взахлёб, размазывая сопли по лицу, как ребёнок, как человек, который изрядно натерпелся и вдоволь наелся всякого дерьма, преподнесенного ему заботливой жизнью на блюдечке с голубой каёмочкой. Она постаралась взять себя в руки, но её словно прорвало, как и Кирсанова, она дала слабину и сдержаться уже не могла, вся боль, скопившаяся в душе за долгие годы, рвалась наружу, словно река через прорванную плотину.
Не самая приятная сцена. Со смесью жалости и отвращения мы подступили к хиншу, Кирсанов опустился рядом с ней, дал ей платок. Она стала вытирать лицо.
– Зачем тебе в Москву? – спокойно спросил Кирсанов.
Хиншу высморкалась, всхлипывая, ответила:
– Мой отец – барон Толмачев. Хотите верьте, хотите нет. Два года назад я узнала, что он умер. У барона нет прямых наследников, кроме меня, и завещания он не оставил. Но, по закону, я могу претендовать на 51 процент капитала и имущества, и то, что я карианка, не имеет значения. Но чтобы получить право участвовать в деле, мне нужно явиться в суд в Москве. У меня есть оригиналы документов – моё свидетельство о рождении, регистрация брака родителей и свидетельство о смерти матери. Но есть ещё кое что – восемь процентов капитала, которые я могу получить сразу, как только нотариус представит документы в суд. Вот этого-то больше всего и боятся, именно поэтому вся эта чертова планета ополчилась против меня, чтобы не дать мне добраться до Москвы. Потому что стоит мне только перешагнуть порог банка с этими бумагами, – она похлопала себя по груди, – и я, считай, победила. Мне отдадут кучу денег, на которую я смогу нанять целую армию юристов. Я поеду в родовое поместье барона, войду туда, как хозяйка, и уже никто не сможет добраться до меня. Я смогу нанять хороших нотариусов, адвокатов, и заключу сделку с генерал-губернатором Земли, Торианом Соукаши. Если я не буду участвовать в деле, все имущество барона будет разворовано. Я сделаю так, что законные 49 процентов наследства отойдут сиксфингам. Они согласятся мне помочь. А взамен мне дадут свободу. Все, что мне нужно – это имперский паспорт, лицензия пилота первой категории, мощный звездолёт с движком на пятьдесят квантовых свечей и золотая виза. И немного денег, чтобы закупить все необходимое для долгого путешествия. И я к чертям собачьим пошлю эту проклятую планету и уберусь так далеко от Таррагоны, где никто и никогда меня не найдёт, уйду в вечный поиск, в странствие по далеким, неведомым галактикам…
– Как романтично… – пробормотал Кирсанов. – Мечта любого идеалиста – свалить на хрен из этого гребаного мира, где все топят друг друга в говне. Это очень хороший план. Позволь догадаться, кто-то пронюхал, что ты жива, а японцам заплатили, чтобы тебя убить?
Хиншу кивнула.
– Говорю же, вся планета… Право на претензию истекает через три года после регистрации смерти. Мне осталось ещё около восьми – девяти месяцев, чтобы успеть подать документы в суд. Потом будет поздно. Наследство отца отойдёт его окружению, бывшим партнерам по бизнесу. Если они завладеют капиталом, это будет пир во время чумы. Нынешняя ситуация покажется цветочками, по сравнению с тем, в какую пропасть анархии погрузится Земля. Вы можете помочь мне добраться до Москвы и тогда получите каждый в сто или двести раз больше, чем вам на всех обещали дать за мою транспортировку. Вы получите по пять или по десять миллионов. У вас ещё не кружится голова? Слушайте, конечно, у вас нет резона верить мне и помогать, но подумайте, лучше, если эти деньги попадут в руки мафии или сиксфингов? Если богатства достанутся людям, поверьте, они не задержатся на Земле дольше, чем если бы ими завладел банк Таррагоны. Из-за этих денег прольются не реки, моря крови. Я знаю, о чем я говорю, это страшные люди, и моя мама рассказывала мне про их замки в столице Империи. Им наплевать на простых землян ещё больше, чем сиксфингам. Думаете, кто-то из богатых, влиятельных людей ещё помнит о каких-то освободительных идеях, ещё во что-то верит? Пфф, как бы не так. Им глубоко плевать. Подумайте об этом. Обманывать вас и лгать нет никакого смысла. Даже если вы просто прогоните меня, я в гораздо более плачевном положении, чем вы. Вы сейчас мой единственный шанс выбраться из Владивостока. На поезд я уже опоздала. Но у вас есть атомный вездеход, это мощная машина, она способна проползти через весь континент и добраться до Москвы. Да, это двенадцать тысяч километров, немыслимо громадное расстояние, но мы можем попытаться! У меня есть деньги, мы сможем покупать по дороге еду и все необходимое.
Сбежать из Корпуса это, конечно, дезертирство, возможно даже, нас будут какое-то время искать, но один танк-сторожевик слишком незначительная потеря, чтобы платить за большие поисковые партии. Мы помогли хиншу подняться и посадили её в вездеход. Сами остались снаружи. Все угрюмо молчали. Да, риск был велик. Ответственность весьма тяжела. Но на базе нас уже все равно давно хватились.
