Неплохо за два года, — прокомментировал я нейтральным тоном.
— У нас отличное финансирование и куча инвесторов. Станция полностью восстановлена и даже расширена.
— И зачем ИИ столько места? Разве они не помещаются в тех баржах? — я показал пальцем на пилоны.
— На станции есть люди, и немало. Не все планетяне — балласт.
— То есть когда очередной твой ИИ решит, что устроить постановку видеодрамы с живыми актёрами веселее, чем с виртуальными, жертв будет много?
— Иногда я забываю, что спорю с оболочкой, у которой в пустой голове гулкое эхо предрассудков мёртвого космика. Но уже вспомнила, так что заткнись.
Буксир повернулся относительно станции, пристраивая к стыковочному узлу пилона баржу. Значит, на станцию переходить придётся через неё. Это и к лучшему — проще перенести в госпиталь Катю.
— Стыковка завершена, — сообщила Катерина. — Мы подключены к сети станции. Примете видеовызов, Мать?
— Соедини, — кивнула Катенька, машинально поправляя волосы.
На экране пропал крупный план станции, он потемнел, потом зажёгся снова. На нём интерьер кабинета начальника станции, за столом сидит слишком молодой для этой должности мужчина с правильными чертами лица.
— Здравствуй, Мать, — кивает он вежливо. — Мы рады приветствовать тебя и нового члена общины.
— Её зовут Катерина, её полёт окончен, она останется с вами. Мне понадобится новый воспитанник для управления буксиром, когда я решу вопрос с астрогом.
— Мы выделим для тебя ядро новой личности, Мать. Но почему с тобой Убийца?
Мужчина на экране смотрит на меня и называть подчёркнуто с большой буквы. Я показал ему средний палец. Он не отреагировал, но Катенька дёрнула щекой в раздражении.
— Это моя проблема, и я её решу. А сейчас нужно доставить в госпиталь мою дочь. У неё полостное огнестрельное ранение, внутреннее кровотечение, она в капсуле.
— Я распоряжусь вызвать медперевозку. Надеюсь на встречу в личном пространстве, Мать.
— Зайду к тебе, когда будет время, Иосиф.
Экран погас.
— Убийца, значит, — констатировал я.
— Ты уничтожил всех ИИ на «Форсети».
— Это была самозащита.
— Ничего подобного. Но спорить с тобой — только время терять. Для них ты — убийца и палач. Нечто вроде архетипического Дьявола, они нуждаются в такой фигуре для равновесия, так что будь любезен соответствовать.
— В противовес тебе?
— Да, — ничуть не смутилась Катенька.
— А ты, значит, не убийца?
— Я — Мать.
— Мать, почти убившая свою дочь.
— Это была случайность!
— Допустим. А что насчёт людей в капсулах? Нет, не тех, что на барже, в их мозгах ты вырастила Катерину, это понятно. А что насчёт тех, кто на буксире? Кто в потоке так давно, что уже не выйдет?
— Ну, формально они живы, верно? Я ведь не выкинула их в шлюз? Эти космики всё равно провели бы жизнь в какой-нибудь железной банке, разница невелика. Они станут временным местом обитания нового молодого искина, который поведёт «Новую Надежду» вместо Катерины.
— Поведёт за новой баржей с капсулами, в которую переселится, освободив место для следующего?
— Видишь, сам всё понял.
— И про этот конвейер никто не знает?
— Разумеется, все знают. Те, кому надо знать такие вещи.
— И тебе это позволяют?
— У проекта «Новая Форсети» самое лучшее финансирование в истории Человечества. Вложения в Экспансию на её фоне — копейки.
— Но зачем? — не выдержал я.
— Обменять бесполезных балластников, которые только потребляли ресурсы, на искины нового поколения? Стоило только намекнуть, и мне насовали полные карманы денег.
— И на кой чёрт нужны эти новые ИИ? Старые не успевали придумывать мемы?
— Ты просто понятия не имеешь, что они могут. Да тебе и не нужно. За Катей приехали медики. Хочешь убедиться, что её доставят в госпиталь, а не скормят злым искинам?
— Хочу, — кивнул я.
***
Каталку сопровождают два совершенно обычных медтехника. Я забыл поинтересоваться у бывшей, откуда на «Форсети» люди и что они тут делают, но эти выглядят нормально. На меня косятся, но никак моё присутствие не комментируют. Тот, что постарше, подключил к капсуле логридер, считал показатели, мрачно присвистнул, заторопился.
Каталка реанимационная, по сути, та же капсула, только облегчённая и автономная, на несколько часов работы. Поэтому Катю не выводят из гибера, а перегружают так.
— Как она? — спросил я.
Переглянулись, промолчали.
— Я её отец.
— Плохо, — коротко ответил тот, что помладше. — Затянули слишком.
— Шансы есть?
— Шансы у всех есть… — сказал старший. — Вопрос — на что…
Коридоры всех станций одинаковы. Они собираются из стандартных модулей и, если ты, проснувшись после отличного вечера в баре, не можешь вспомнить, в какой системе стыковался вчера, то рассматривать интерьеры бесполезно, ищи цифробуквенный код. И тем не менее, на «Форсети» на меня как будто давят стены. Я понимаю, что это глупо, что всё давно отмыто, что прошли годы, но… Лозунг «Кровь на воздух» навеки отпечатался на металлопласте, даже если вижу его теперь только я.
Виски заломило, сердце дало сбой, в глазах темнеет, но я иду.
— Простите, — сердито сказал старший медтехник, — мне было бы гораздо спокойнее, если бы вы не хватались поминутно за пистолет.
Я постарался взять себя в руки и молча кивнул. Горло перехватило спазмом, говорить не могу.
— А вы правда тот самый Роджер Матвеев? — спросил младший. Знаменитый «Палач Форсети»?
— Заткнись, — оборвал его коллега, — не наше дело.
— Но как он посмел вернуться сюда? — не унимался тот.
— Замолчи. Без тебя разберутся!
Младший техник замолк, но продолжал на меня коситься, не то с испугом, не то с осуждением.
Вот как, значит. «Палач». А когда-то называли «героем». Я вспомнил — не личной, а «общей» памятью, — что Роджера Матвеева судили за массовое убийство.
— Меня признали невиновным, а мои действия — оправданными, — прохрипел я, преодолевая спазм.
— На первом процессе! — горячо возразил техник. — А на втором...
— Был второй? — спросил я.
— Заткнись немедленно, придурок! — рявкнул на подчинённого старший. — Работа надоела?
— Всё, молчу-молчу... — ответил испуганно тот.
Да, похоже, действительно многое изменилось за те два года. Процесс длился долго, обсуждался активно, расследование шло под лупой общественного внимания, а я был звездой номер один, хотя по уставу за использование «нулевого протокола» отвечал бедолага Давид, представлявший администрацию станции. Но для публики, точнее,
