– Да, конечно, проходите. Вы на машине?
– На унгуце, – отвечаю, проскальзывая в теплые, хорошо освещенные сени. Судя по ярким лампам дневного света, мужик не бедствует, и ужин для меня у него найдется.
– Унгуц ко мне в гараж не влезет, – разочарованно сообщает хозяин.
– Да ладно, что с ним может случиться?
– Ничего, но вам, наверное, надо вещи взять? Эта гроза теперь до завтра не кончится.
Я встряхиваю висящую на плече сумку.
– У меня все тут. И часто у вас такие грозы?
– Осенью – постоянно, – разводит руками мужик и закрывает дверь. – Пойдемте, я покажу вам комнату.
– У вас тут постоялый двор, что ли?
– Вроде того, – неопределенно пожимает плечами хозяин. Кстати, он не представился. И это очень странно, потому что я-то назвалась, а муданжцы всегда в ответ на мое имя называют свое. Наверное, офонарел сильно. Он меж тем продолжает: – У меня тут охотники останавливаются иногда. Условия не очень, но больше поблизости никакого жилья нету.
– Да ничего, по-моему, замечательные условия, – замечаю я, оглядываясь. Дом в очень хорошем состоянии, чистенький, опрятненький. Лестница на второй этаж не скрипит, стены гобеленами завешены, светло, тепло. Красота, а не дом!
Хозяин открывает передо мной дверь комнаты, там меня дожидается большая стопка дифжир. Около нее стоит резная деревянная тумбочка, в противоположной стене встроенный шкаф. Окно занавешено гобеленом с изображением цветущего поля и синих гор. При комнате по муданжскому обычаю пристроен персональный санузел.
– Я скажу служанке, чтобы согрела вам воды, – извиняющимся тоном произносит хозяин. – А вы как переоденетесь, приходите вниз, я накрою на стол.
– Буду очень признательна, – говорю искренне. – С утра ничего не ела!
– Что же вы так себя не бережете, Хотон-хон! – журит меня хозяин и выходит, закрыв за собой дверь.
Я поспешно перелезаю в сухую одежду, надвигаю тапочки и раскладываю мокрятину на выступающем из стены колене печной трубы. На всякий случай проверяю телефон, и – о чудо! – связь есть! Звоню Азамату.
– Котик, здравствуй, ты там меня еще не ищешь с собаками?
– Нет, а ты разве не у Яны? – рассеянно отвечает он.
– Не совсем. Тут в одной деревне народ водой потравился, надо было проследить, чтобы с лечением проблем не возникло, а то ты же знаешь, деревенские подозрительные такие, чужаков им не надо, женщин – тем более… В общем, я им объяснила, что к чему, оставила ребят там работать, а сама хотела вернуться, но тут такая гроза началась… Пришлось тут остановиться на постоялом дворе.
– Ну у тебя все хорошо? – спрашивает Азамат, и я прям по телефону слышу, как он хмурится. – Про отравленную воду-то мне сообщили.
– Да у меня все отлично, тут тепло, кормят, и помыться можно, и что угодно. Хозяин говорит, завтра гроза кончится, вот тогда и вернусь. Ты не волнуйся. Лучше с Алэком поиграй.
– Обязательно, – соглашается Азамат. – Ну ладно, у меня завтра Судный день, так что раньше вечера не освобожусь… Надеюсь, к тому времени погода наладится.
– Да дождина такой сильный, что долго литься не может, у нас же тут не джунгли! Ну хорошо, до завтра, солнц! Долго за буком не сиди, а то завтра устанешь быстро.
Положив трубку, я спускаюсь к ужину. Там на деревянном столе затейливая вышитая скатерочка, пиалы стоят – для еды и для чая. Хозяин извлекает ухватом из печи горшок с чем-то дымящимся.
– Вы не возражаете, если я с вами за стол сяду? – спрашивает. – А то я сам как раз ужинать собирался.
– Что вы, ничуть не возражаю! – заверяю я. – Садитесь, пожалуйста, мне будет очень приятно!
Он бросает на меня взгляд через плечо, странный какой-то, печальный или виноватый, не поняла. Еще один жизнью обиженный на мою голову, что ли? Надо что-то делать с этими муданжцами, а то прям остров невезения.
Однако кормит обиженный вкусно и о-очень сытно, я даже не осиливаю всю пиалу. И чай у него ароматный. Я отстегиваю ему от щедрой души комплиментов и задумываюсь о своем. Да так крепко задумываюсь, что ему приходится меня будить, чтобы сказать, что ванна готова. В ванне – точнее, в огромной кадке с теплой водой – я сижу недолго. Согрелась я уже и так, толком отмыться тут не представляется возможным, а спать очень хочется. Выползаю, вставляюсь в чистое, заворачиваюсь в дифжир – и хоть из пушек палите.
Снится мне, однако, отборная чушь.
Сначала глючится, будто на тумбочку села сова и давай орать мне в ухо. Пришлось встать, открыть окно (а там холодно, мокро, брр!) и сову подушкой выгнать. Бедная птичка, в такую погоду… Но нечего было орать. Ложусь обратно.
Ложусь, значит, и только собираюсь заснуть, как чувствую что-то у себя на руке. Открываю один глаз. В комнате темно, ничего не видно. Подсвечиваю мобильником – о, змея. Не ядовитая, мне таких Азамат на Доле показывал, они иногда приходят у домов погреться и мошкару на свету половить. Аккуратно спихиваю скотинку с постели на пол, в направлении печки. Туда иди греться, а не ко мне, а то еще задавлю ненароком.
Сплю.
Просыпаюсь от того, что мое лицо щекочут кошачьи усы. Поднимаю руку погладить – голова огромная, мех густой. Нюхает меня и мурчит.
– Хос, я спать хочу, – бормочу. – Приходи завтра вечером… Мы тебе сливок дадим…
Голова отодвигается, я снова отрубаюсь.
И в таком вот духе всю ночь.
Просыпаюсь я, правда, вполне отдохнувшая и бодрая, хотя обычно такая насыщенность снами означает, что мозг всю ночь работал. Но мозговые дела обманчивы, небось последние пять минут грезилась бредятина, а все время до того дрыхла я без задних ног.
Протираю глаза, нашариваю в сумке теплый диль. Утром печка остывает, и даже в самом прогретом доме становится прохладно. Тем более у меня занавеска на окне отдернута. Служанка заходила, что ли? Зато сразу вижу: гроза кончилась, за окном радостное, залитое светом небо и сверкающие мокрые листья. Какие-то фрукты с красными боками висят. Позитив прям с утра!
Вылезаю из-под дифжир и спускаюсь вниз в надежде на завтрак. В кухне суетится женщина, растрепанная, как и хозяин, в поношенном диле с закатанными рукавами. Наверное, это и есть та самая служанка. Странно вообще, женщина-прислуга, на Муданге…
– Доброе утро! – объявляю я солнечно.
Женщина вздрагивает, резко оборачивается и вытаращивается на меня дикими глазами. Дикими даже не в смысле удивления, а какими-то… не домашними. Ба, да у нее зрачки вертикальные! Ух, ну ни фига ж себе меня занесло, у мужика демонесса в слугах! Вон и уши мохнатые, как у Хоса, и коготки выразительные такие.
– Ой, здравствуйте, – говорю невпопад. – А вы хозяйка леса, да?
Она выпрямляется, отодвигаясь от меня, насколько позволяет стол у нее за спиной. Я соображаю, что она, наверное, не хочет выдавать, что понимает человеческую речь.
