— Не обманывайтесь, думая, что все столь же слабы и трусливы как вы, госпожа Ферия, — произнес он, желая окончательно ее растоптать. — Даже среди преступников порой встречаются герои. Помню одного: его кожа казалась чернее ночи в этих белых стенах. Чего я только с ним не делал, а он все цедил сквозь зубы, что единственный ключик от его языка запрятан так глубоко, что мне никогда не сыскать, — Тарковски горестно вздохнул. — Он уже давно сгнил в земле, а я все ищу, ищу, — очкарик мигнул, возвращая свое внимание Кирине. — Я сохраню вам жизнь, госпожа Ферия, чтобы у вас было время подумать, какой ценой вы ее купили.
Глава 34. Трибунал
Кирина восседала на почетном возвышении справа от судей. Ее руки были скованы, а за спиной стоял гвардеец, но сегодня ей не грозили обвинения и вердикты. Трибунал над Кириной состоялся три дня назад.
Ее привели в этот самый зал и засунули в тесную клетку, точно опасного зверя. Сквозь толстые прутья она наблюдала, как через заднюю дверь входят судьи. Первым показался Президент, за ним следовали Церсей, Гамаюн и Лагерт. Последнего Мастера, занявшего пост Утавегу, привезли в инвалидной коляске. Тощее тело было пристегнуто к спинке ремнями, а грубо заштопанное лицо смахивало на маску пугала. На месте левого глаза зиял провал, затянутый тонкой перепонкой, от вырванного гребня остался уродливый фиолетовый рубец. Кирина не узнала калеку, пока он не обратил к ней свой уцелевший янтарный глаз.
Землянка зажала рот руками, чтобы не закричать: то ли от облегчения, то ли от ужаса. Лернэ моргнул и отвернулся.
Господин Тарковски вышел из той же двери и встал за трибуну слева от судей. Неизменная черная папка как всегда была при нем. Он раскрыл ее и прочистил горло.
— Господин Президент, уважаемые Мастера, — произнес он, — сегодня перед вашим судом предстанет Кирина Ферия, член террористической группировки под названием «Солнечное братство», произведшей атаку на Посольство Союза.
Тарковски зачитал длинный перечень обвинений в адрес Кирины, из которого она поняла, что ей вменяют шпионаж, террористическую атаку, массовые убийства и еще какие-то мелочи, добавленные исключительно из педантизма обвинителя. Первых трех пунктов хватило бы, чтобы казнить ее десяток раз.
Кирина слушала не особо внимательно, зная, что ее судьба зависит лишь от того, сдержит ли маленький очкарик свое слово. Она бегло оглядела Мастеров, сосредоточенно слушавших Тарковски. Перед каждым из них лежала такая же черная папка с копией всех материалов по ее делу.
Землянка перевела взгляд на Лернэ. Яло-миец с видимым усилием сохранял сидячее положение. Без поддержки ремней он развалился бы в кресле бесформенной квашней. Кирина мучительно хотела извиниться перед бывшим другом, но не существовало слов, чтобы вымолить его прощение.
Тарковски, между тем, окончил чтение.
— Уважаемые судьи, в виду тяжести совершенных преступлений Кирине Ферии полагается назначить высшую меру наказания, — подытожил он, и сердце девушки пропустило удар. Оратор выдержал паузу, словно желая пощекотать ей нервы. — Однако я хочу просить вас о снисхождении. Кирина Ферия дала чистосердечное признание, но что еще важней — выдала нам остальных солнечных братьев и сестер. Благодаря ее помощи, Братство полностью ликвидировано и больше не представляет угрозы для наших инопланетных гостей.
Судьи удалились через заднюю дверь для короткого совещания и вернулись, чтобы даровать Кирине помилование. Смертную казнь заменили пожизненным заключением, но девушка разрыдалась от облегчения, услышав вердикт. Гамаюн взглянул на нее со смесью жалости и презрения.
Сегодня тесная клетка предназначалась другим. В зал поочередно вводили солнечных братьев и сестер.
Все они входили по-разному. Одни воровато озирались по сторонам, другие бились и лягались в руках конвоя, третьи покорно плелись, не поднимая головы.
Завидев на помосте Кирину, каждый сперва недоуменно округлял глаза, а затем белел от страшного прозрения. Тарковски зачитывал обвинения, сверяясь с документами в черной папке, после чего просил Кирину подтвердить свои слова.
— Да, все верно, господин Тарковски, — вторила девушка, возвышая голос над проклятиями и слезами, — поджоги, подрывы, убийства — они делали это все.
Три десятка юношей и девушек прошли под огнем ее клеветы. Они входили по-разному, но выходили одинаково: под конвоем, с глазами полными слез и мольбами на устах. Все получили смертный приговор.
Господин Тарковски снял очки и протер их кончиком галстука.
— Осталась последняя обвиняемая, — сообщил он усталым судьям.
В зал вошла Селена Сорса. Ее также сопровождал конвой, но то были не гвардейцы, а Хонор и Браво. Землянин в черной форме неуверенно поглядел на них и раскрыл клетку для Сорсы. Гарпии смерили его презрительным взглядом и провели Селену мимо. Они замерли вместе с ней посреди зала, в десятке шагов от судейского помоста.
Господин Тарковски указал маленькой ладошкой на распахнутую клетку.
— Место для подсудимых — там.
Хонор и Браво не шелохнулись. Селена осталась стоять между ними, вскинув голову в серебряной короне.
Тарковски смерил ее мрачным взглядом.
— Ваше украшение чрезвычайно неуместно, госпожа Сорса, — заявил он, — вы на суде, а не на балу.
— Это не украшение, а знак траура, — холодно перебил Гамаюн. — Если хотите снять его с Селены, сперва выдерите перья с моей головы.
— Мастер Гамаюн, — вкрадчиво произнес Тарковски, глядя на остальных судей, — ваше заступничество крайне затрудняет судебный процесс.
— Смею надеяться, — кивнул Гамаюн, — потому что Селены Сорсы не должно быть в этом зале.
— Давайте приступим, — встрял Капитан, обрывая их спор.
Тарковски важно кивнул, уступая, и склонился над черной папкой. Все судьи кроме Гамаюна последовали его примеру. Папка перед ним осталась закрытой. Кирина обратила внимание, что она вдвое толще остальных и выкрашена в синий цвет.
В этот раз господин Тарковски подбирал слова очень аккуратно. Все обвинения против Сорсы были обтекаемы и витиеваты. Не было сомнений, что Гамаюн просмотрел все сохранившиеся видеозаписи, и обвинить Селену в убийстве пришельцев не получится. Но Тарковски был тверд в главном: Селена Сорса — солнечная сестра. Для приговора этого было довольно.
Кирина наблюдала за Сорсой. Слова Тарковски совершенно ее не трогали. Она смотрела прямо перед собой, куда-то за спины судей. Между Хонором и Браво застыла пустая оболочка. Глубокие морщины прорезали ее высокий лоб, а волосы утратили свой пламенный цвет. Теперь они напоминали скорее мертвую осеннюю листву.
Господин Тарковски умолк, чтобы набрать воздуха в легкие. Мастер Гамаюн воспользовался паузой:
— У вас есть какие-то доказательства, кроме слов Кирины Ферии?
— В данном случае ее свидетельств вполне достаточно, — холодно отозвался Тарковски. — Она назвала более трех десятков террористов, и следствие подтвердило вину каждого из них.
— У Ферии есть личные счеты с Селеной.
Господин Тарковски поправил очки на носу и выразительно посмотрел на остальных судей.
— Мастер Гамаюн, вам следует определиться, какую роль вы здесь исполняете: судьи или защитника.
— Считайте меня, кем пожелаете, — отозвался старый аёрнец. — Уверен, вердикт уже все равно вынесен, не так ли?
Президент вопросительно поглядел на Мастеров. Церсей проигнорировал слова Гамаюна, но Лернэ завозился в кресле, а Лагерт сурово стиснул челюсти.
— Я чувствую здесь руку Сената, но не могу понять, почему Ярогост так жаждет избавиться от Селены, — проговорил Гамаюн.
— Мастер Гамаюн, мы не потерпим здесь клеветы, — осек его Капитан.
Старый аёрнец презрительно усмехнулся.
— Я не виню Лагерта и Лернэ, — процедил он, посмотрев на мантикору и гидру. — Лагерт слушается своего Императора, а Наафет уже давно не тот бесстрашный принц, которого я знал. Лернэ, как я понимаю, пообещали прощение. Он заслужил его как никто своими страданиями. Но на что ты выменял свою честь, Церсей?
