Нэйб мощным пинком вышиб дверь аптеки. Жалобно звякнул колокольчик. Глаза черноволосого носатого человечка за прилавком нервно забегали.
— Именем реввоенсовета! — взревел Нэйб.
— Чего изволите-с? — носатый испуганно съежился.
Стеклянные витрины были сплошь заставлены склянками, жестяными коробочками и бумажными пакетиками. Нэйб увлекся, разглядывая их. Названия ни о чем не говорили.
— Ах, ты сволочь! — в аптеку ворвались Семен и Михалыч.
— Я честный человек! — возмутился носатый, пятясь к стене.
Дверь с грохотом захлопнулась.
— Показывай, где у тебя тут… добро народное?! — Семен сверкнул глазами. — Проверять будем!
— У мене только мое… честным трудом нажитое… Вот, взгляните, бумаги-таки в полном порядке. Вчера уже разрешение в комиссариате выправил… — чернявый суетливо полез под конторку.
Семен и Михалыч нерешительно переглянулись.
— Да, да… Вот! — носатый сунул им бумажку.
— Да что вы его слу-ушаете?! — Нэйб вырвал бумажку, не глядя скомкал и отбросил в угол. — Знаем, мы таких! Капиталист-кровопийца, и бума-аги твои липовые! Показывай, чем народ травишь!
Виллирианец выхватил пистолет из кобуры Семена. Аптекарь нырнул под стойку. Громыхнул выстрел. Со звоном рассыпалась витрина. Стеклянное крошево еще прыгало по полу, а Нэйб уже за шкирку вытаскивал носатого из-под прилавка.
— Т-так бы уже и говорили!.. — лепетал тот. — Кокаин в подсобке, сейчас принесу, я м-мигом…
— И спирт выкатывай, — буркнул Михалыч.
* * *
Вечерело. Мокрый снег налипал на волосы и застывал на ветру ледяной корочкой. Нэйб, не склонившись перед непогодой, размашисто шагал по проспекту. Отчасти, он был даже рад, ибо холод немного унял сильную головную боль, мучавшую его с утра.
Это утро началось для Нэйба где-то после полудня. Он очнулся в тесной коморке. Сначала взгляд уперся в высокий, в желтых разводах потолок, потом перескочил на небрежно закрытую покрывалом кровать в углу и ободранный шкаф, потом — на грязноватый матрас, брошенный на пол, на котором он, собственно, и провел ночь. Только тогда начало просыпаться сознание. Нэйба был удивлен. Удивление продолжалось пару секунд, а потом из приоткрытой двери донесся запах прогорклого жира и вареной рыбы. Нэйба замутило, и желудок болезненно сжался.
— Жрать идите! — донеслось откуда-то извне.
Нэйб вскочил с матраса и бросился в темный коридор. Ноги сами вынесли его в крохотный закуток, отведенный под туалет. Видимо, он уже посещал это место накануне, и сейчас сработала память тела.
— У-у… — он склонился над унитазом.
Желудок освободился, но тут на Нэйба обрушилась головная боль.
— Ну, че ты копаешься, товарищ комиссар? — в дверь сунулась усатая рожа. — Машка там харч сготовила. Пожрем, и в комиссариат.
В комиссариате к нему сначала отнеслись настороженно, но рассказ Семена о стихийном митинге впечатлил начальство.
Нэйб сразу пошел в наступление — поинтересовался адресом профессора Ивана Никифоровича Остальского, заявив, что к тому имеется ряд вопросов. Лысый комиссар почесал затылок, потом покопался в картотеке.
— Да у этого профессора во владении целый дом! Пожалуй, у нас тоже найдутся к нему вопросы!
Нэйб получил заветный адрес и двух матросов в нагрузку — Семена и Михалыча.
Пока Нэйб разговаривал с комиссаром, матросы добыли где-то бутылку самогона и слегка поправили пошатнувшееся, после вчерашнего, здоровье. Бутылка задорно оттопыривала карман Семена.
Матросы вразвалку шли за Нэйбом. Пожалуй, их присутствие — единственное, что омрачало сейчас настроение виллирианца. От них предстояло избавиться. Но как и когда? Если убить их прямо сейчас — в комиссариате возникнут вопросы.
Да и вообще, ему никого не хотелось убивать сегодня. Желтый свет газовых фонарей давал необычайно уютное освещение, и на душе, несмотря на промозглую погоду, было тепло. У Нэйба возникло странное ощущение, что он внезапно оказался в очень знакомом и родном месте.
По проспекту, обдавая прохожих грязными брызгами, проехала конная повозка. Лошадь прямо на ходу навалила кучу. Копыта следующий лошади тут же перемешали навоз с остальной грязью. Нэйб улыбнулся. Земля — милое место, было что-то трогательное в ее дикости и первозданной непосредственности.
Что бы не случилось дальше, он больше не жалел о сделанном выборе. С того момента, когда Эри отдал ему кристалл с музыкой, Нэйб верил, что найдет друзей на Земле. Точно так же сейчас он понял, что вся его предыдущая жизнь была лишь путем на эту удивительную планету. Где люди чисты и непорочны по сути своей, где все бурлит и постоянно меняется и ни секунды не проходит в скуке и бездействии. Не это ли он искал всю жизнь?.. Не это ли было истиной целю? Вечное движение…
— Комиссар! — раздался сзади хриплый голос Семена.
Нэйб оглянулся. Матросы топтались на углу небольшой улочки. Задумавшись, Нэйб проскочил ее, даже не заметив.
— Нам сюда, — Михалыч сунул в рот папироску.
Запах вонючей самокрутки даже на расстоянии ударил Нэйбу в нос. Его вновь немного затошнило.
Узкую улочку, на которую они свернули, освещал один единственный фонарь. Света было мало и лишь снежинки, вперемежку с дождем летевшие на землю, отчетливо виднелись — каждая по отдельности. Нэйб шел к нему, как к маяку, и зачарованно любовался снежинками — это был единственный способ немного унять волнение, охватившее его.
"Что я им скажу? Как встретят они меня? — Нэйбу только сейчас пришло в голову, что иной цели, кроме как убедиться, что с друзьями все в порядке, у него не было. — Скажу, что просто рад их видеть! Безумно рад!"
— Комиссар! — вновь окликнул его Семен.
Теперь они с Михалычем указывали ему на единственный подъезд небольшого трехэтажного домика. По странному совпадению, он находился как раз напротив фонаря, который сразу показался Нэйбу неким указателем.
Нэйб решительно вошел в подъезд, яркий электрический свет резанул по глазам. Он поднялся на несколько ступенек вверх, замедляясь с каждым шагом и, наконец, нерешительно остановился перед массивной белой дверью с бронзовой, отполированной руками, ручкой.
"Профессор Остальский И.Н." — гласила табличка.
Нэйб не решался протянуть руку к медной бляшке звонка. Он боялся разрушить волшебство момента, боялся разочарования, что может ждать его за дверью…
— Именем реввоенсовета! — взревел Михалыч, по-своему истолковав нерешительность комиссара, и распахнул дверь пинком.
Нэйб был готов пристрелить его на месте. Но матросы уже ворвались в квартиру. Нэйб последовал за ними. По обе стороны длинного широкого коридора располагались открытые двери. Матросы уже скрылись в одной из комнат, но на светлом деревянном полу остались следы грязных башмаков. Отчего-то Нэйбу это показалось надругательством над его мечтой, и мгновенно привело в бешенство.
