Но галийка и не подумала сдаваться после первой неудачной попытки утихомирить подопечную. И в кровь Кассии полились препараты, о существовании которых армейская пропаганда предпочитала молчать.
Сначала отказали конечности — ни ногой шевельнуть, ни кулак сжать, затем Фортунату насквозь прошиб пот, потом в жар бросило, да так, что язык во рту распух, а глаза защипало. И в обратном порядке — жар, озноб, легкие, но болезненные судороги. Туда-сюда, как на качелях. И так несколько раз. Хвала генным инженерам Лация, без их вмешательства в биохимию Кассиев девушка от такого «лечения» окочурилась бы.
— Ну как? Полегчало? — ласково спросила рыжая и голубым глазом подмигнула эдак игриво. — И заметь, я еще очень щадящую комбинацию, как ты выразилась, «тормозухи» подобрала. Чтобы у тебя мозги заживо не спеклись. Они нам еще пригодятся, беглая лигария.
Кассия может и хотела бы достойно ответить мучительнице, но когда тебе в глотку засаживают шланг-отсос для рвотных масс, особенно шустро не поболтаешь. И не помычишь даже.
— А теперь отдыхай, лигария, — улыбнулась галийка и на прощание не пожалела жидкости-дезинфектора, наполнив ею капсулу до отказа, так что у подопечной над поверхностью только нос оставался. Почти утопила, почти.
Знаем, знаем старую подлую шуточку медперсонала: заставить строптивого пациента вдоволь понырять в синем растворе, подергаться рыбкой, чтобы потом быстро и тщательно обсушить до озноба. И так раз пять-шесть за дежурство. А нечего честных тружеников беспокоить посреди смены! Кассии же как назло попалась особо злопамятная надзирательница, устроившая беспомощной пленнице с десяток таких «милых» заплывов.
И добилась-таки своего — через несколько часов гигиенических пыток лигарию окончательно покинули все мысли и желания. Она даже умереть уже не надеялась.
Наверное, именно так чувствовал себя Северин, когда очнулся от вирт-комы и осознал, что тянущая ледяная пустота там, где только что билось сердце — это все, что осталось от его корабля, его экипажа, его жизни. Ацилий знал это чувство, он уже испытывал его прежде, он помнил… Боялся, не хотел узнавать — но все равно узнал.
Ее не было. Не было нигде.
Когда сорвал голос, пытаясь дозваться, когда с рычанием, упав на колени, выдирал с корнем эту проклятую траву и давил ее, пачкая тогу жирным зеленым соком, еще не понимал. Понял, только лишь когда замер, вслушиваясь, и задохнулся, оглушенный тишиной.
Ее не было.
Ни снаружи, ни внутри, нигде. Когда отключали имплант, когда прервалась их противоестественная, мучительная связь, Кассия была рядом, на расстоянии дыхания, протяни руку — и вот она. Ее всегда было слишком много, этой Кассии. Слишком много, слишком громко, слишком буйно и живо. А теперь он сидел посреди пустого луга на пустой, мертвой планетке, затерянной в ледяной пустоте мира, который перестал быть живым, и не было сил встать, и чувство осталось только одно: из меня вынули все кости. Медуза, заживо истлевающая на раскаленном песке — и та живее меня. Потому что ее нет. Она пропала, сгинула, и нет смысла бороться дальше, если…
— Божественный!
Должно быть, они прибежали на его крики. Квинт Марций и юная Либертина, оба взъерошенные, возбужденные и встревоженные.
— Божественный, что… — голос Либертины сорвался. Она огляделась, встретилась глазами с префектом «Аквилы» и почти мгновенно преобразилась из милой испуганной девушки в центуриона боевой либурны. — Где госпожа Кассия?
И тогда Ацилий, не поднимаясь с колен, схватил Аквилина за край туники и проговорил медленно, словно каждое слово было вырванным ногтем:
— Квинт Марций… префект… я приказываю… пожалуйста, найди ее.
То, что с Фортунатой случилось что-то плохое, стало понятно еще до того, как Квинт Кассий нашел следы от станнер-мины.
— Господин префект, тут проплешина в траве, и диаметр подходящий, — доложил манипуларий, после того как для верности измерил улику рулеткой. — Гляди-ка, травинки полегли в одном направлении.
Квинт Марций внимательно осмотрелся, мысленно проклиная саму идею бесцельно топтаться по поверхности чужой луны. Подошвы солдатских калиг должны касаться грязи только в одном-единственном случае — во время десантирования, с соответствующей огневой поддержкой и боевым обеспечением. А всякие глупые увеселительные прогулки до добра не доводят.
— Её похитили, — прошептал Гай Ацилий. — Квинт Марций, я приказываю…
— Похищение — это акт агрессии, — деловито и как-то даже буднично констатировала Марция. — Что делать будем, префект?
Либертина отлично помнила инструкции. Все проще простого — незамедлительно связаться с кораблем, доложить наварху и получить приказ. Она даже знала, какой это будет приказ. И в любых других условиях Квинт Марций и лишнюю минуту не стал бы раздумывать над дальнейшими действиями, но только не сейчас. С ним был лидер, который он отдал прямой приказ — найти и вернуть госпожу Кассию.
— Связь с «Аквилой»!
Он еще надеялся на глас разума от Ливии Терции.
— Префект, нет связи. Никакой! Ни с кем!
— Твоюцентурию! Плохо.
Конечно, существовала крошечная вероятность, что все происходящее сейчас с ними лишь дурацкое стечение обстоятельств — какое-нибудь редкое излучение здешней звезды вывело из строя связь, Фабриция устроила внеплановый ремонт, а у связиста «Аквилы» — понос…
«Херня это, а не вероятность», — сказал себе префект.
И не нужно списывать черные из-за расширенных зрачков, безумные глаза патриция и кровавые дорожки из его ноздрей на агонию лигария, утратившего своего напарника. Их с Кассией отключили, и сейчас живорожденный Гай Ацилий потерял самое ценное — свою женщину. Скажем прямо, погибни «Аквила», Квинт Марций смотрелся бы еще хуже.
— Аптечку сюда! Быстро! Стимул-дозу!
Известно же, что с заветной упаковкой первой помощи республиканский солдат расстается только в душевой, а выходя из нее, крепит к телу раньше, чем голую задницу трусами прикроет. А уж сколько жизней спасли три скромных инфузора — не пересчитать.
— Эй! Божественный! — прокричал Аквилин, энергично встряхивая Ацилия за плечи. — Жива твоя Кассия! Жива, слышишь? Без сознания из-за станнер-мины, но жива. Сейчас тебе полегчает.
«Я — идиот, — клял себя Квинт Марций. — Нельзя было их одних оставлять».
— Что? — прошептал Ацилий и довольно бодро затряс головой.
Взгляд его постепенно становился осмысленным. Стимулятор, который, случалось, поднимал на ноги человека с фаршем из внутренних органов и мукой вместо костей, уже начал действовать.
