Через несколько секунд мы выскочили к Эмберли и другим, которые смотрели на останки Киллиана в свете портативных люминаторов, которые они явно достали откуда-то из снаряжения Гвардии.
«Что случилось?» – спросил Пелтон, его лицо было почти таким же бледным как у уроженца Вальхаллы.
«Он просто бежал впереди, а потом вдруг остановился.
Было похоже что его тело просто вывернули».
Он прервался, не в состоянии продолжать, но ему и не нужно было.
Тело Киллиана было деформировано как у самого мерзкого мутанта, кости и мускулы текли как оплавившийся воск на свече пока его душа не вывернулась из тела.
«Это Потаенный свет», – сказал я, обращаясь напрямую к Эмберли, мои слова четко падали друг за другом, чтоб подчеркнуть опасность это штуки.
«Оно напичкано варп-энергией.
Они думали, что мы как-то деактивировали эту штуку, когда увидели как мы несем ее. Но как только Киллиан вышел за пределы, чего бы там не делал Юрген с психическими силами, он попал под полную мощность этой штуки».
«Понятно».
Эмберли кивнула, поняв в чем дело.
«Нам нужна защита, для его перевозки».
«Метиус был готов упаковать его», – сказал я.
«Должно быть что-то в лаборатории для этого».
«Тогда нам лучше вернутся туда», – сказала Эмберли.
Она указала на зловещий черный камень.
«Юрген, ты не возражаешь понести его?».
«Естественно нет, мисс».
Мой помощник широко улыбнулся и побежал забрать проклятый артефакт.
Как только я почувствовал огромное облегчение, в моей комм-бусине раздался голос Эглэнтайн.
«Инквизитор Вейл», – сказала она.
«Тираниды атакуют».
(1) Смещающее поле никогда не бывает абсолютно надежным, поэтому, даже если оно включено, лучше всегда представлять собой как можно меньшую цель.
Канонисса ждала нас в камере, из которой мы вошли в лабиринт, стоя рядом с искореженными доспехами на пьедесталах в окружении телохранителей целестинок.
Старшая Сестра во главе выглядела смутно знакомой, но как только она заговорила со мной, я узнал ее как главу маленького отряда, который был порублен на куски на Акералбатерре, и чей фанатичный дебилизм почти стоил нам плато.
Я достаточно сердечно поприветствовал ее в ответ, однако по каким-то причинам похоже она была рада видеть меня и судя по тактической ситуации, что я слышал из своей комм-бусину мне потребуются все, кто был облачен в силовую броню, чтоб поставить их между собой и тиранидами, если я собирался выбраться отсюда одним куском.
«Я сильно задолжала вам, комиссар», – сказала она мне, выглядя странно смущенной.
«Вы взывали к моему долгу, когда я была так одержима тщеславным рвением и которым я пренебрегла».
«Что ж, это моя работа», – скромно сказал я, но женщина серьезно кивнула, приняв слова за чистую монету.
«Император послал вас, в этом я не сомневаюсь.
Чтоб не оставить свой храм без защиты, когда его окружила погань ксеносов…» – вздохнула она.
«Это будет серьезной темой для исповеди перед тем как я предстану перед Золотым Троном».
«Что ж, остается надеяться, что это случится еще не скоро», – сказал я.
Эглэнтайн, которая до этого момент многозначительно игнорировала меня, оглянулась от своего совещания с Эмберли, ее лицо было похоронным.
«Никто от нас не ждет, что мы выживем в этой битве», – сказала она, настолько спокойно, как будто комментировала погоду.
«Ее мы тоже не заслужили.
Наш орден был инструментом мерзкого богохульства.
Все что мы можем – искать возможность искупить грех и молиться Императору чтоб наши деяния были достойны его прощения».
«Киллиан врал многим людям», – сказал я ей, задумавшись о том, что может быть безумие, не к добру вспомненного инквизитора, передается воздушно-капельным путем.
«Вы из добрых побуждений слушались его приказам».
«Это едва ли сравнимо с нашей виной», – тяжелой сказала Эглэнтайн.
«Мы были так уверенны в своем пути и так горды тем, что исполняли Его волю, что никогда даже не думали молиться о божественном руководстве, которое открыло был глаза и сердца правде.
Наше высокомерие был семенем нашего разрушения».
Все это звучало как какая-то проповедь, которая гарантированно вгоняло меня в ступор всякий раз когда мы слушали ее в часовне при схоле, и которая с тех пор держит меня вдали от храмов, за исключением тех моментов, когда протокол и мое положение в Комиссариате требуют моего присутствия или в других неизбежных случаях.
Было ясно понятно, что спорить с ней бесполезно, так что я не собирался больше тратить на это ни секунды.
Вместо этого я просто кивнул.
«Император защищает», – сказал я, возвращаясь к банальностям пехтуры, и канонисса кивнула в ответ, явно воодушевляясь от так хорошо знакомой формулы.
«Она нужна ему тоже», – мрачно вставила Эмберли.
Учитывая ближайшую перспективу, Эглэнтайн кивнула.
«Рой уже преодолел внешние стены», – сказала она.
«Сестра Боника и ее целестианки проводят вас к шаттлу.
После этого наши судьбы будут в Его руках на Земле».
Она взглянула на простой, черный кейс в левой руке Юргена, его правая держала лазган, который был повещен на плечо, так, что он мог стрелять от берда с определенной точностью.
«Эта та мерзость, которая осквернила нашу цитадель?»
«Да, она», – подтвердила Эмберли.
Эглэнтайн вздохнула.
«Она кажется очень маленькой штукой, чтоб наделать столько бед».
«Киллиан наделал», – сказал я, не удержавшись от взгляда на Метиуса, который теперь был у всех на виду, подталкиваемый дулом лазгана Земельды.
«С небольшой помощью.
Теперь главное устранить их».
«Верно».
Канонисса обратила свое внимание на Эмберли.
«Как только вы улетите, мы перегруппируемся и постараемся удержать рой от города.
Мы задержим их так долго, как сможем.
«Император хотел бы, чтоб этого хватило», – сказала Эмберли.
«Я молюсь за это».
Эглэнтайн повела нас назад по широкому коридору, который мы пересекли чуть раннее часом, обмениваясь короткими сообщениями с подчиненными, которые явно дрались на несколько фронтов.
Я вслушивался в свою комм-бусину, но мало из того что я слышал было понятно для меня.
Я был не знаком с расположением монастыря, и сестры использовали свои собственные протоколы и боевой язык.
Хотя я и собрал достаточно информации, чтобы понять, что все идет не очень хорошо.
Вскоре мы отклонились от маршрута, который я помнил, проходя из гостевых комнат Киллиана, и я увидел первые признаки повреждений: ожоги от огнемета на фресках, болтерные дыры на статуях и драпировках и случайные тела, оставленные там, где их настигла волна битвы.
