плеч. На теле, под грубой кожаной курткой, была кольчуга. Кожаные штаны и грубая кожаная обувь, то ли сапоги, то ли ботинки. За спиной круглый, окованный железом щит, за поясом — «демакратизатор». За первым вышли ещё двое. Достали из-за спин щиты. За ними вышла Сара, неся портфель с документами. Четвёртый телохранитель вышел и закрыл дверцу микроавтобуса. Тот отъехал на автостоянку. Сара в «коробочке» стала подниматься по ступенькам суда. У дверей телохранители пропустили её внутрь, сами встали у дверей.
Затвор в четвёртый раз щёлкнул. Снова осечка, 4 осечки подряд. Четвёртый патрон полетел на пол чердака, тихо звякнув по бетону. Цель уходила, но последний шанс. Боёк звонко ударил — осечка. Он выругался. Пять осечек, половина магазина. Цель ушла. Но звук на чердаке заставил его обернуться. Кто-то открывал чердачное помещение. Он взял винтовку и тихо побежал по чердаку дома. Неважно кто: электрики, сантехники, электронщики. Они не должны его видеть. Увидят патроны. И что? У него несколько минут, чтобы выйти из другого подъезда. Кулак вылетел внезапно из-за одной из колонн. Он не успел понять, провалился в темноту. Винтовка звякнула об пол. Вскоре санитары выносили на носилках из подъезда жилого дома человека без сознания. На нём была кислородная маска, рядом склянка с физраствором. Погрузили в машину скорой помощи и увезли. Жильцам объяснили, что электрик нарушил технику безопасности и попал под напряжение. Жив, но без сознания.
Сара вышла из здания суда. Сегодня адвокаты фонда добились отсрочки, а она сменила своего адвоката, обвинив прежнего в «продаже» процесса. Есть видео и аудио запись сделки. Ей тоже нужно время. А судья всё намеревается их помирить. Он тоже получил «на лапу», но боится «в открытую» это показывать. Маргарита сказала, что к ней сегодня должна подойти подмога, но не сказала кто. Скоро должны начаться заседания акционеров, а у неё суды. Фонд согласен компенсировать ущерб за побитые стёкла и машины, но по своим расценкам. Она требует всё. На неё давят. Ещё два раза собирались ортодоксы на акции протеста около её офиса. Приходилось вызывать помощь. Первую разогнала Бесс. Как обычно, до границы её собственности. Вторую — Алиса. Но формат акции изменился. Ортодоксы стояли за границей её собственности, блокируя подъезды и забрасывая офис камнями. Алиса — не Бесс. Привезла 130 громил и много стимулятора. Сначала пытались по-хорошему, через полицию. Когда полиция расписалась в своей неспособности, или нежелании, наводить порядок, Алиса начала действовать. Сара видела, как они выпили Боевой Отвар. Пили много, и это её и беспокоило. И за ортодоксов, могли быть жертвы с летальным исходом. Да что могли, будут. И за Мореходов. После него они беспомощны, как младенцы. Но эффект её удивил. Бой шёл чётко, без запредельной ярости. Сломанные руки, выбитые зубы, ушибы, сотрясение мозга — полный список травм ортодоксов. Били их за территории её собственности, очищая от них улицы. А мореходы — спокойно отработали, спокойно ушли. Без видимых побочных эффектов. Поели жареного мяса с пивом. Ночью улетели.
В офисе её ждала «подмога». Аду она сразу не узнала. Немного поправилась, войдя «в тело», спокойна и уверена, манеры бизнес-леди. Школа тёти Хелен дала о себе знать. Прошли в кабинет, сели поговорить о делах. Сначала последние данные по суду. Ада улыбнулась.
— У них нет денег, но они об этом ещё не знают.
— Объясни.
— У меня их долги. Тут два твоих бюджета. Даже если снимешь 50 %, ты отомщена.
— Великолепно. Но откуда они возьмут деньги на выплаты за ущерб?
— Это их проблемы.
Дальше оговорили детали предстоящих собраний акционеров. У Ады доверенности на акции торгово-офисных центров. Во многих из них Фонд Вааля снимает помещения, не платя ни шекеля. И задание от тёти Хелен — сменить руководство этих центров, или закрыть их, но выгнать фонд из зданий, или заставить платить. По зерну — представительная делегация раввинов Европы вылетели для проверки кашерности зерна. Совет раввинов Израиля, под давлением Фонда Вааля, признал его некашерным. Это было месяц назад, и это её сначала обеспокоило, потом рассмешило. Через неделю большая часть магазинов, связанных с её компанией, сменила вывески, или дописала их. Притом приставка «НЕ» была сделана больше и ярче. И население Израиля проголосовало шекелем в её пользу. А репортаж об отправки зерна к ней и в Сирию, к Аише, где Фонд Вааля закупает «абсолютно кашерное» зерно, с одного терминала, нанёс серьёзный удар по доверию к совету раввинов и Фонду. Теперь ещё это. И корпоративные детский сад и школа. Засиделись. Ада ещё нигде не разместилась, пригласила к себе. Так легче корректировать действия.
Люба и Глеб сидели в кафе. Люба с грустью смотрела, как Глеб работал над переводом древнего текста. Он «не шёл» по обычным теориям, был более древним. А она его легко читала. Теперь научила этому и Глеба. Но он на неё смотрел как на научного руководителя. Она говорила об этом с Папой, но ОН только руками развёл. Сказал: «Терпение. Он тобой интересуется, и это важно. Потом заметит». Вообще, у Глеба его научная карьера «не складывалась». Из-за его упёртости и таланта его научный руководитель отказался от него, вопрос престижа. Глеб легко переводил тексты, над которыми вся научная группа работала месяцами, находил ошибки перевода. Поэтому договор с Глебом не будет продлён, а сейчас он работает на 0,1 ставки. И в этот семестр у него нет занятий, зато много свободного времени.
Они шли по улице, просто разговаривая. Ей было трудно удержать разговор на других темах, кроме переводов. Глеб не мог разговаривать о чём-то другом. Разговор у них не шёл, они больше гуляли молча. Их догнала, а потом обогнала, плачущая девушка лет 25-28-и. не смотреть на неё было невозможно. И все мужчины оборачивались ей вслед, а кое-кто пытался к ней подойти, но она избегала этих встреч. Её они догнали позже. Она сидела на скамейке и плакала. Они подошли к ней.
— Девушка, в чём дело? Почему вы плачете? — спросила Люба.
Она посмотрела на них. Несколько удивилась.
— С работы выгнали.
— И что? Мало ли в Москве работы!? Вы кто по специальности?
— Экономист. Специалист по рынкам.
— Легко найдёте новую работу. Сейчас на рынке каждая фирма торгует.
— Это было моё 10 или 11 место работы за 4 года.
Она снова заплакала.
— А почему так?
— Мужики пристают. Я отказываю, а они не понимают.
Она удивлённо смотрела на Глеба. Того занимало всё, кроме неё.
— Пойдёмте. Посидим в кафе, поговорим. Может, что и
