горяч. Пехотинец выйдет хороший, а в симбионте никому спасу не будет. В общем…
Сэм почувствовал, как в предчувствии неотвратимой беды сжимается сердце. Сколько ж можно то!
– Большая часть описанного Ником Апокалипсиса, его разрушений – сильное преувеличение.
– Ваши затаенные страхи. Бомбардировки были. Но пострадало лишь несколько городов, и то, краем.
У Сэма брызнули слезы облегчения. Какая чудовищная, какая спасительная ложь. Спасибо тебе, Ник!
– Последний вопрос, Харон. А как же Маша, дети Ивана, все остальные уехавшие?
– Живы и здоровы. На Земле. Но тсс! Ивану ни слова. Если он буйный в гневе, то каков дурак в счастье?
– Ты сильно преувеличиваешь Сэм. Помнишь нашу беседу в чуме? Хотя одет я был по-другому и без оспин. Таких как ты иммунных, не только к вирусу, но лжи горгонцев крайне, крайне мало. Это вы сделали большую часть работы! Ошеломив резидентов Пипеток своей непредсказуемостью, и бесшабашной тягой к справедливости, сведя почти всю их деятельность на нет. Вы с Ником, наша передовая незримая армия, уверили их в полнейшем Армагеддоне, неотвратимости и смерти, страстно любя жизнь!
Глава 08. Ковчег
Вдали, у самого горизонта, брезжила едва различимая плоска земли. Но и сюда доносился далекий гул города, работающего порта. Сэм болтал ногами в прозрачной, чуть зеленоватой океанской воде, усевшись на выступ-плавник Левиафана. Левиафан вздыхал, о чем-то жалуясь, рассказывая Харону о тысячелетиях тоски и ожидания. Харон отвечал тихо, отдаленно похожим на архаичный греческом языке, и поглаживал по черной, лоснящейся коже. Исполин слушал внимательно, боясь пропустить даже звук исходящий из уст человека. Он даже специально вырастил слуховой отросток, чтобы ничего не упустить. Невообразимо! И это только надводная часть. Как его не видят все совершенные человеческие радары? Да ладно радары, но глаза, камеры, спутники? Хотя, быть может Левиафан всплывал весьма редко, в особо лунные ночи, тосковал о звездах, которым был предназначен? Боевой скат, несясь совершенно беззвучно и незримо, не только для человеческой, но и горгонской техники, которая болталась где-то в околоземье злым оком, завис над безбрежной пучиной. После этого Ивана, опутанного страховочными фалами, приспустили с десантной мембраны, дабы он послал сигнал пробуждения спящему Левиафану, и недреманому злому оку.
Ранее, медик абас, демонстрируя идеальный прикус, выковырял из его генома внушительную кучу новшеств, ругаясь при этом попеременно то на атланском, то на более выразительном русском. И чувствовался во всем этом непередаваемо-высокий матерный стиль Столярова. Вирусные опции убрали, нужные закамуфлировали, остальные форсировали. Отныне их было двое: крайне отмороженных на всю голову синтета. И если в отношении Гены это указывало на происхождение, то Ивана лишь заполнили как заготовку, отредактированным клеточным составом. Так вышло, что над ним издевались попеременно то горгонцы, то атлансы, в итоге из него получился такой дикий гибрид, что у медика зубы лязгали не только от восторга, но, похоже, и от страха. При этом, репродуктивная опция у него была в порядке, а Столярову с его кальки скопирована, так что эти двое при случае вполне могли дать начало новой ветви, буде подищется благодатный женский материал. По просьбе Харона, Сэма тоже сунули под сканер, и вскоре выяснилось, что страшные пиромантские примочки для умерщвления абасов, ему были Шаманом ни разу не подарены, а насильно имплантированы, незаметно убивая этим носителя. После этого, все иллюзии и сомнения относительно горгонов рухнули окончательно, подкрепленные видами немного подпорченных паникой и пожарами, но живых городов. Лизу быстренько проверили, походя что-то подправили. Похоже, за тысячелетия развития, эта технология для атлансов была не сложнее, чем прослушивание стетоскопом у рядового терапевта и сложностей не вызывала. Пока что, ставил в тупик синюшный биококон «условно выздоровевших», но на более высоких мощностях Левиафана обещали с этим разобраться, не запрашивая помощи у метрополии и выковырять оттуда живого человека.
Поразительно! Под носом у землян резвились две древних цивилизации, и не будь этого, организованного через Пензиаса слива, вовек бы не узнали. Вот и сейчас, с туши Левиафана, это было не имя, скорее биологический вид, взвилась стая скатов и отправилась распылять антидот над напряженными регионами старушки Земли.
– Помнишь, что я сказал во время нашего первого разговора в кинотеатре? Не верь глазам своим.
– Да. Но ведь человеческий мозг, человеческое сознание очень сложная штука – парировал Сэм.
– Несомненно. Для вашей науки. Вам пришлось многое начинать с нуля, с пещер, но за три столетия развития науки вы неплохо продвинулись, что радует. Но пошли, при этом, в социуме хищническим путем горгониан, что огорчает. Итоги этого сейчас мы и наблюдаем. Мы же развивались плавно, хотя и в аховых условиях. Вначале черные симбионты были вроде второй шкуры, такая деструкция пространства, что не передать. Но потихоньку-помаленьку обуздали, усмирили, почистили. Вам это еще предстоит.
– Но все-таки, Харон, если доступным, примитивным языком, как для обезьяньего потомка.
– Не утрируй Сэмми. Мы такие же люди. Если от этого будет проще, воспринимай нас как старших кузенов, которые рады возможности вернуться на историческую родину, навестить родню. Просто нам повезло, что она момент Первой катастрофы мы оказались на материке, где были средоточены мощности.
– Так Атлантида – это все-таки не остров?
– Влияние стереотипов. Мы называем его на более привычный тебе манер – Атлансия, а себя атлансами. Ты спрашивал о том, как удалось обмануть горгонцев, при твоем непосредственном участии?
– До сих пор не понимаю, хотя ты объяснял – попробуй еще раз. На наш технический манер.
Харон сел рядом, и симбионт, чувствуя намерение, тут же пополз по ногам вверх, оголяя их выше колен.
– Мы воспринимаем зримый, вещественный мир через пять органов чувств. Остальные пока не суть. Все они, сигналы, идущие от рецепторов к мозгу, который их интерпретирует, обрабатывает. Даже вы уже научились эти сигналы улавливать, отчасти копировать и редактировать. Догадываешься что дальше?
– Думаю да. Придя тогда со мной к соглашению, ты имплантировал мне выпрямитель сигнала? Допустим, я проезжал через городок, но видел его обгоревшим, пустынным и безжизненным? Как так? Я ведь должен был разговаривать, элементарно общаться, объезжать машины, людей?
– И ты все это делал, как и в обычной жизни до катастрофы, но сигнал об этом изменялся в нашем, как ты сказал «выпрямителе» и до мозга доходил иным, или вовсе стирался, подстраиваясь.
– А если бы у Шамана в меня вживили микрокамеру? Вы за пол часа чего творите, у них были сутки.
– Ну а как ваши камеры не видят нас прямо сейчас? Тот же принцип. Датчик-сигнал-запись.
– Выходит, после соглашения в так называемом сне на боте горгонцев, они с меня сняли часть своих же ограничителей, и я стал видеть окружающих меня людей? Бог мой, одиночество в толпе!
