А вот у везучего мехвода Вовы люк не заклинило. Его просто вбило внутрь машины.
Поэтому Вова был первым, кто выбрался из «Тарпана». Он помог снаружи Кирбитьеву и Свиньину. И втроем они кое-как доломали верхний десантный люк.
Один за другим циклопы выбирались из мертвой машины.
При этом каждый, оказавшись под открытым небом, почему-то считал своим долгом сказать что-нибудь вроде «Ой, батюшки святы!» или «Ёкэлэмэнэ!» Но я твердо решил, что, пока сам не выберусь, любопытствовать, чего они там видят, не стану.
– Ёпэрэсэтэ! – громко произнес я, когда оказался снаружи.
Астрофаг… выбрался!
Правда, не весь.
Пласт породы, вброшенный взрывом в шахту, перерубил две задних оконечности его боковых гондол и искалечил две других.
Ему, так сказать, прищемило хвост.
Астрофаг завис над шахтой, закутанный саваном оранжевой пыли.
Мы видели только нижнюю часть исполина, верхняя скрывалась в творожистой вате облаков.
Кораблю недобрых пришельцев явно нездоровилось. На подъем ему не хватало силенок – похоже, его мощнейшие пропульсивные антигравы не выдавали и двух десятых мощности. Из распоротых гондол хлестала пузырящаяся жидкость, быстро застывающая при соприкосновении с грунтом.
Я испытал прилив гордости – ведь всё это сделали мы, вот этими самыми руками!
Вдруг от астрофага – дорогой нашей «Берты» – с громким треском отломился длиннейший ножевидный кусок обшивки и, кренясь на бок, рухнул вниз.
Это падение стало предвестником окончательной катастрофы.
Из открывшегося разлома вырвалось призрачное голубое пламя, «Берта» вздрогнула и грузно осела.
Удар о ягнувитовый вал, смещенный катаклизмом, поднял новые ширмы пыли. «Берта» полностью скрылась за ними. Единственным, что мы теперь видели, были яркие грозовые зарницы.
Циклопы оживленно гадали, взорвется «Берта» или нет. Кто-то, кажется, даже спорил на деньги.
Мне хотелось быть на стороне тех, кто ставил на «не взорвется».
Но хорошо информированный оптимист во мне не имел права полагаться на это.
Оставаться на открытой местности в преддверии взрыва мегатонной мощности было, мягко говоря, неразумно.
Я приказал забыть о «Тарпанах» и пешком преодолеть Кряж Голодных Дэвов.
Если рванет – только его перевалы смогут дать нам надежду на спасение.
– Проверить работу реактивных ранцев! – приказал я.
Циклопы нехотя оторвались от зрелища и принялись выполнять.
Результаты не замедлили. И они меня не обрадовали.
Начать с того, что не работал мой собственный ранец.
«Бескрылыми» оказались еще семеро во главе со Щедролосевым.
– Мораль сей басни такова: все, у кого ранцы исправны, – сказал я, – поступают под начало старлея Арбузова и перелетают на обратные скаты высоты «отметка 400». Оставшиеся под моим командованием идут на перевал пешком. Выполнять!
– У меня идея, командир. По-моему, отличная! – Свиньин сиял.
– Ну.
– А давайте те, у кого ранцы работают, похватают под руки тех, у кого не работают – и понесут. Так мы быстрее управимся…
– Плохая идея, – вздохнул я.
– Плохая?
– Ветер, Свиньин. Ветер. Тут свищет так, что на флуггере страшно. Разведем возню, в итоге если «Берта» рванет, даже у тех, у кого ранцы работают, шансов спастись не будет.
– Понял. Жалко, – Свиньин приуныл. Видимо, перспектива упражняться в скалолазании, пусть даже с помощью электромышц, его не грела.
Везунчики включили ранцы и, помахав нам на прощанье, взмыли в небо. Впрочем, «взмыли» это громко сказано. Хаотические токи воздуха быстро заставили их превратить полноценный полет стиля «жирный шмель» в череду прыжков по технике «беременная саранча».
Ну а мы перлись вверх на своих двоих, а чаще на четырех.
Пот заливал лицо, невзирая на систему охлаждения.
Суставы, нагрузка на которые в тот день превысила все допустимые охраной труда нормы десятикратно, адски ныли.
Назад я старался не смотреть, хотя вообще-то высоты не боюсь. После пережитого я был не слишком уверен в своей вестибулярке.
После особенно крутых подъемов перед глазами летали искристые мушки, а в ушах стучала кровь, как во время орбитальных перегрузок.
При всей несуразности своих прыжков, арбузовцы добрались до отметки 400, когда мы преодолели лишь половину склона.
Арбузов доложил о том, что мое приказание выполнено.
Я пробурчал что-то вроде «молодцы».
После этого содержательного разговора, я сосредоточенно карабкался еще минут десять.
Свиньин и другие циклопы немного меня опережали, да оно и понятно – молодость.
До перевала осталось на глазок метров тридцать, когда, как будто всего остального было мало, «Богатырь» тревожно запищал и сообщил, что энергии осталось пять процентов от нормы…
Я готов был орать благим матом.
Но вместо меня благим матом заорал Арбузов.
– Лева, обернись!
Лева – это я.
Я обернулся.
Двадцать паладинов.
Они шли на малой высоте почти вровень с нами.
Шли неспешно, развернувшись широким строем фронта.
До них было хорошо если два километра.
Это расстояние они при желании могли бы преодолеть за считанные секунды.
И, конечно, они уже сейчас, прямо сейчас, могли поджарить нас, как курчат. Но зачем-то они предпочли для начала потратить несколько секунд на то, чтобы сжечь дочиста брошенные нами «Тарпаны».
– По средствам!.. Воздушно-космического нападения противника!.. Огонь! – скомандовал я.
Горжусь собой. Это был самый храбрый и самый бессмысленно-идиотский приказ, который мне доводилось отдавать за всю мою карьеру.
По паладинам из «Нарвалов»!
И все же я сорвал с плеча автомат, привычным движением сбросил предохранитель на непрерывную стрельбу, нажал спусковой крючок. Мой верный боевой товарищ весело затрещал, выплевывая подкалиберные бронебойные вперемежку с зажигательными.
Моему автомату ответили «Нарвалы» циклопов.
Стреляли мы по науке, с правильным прицелом. Трассы наших очередей, описывая крутые параболы, ложились более-менее в строю паладинов.
Поэтому когда взорвался один паладин, а за ним – разом еще три, я на секунду принял это за должное и решил, что они сбиты нашими пулями.
Мечтатель! Фантаст!
Наконец я заметил, что выше, поверх наших трасс, струятся десятки мерцающих нитей и несутся яркие вереницы пресловутых «красных помидоров».
Это были снаряды зенитных автоматов.
Я бросил взгляд через плечо на перевал, ожидая увидеть там волшебным образом появившийся дивизион зенитных самоходок «Клевец».
Но на перевале не видно было никаких самоходок. Там вообще было безлюдно.
Зато из-за него стальной тучей вырастала черная громадина.
На спонсонах шевелились башни многоствольных зениток. Из раскрытых портов выглядывали любопытные мордочки зенитных ракет. Ревела плазма днищевых дюз. И гордо голубел стометровый андреевский флаг в закопченном белом поле.
