Катастрофы?
– Настало время обсудить вероятность того, что «Рысь» постигнет неудача.
Император кивнул мертвой женщине-адмиралу. Та махнула рукой, и на воздушном экране возникло изображение. Советники увидели знакомую схему предстоящего сражения. Стремительные дуги, обозначавшие траекторию движения риксского крейсера и имперского фрегата, вот-вот должны были пересечься.
– Пока мы с вами беседуем, – сказала адмиральша, – два корабля приближаются друг к другу. В самое ближайшее время вступят в бой флотилии дронов. В сражении с таким мощным противником гибель «Рыси» может произойти в любое мгновение.
Сенатор Нара Оксам глубоко вдохнула. Она ждала этого момента несколько дней и не нуждалась в том, чтобы какая-то мертвая женщина разъясняла ей его значение. Нара надеялась, что ей удастся провести эти часы в одиночестве, в ожидании известий от наземных станций на Легисе, которые внимательно следили за ходом предстоящего сражения. Однако очередное заседание военного совета помешало ее взволнованному бдению.
Теперь она могла узнать о смерти Лаурента, находясь в обществе этих аппаратчиков и «серых» вояк. Она старалась держать себя в руках, отгонять страх и надежду как можно дальше, наполнять сердце холодным равнодушием. Эта белая палата была не местом для слез и даже для чувств.
– Если «Рысь» будет уничтожена и ей не удастся разрушить риксскую систему антенн, – продолжала адмиральша, – мы узнаем об этом через восемь часов после гибели фрегата, с учетом стандартных временных моделей. Данные расчеты учитывают запаздывание скорости света между Легисом-XV и местом сражения, а также временное окно, необходимое местному военному командованию для принятия решения. Они должны на сто процентов увериться в том, что именно произошло.
– За эти восемь часов, – добавил Император, – риксский корабль успеет приблизиться к Легису на сорок миллиардов километров.
– Нам нужно будет ответить на запрос с Легиса очень быстро, – сказал генерал, – чтобы любое наше решение стало известно на планете скорее, чем крейсер окажется в опасной близости от нее.
Члены совета несколько озадаченно переглянулись. Они думали о войне в более грандиозных масштабах и, видимо, успели подзабыть о «Рыси». Совет решал судьбы многих поколений – сотен миллиардов живых, мертвых и нерожденных детей – а тут вдруг снова нужно было обратить внимание на судьбу одного-единственного корабля.
– В таком случае, нужно обсудить наши возможности, – высказался сенатор-утопианец.
– А они есть? – поинтересовалась Нара Оксам.
– Мы так полагаем, что есть, – ответил ей генерал.
– Я предлагаю использовать столетнее вето, – сказал сенатор Хендерс.
Эти слова повергли совет в замешательство. Вето было древней прерогативой военного совета, средством, которое наделяло советников его величества возможностью высказываться открыто, без боязни того, что их слова будут воспроизведены для широкой публики. Однако советники, по большому счету, и не обсуждали принимаемые решения с широкой публикой. В рамках вето никто не отвечал за последствия неумышленной ошибки.
– Я голосую «за», – сказал Император.
Нара почувствовала, как в палате воцарился леденящий холод страха. Монарх высказался за введение столетнего вето, следовательно, закон был принят без возражений, единогласно.
Теперь все, что бы ни было сказано в этой палате, не должно было выйти за ее стены, об этом не должен был узнать никто на протяжении ста лет по имперскому абсолютному времени. Плата за нарушение вето была столь же древней, как сама Империя.
Казнь путем обескровливания – обычная расплата за предательство.
Нара понимала и другое: и она, и все другие сенаторы, входящие в состав совета, будут, теоретически, защищены от казни сенаторским иммунитетом, обеспечивавшим свободу от арестов и имперской цензуры. Но все равно – нарушение вето являлось актом измены и неизбежно означало конец любой политической карьеры.
Обсуждение началось с выступления Императора.
– Если риксский гигантский разум получит возможность общаться с остальной территорией, находящейся во власти культа, то тогда можно будет считать, что Легис фактически будет захвачен вторично. Гигантский разум состоит из всей информации, какая только есть на планете, то есть из всех кодов, из всех рыночных сведений, всей технической документации. Он имеет доступ ко всем нашим технологическим секретам.
Нара снова сделала глубокий вдох. Все это они слышали раньше. Однако следующие слова Императора удивили ее.
– Но тревожит нас не это, – сказал он. – Могущество Империи – не в нашей технике, а в наших сердцах. Именно в этом мы должны проявить особую бдительность. Гигантский разум – это нечто большее, нежели компьютеры и компьютерные сети. Он также содержит все, что записано в дневнике каждого ребенка, все сведения о собственности каждой семьи, молитвы живых, возносимые предкам, сведения психоаналитиков о своих пациентах, данные духовников о прихожанах. Гигантский разум захватил власть над психикой нашей Империи Воскрешенных. Он знает о нас все. Риксы хотят похитить наши сны. – Монарх помедлил, обвел всех членов совета взглядом. – А нам известно, что несет с собой культ риксов: полное презрение к человеческой жизни, за исключением того, что она должна являться придатком их драгоценных гигантских разумов. Когда они желали покорить нас во время Первого вторжения, то не останавливались ни перед чем. Тогда они не понимали нашей силы, не осознавали, что объединяет нас. Теперь же они проникли в наши умы, чтобы понять, чего мы боимся более всего. Они хотят похитить наши ночные кошмары и превратить их в рычаг воздействия на нас.
Теперь страх Императора предстал перед Нарой Оксам во всей красе. По мере того как он продолжал свою речь, этот страх распространялся и на остальных членов совета. Нара видела источник страстности монарха: то, что им двигало сейчас, было выше ненависти к риксам, тревоги за то, что гигантский разум возьмет власть над Легисом, и готовности принести в жертву «Рысь». Возможно, Император наконец говорил правду.
– Если «Рысь» проиграет сражение, – закончил свою тираду Император, – мы проиграем войну.
Слова монарха потрясли даже Оксам. Воспитание, полученное в детстве, образы из сказок и песен – мысль о том, что Империя может проиграть войну, никак не желала сочетаться со всем этим. Но Император Восьмидесяти Миров говорил именно об этом. Шутить он не мог. В конце концов, он победил смерть.
На миг эмоции, заполонившие палату заседаний, чуть не погубили Нару. Она инстинктивно потянулась к лечебному браслету, но заставила себя не прибегать к помощи лекарства. Она должна была сохранять максимальную чувствительность. Но все же до конца совладать со страхом она не смогла.
