Клэрити посмотрела на Флинкса. На какой-то момент страх перед Флинксом оставил ее.
– Спасибо тебе, – просто произнесла она. Однако Флинксу уже пора было идти.
– Да ладно, забудем об этом, – произнес он.
Флинксу не особенно хотелось заводить с Клэрити разговор. Впереди был долгий путь сквозь сжатое пространство. Жилая же зона “Учителя” была слишком мала, а корабль переполнен. Находиться все время на мостике не было никакой необходимости, и Флинкс обнаружил, что у него масса свободного времени, проводить которое совершенно негде, кроме своей спальни. Но он не был таким нелюдимом, каким себе казался. Поэтому его встречи с Клэрити происходили довольно часто.
Они постепенно начали разговаривать, правда, теперь уже без той игривой интимности, которая сопровождала их прежние отношения.
Поначалу оба нервничали. Вторая встреча прошла довольно гладко, третья – непринужденно. Это радовало Флинкса, ведь если расставаться, то лучше Друзьями.
Несколько раз Флинксу казалось, что она вот-вот начнет изливать душу, попытается объяснить причину своего страха и неуверенности, но в последний момент она сдерживалась и меняла тему разговора. Если ей в чем-то хочется признаться, она все равно это рано или поздно сделает. Но он вовсе не был уверен, что захочет ее выслушать.
Большая и Малая Талия были по сравнению с Горисой основательно обжиты, а их жители страдали скукой и пресыщенностью. Репортажи о вооруженном нападении на научно-исследовательскую станцию наверняка встряхнут сонную публику. А когда прибудут раненые и их сопровождающие, то к ним наверняка хлынут потоком назойливые и дотошные репортеры вперемежку с секретными агентами. В отличие от обеих Талий Гориса не страдала от недостатка сенсаций, и факсы ее информационных агентств пекли новости двадцать четыре часа в сутки. Гориса была наглядным примером быстрорастущей колонии. Ее недра изобиловали тяжелыми металлами, океаны – дарами моря, а плодородные аллювиальные почвы как нельзя лучше способствовали развитию сельского хозяйства. Сама планета находилась на окраине Содружества по соседству с выступом Империи Ааннов и довольно далеко от края Галактики.
Гориса превратилась к этому времени в кишащий человеческий улей с населением более ста миллионов. Основная часть населения размещалась на втором по величине континенте, но еще с десяток быстро развивающихся городов были разбросаны по четырем другим материкам. Климат был умеренным, атмосфера богата кислородом, а сила тяжести чуть меньше земной, что было почти незаметно. Каждый новый день сулил прибывающим сюда иммигрантам радужные перспективы на будущее.
На этой планете, которой прочили судьбу самого процветающего мира Содружества, соперничали сто шестьдесят информационных и развлекательных каналов.
Прибывшие группы пострадавших исследователей и обслуживающего персонала с далекой пограничной колонии для крупнейших агентств новостей не заслуживали даже упоминания. Правда, один-единственный дотошный репортер заинтересовался, каким образом девятнадцатилетний юнец без громкого имени и без жизненного опыта сумел обзавестись собственным космическим судном. Причина же, которая привела Флинкса на Горису, показалась репортеру не столь интригующей. Впрочем, в суматохе прибытия и прохождения таможенного досмотра Флинкс потерял его из поля зрения.
Оунгрит был восьмимиллионным гигантом с тремя крупными космопортами и всем, что к этому полагается на планете, где не стесненные в средствах конкуренты наступали друг другу на пятки.
На Большой и Малой Талии раненым был бы, возможно, обеспечен чуть лучший уход, зато на Горисе их приняли без проволочек и лишних вопросов, ведь среди крупных лечебных учреждений планеты существовала жесточайшая конкуренция.
В распоряжение Эйми Вандерворт были предоставлены с полдесятка каналов космической связи для передачи доклада, который подготовила Клэрити. И еще до того, как с борта “Учителя” был доставлен последний раненый, в ее палате вовсю кипела разработка планов восстановления на Тоннеле исследовательского комплекса.
“Колдстрайп” был единственной фирмой, сильно пострадавшей от рук фанатиков. Понесли урон некоторые университеты и исследовательские институты. Требовалось поставить обо всем в известность Первого Советника Объединенной Церкви и власти Содружества. Очень быстро нашлось занятие буквально для каждого.
Клэрити наблюдала, с каким достоинством и уверенностью держал себя Флинкс в этом сложном и лихорадочном мире Горисы, и с каждым часом проникалась все большим уважением к своему спасителю. Он вел себя так, будто всю свою жизнь имел дело исключительно с торговцами-толстосумами и самодовольно-чванливыми бюрократами. Его манеры всегда оставались ровными. В них не было ни развязности или нахальства, ни заискивания перед чиновниками. Флинкс был учтив и почтителен. Но умел стоять на своем до конца, особенно если вопрос представлял для него особую важность. И при этом ему удавалось вести переговоры, не выдавая себя. Ему потребовалось целых десять лет, чтобы овладеть таким искусством. Правда, высокий рост теперь был помехой для того, чтобы, когда надо, оставаться в тени. Рыжая шевелюра тоже привлекала излишнее внимание. Он даже стал подумывать, не перекрасить ли ему волосы в более спокойный цвет. Но поскольку на Горисе в моде были яркие цвета типа электрик, он не стал этого делать.
Клэрити казалось, что она начала понемногу понимать Флинкса: то, как работал его ум, почему именно так он держал себя на людях и чего в действительности ему хотелось. Его юные годы и внешность многих вводили в заблуждение. Но Флинксу, как она подозревала, это было только на руку. Уж кому, как не ей знать, что за этими невинными зелеными глазами скрывается уникальный по своим возможностям ум, не знающий ни минуты покоя.
Флинкс рассказывал ей о своем трудном детстве. Интересно, стояло ли за этим нечто большее, чем желание выговориться? А может быть, он и в самом деле был милым, обыкновенным молодым человеком, пусть даже с редким талантом и пытливым умом?
Несмотря на все предостережения Вандерворт, Клэрити была уверена, что во Флинксе нет никакой потенциальной злокачественности. И разве не естественны ее опасения, если он сам страшится своей сущности?
Клэрити наблюдала, как он без лишней суеты помогал ухаживать за ранеными, как умел ободрить тяжелобольных. Чем дольше его не трогали, тем большее внимание он уделял остальным. Порой казалось, что он стесняется своего сочувствия к людям и особенно того, что кому-то оно может показаться чрезмерным.
