— Тогда ты согласишься с тем, что его смерть тем или иным способом неизбежна.
— Думаю, да.
— Тогда я сделаю тебе встречное предложение. Я не позволю тебе забрать Джекса живым. Но разрешу тебе встретиться с ним. Ты увидишь полковника и поговоришь с ним.
— А что потом? — спросила я, опасаясь ловушки.
— Когда встреча завершится, я отключу систему, поддерживающую жизнь полковника. После этого он быстро умрет.
— Если ты позволишь ему умереть… почему бы просто не выдать его?
— Он не может быть выдан. Теперь уже нет. Он умрет.
— Но почему?
— Из-за того, что я сделала с ним.
На меня внезапно навалились усталость и апатия, туманя прежнюю ясность рассудка. С одной стороны, я хотела лишь покинуть корабль без дополнительных осложнений. Когда корабль натравил на нас свои механизмы, я приготовилась к смерти. Я все еще радовалась, что не умерла, и испытывала соблазн принять более легкий вариант и просто убраться отсюда. Однако я не могла вот так, за здорово живешь, проигнорировать приз, до которого сейчас было рукой подать.
— Мне нужно поговорить с остальными.
— Нет, Диксия. Это должно быть твое решение, и только твое.
— Ты сделала им такое же предложение?
— Да. Я сказала им, что они могут уйти отсюда или они могут встретиться с полковником.
— Что они ответили?
— Сначала я хочу услышать, что скажешь ты.
— Полагаю, они отреагировали так же, как и я. Здесь какая-то ловушка.
— Ловушки нет. Если ты уедешь отсюда, ты получишь личное удовлетворение оттого, что вы, по крайней мере, определили местонахождение полковника и то, что он жив. Конечно, эта информация не много стоит, но у вас всегда есть возможность вернуться, если вы все еще будете стремиться отдать его в руки правосудия. С другой стороны, вы можете увидеть полковника сейчас — увидеть и поговорить с ним — и уехать, зная, что он умер. Я позволю, вам быть свидетелями отключения его жизнеобеспечения и даже разрешу взять с собой его голову. Это стоит больше, чем всего лишь знание о том, что он существует.
— Это ловушка. Я знаю, что это ловушка.
— Уверяю тебя, что нет.
— И мы все уйдем отсюда? Ты не изменишь решения и не потребуешь, чтобы кто-то из нас занял место полковника?
— Нет. Вам всем будет позволено уйти.
— Всем вместе?
— Всем вместе.
— Хорошо, — сказала я, понимая, что выбор не станет легче, сколько бы раз я ни обдумывала его заново. — Я не могу говорить за остальных, но полагаю, что это будет решение большинства. Я готова взглянуть на этого сукина сына.
Мне разрешили покинуть комнату, но не кровать. Простыня вновь стиснула меня, придавив к матрасу, когда кровать приняла вертикальное положение. В помещении появились два конусообразных робота и отсоединили кровать от поддерживающей рамы. Затем ухватили ее с двух сторон и понесли. Меня точно приклеили к этой проклятой простыне, я торчала из-под нее наподобие игральной карты. Механизмы тащили меня плавно и без всяких усилий. Полнейшее молчание нарушало лишь мягкое металлическое шебуршение их шупальцев, когда они касались стены или пола.
Голос «Найтингейл» обратилась ко мне с прикроватной панели — над клавиатурой возникло маленькое изображение ее лица.
— Уже недалеко, Диксия. Я надеюсь, ты не будешь сожалеть о принятом решении.
— А как остальные?
— Ты присоединишься к ним. И затем вы все отправитесь домой.
— Ты хочешь сказать, что все мы приняли одинаковое решение — увидеть полковника Джекса?
— Да, — подтвердила Голос.
Роботы вынесли меня из отсека с искусственной силой тяжести, который, по моим расчетам, располагался в передней части корабля. Простыня слегка ослабила хватку, так чтобы я могла немного двигаться под ней. Некоторое время спустя, протащив через несколько воздушных шлюзов, меня доставили в очень темную комнату. Будучи неспособной что-либо разглядеть, я ощутила лишь, что она очень большая и немного напоминает тот зал, где выращивали кожу. Воздух здесь был влажный и согревающий кровь, словно внутри оранжереи с тропическими растениями.
— Мне кажется, ты говорила, что здесь будут и остальные.
— Они скоро появятся, — сказала Голос «Найтингейл». — Они уже встретились с полковником.
— Разве у них было на это время?
— Они встретились с полковником, когда ты еще спала, Диксия. Тебя привели в чувство последней. Итак, хочешь ли ты сама поговорить с этим человеком?
Я напряглась и окаменела.
— Да.
— Он здесь.
Луч яркого света рассек помещение, осветив черты, которые я сразу узнала. Вырванное из темноты лицо Джекса парило в комнате, словно отдельно от его тела. Время никак не смягчило его разбойничью внешность и свирепый оскал тяжелых челюстей. Его глаза были закрыты, а лицо немного опущено вниз, будто он не ощущал направленный на него свет.
— Просыпайся. — Голос «Найтингейл» прозвучал намного громче, чем прежде. — Просыпайся, полковник Джекс.
Полковник очнулся. Он открыл глаза, дважды моргнул от яркого света, потом взгляд его прояснился. Джекс наклонил голову, резко очерченная тьмой нижняя челюсть, казалось, еще больше выдвинулась вперед.
— К тебе еще один посетитель, полковник. Ты позволишь мне ее представить?
Рот полковника открылся, оттуда потекла слюна. Из темноты вынырнула рука, провела сверху вниз по лицу, словно ощупывая его, и вытерла подбородок. Что-то неправильное было в этой руке, что-то ужасное и неправильное. Джекс заметил мою реакцию и издал тихий омерзительный смешок. В этот момент я поняла, что полковник полностью и необратимо сошел с ума.
— Ее зовут Диксия Скэрроу. Она из той команды, с которой ты уже встречался.
Джекс заговорил. Его голос был слишком громким, словно шел через усилитель. Такой оглушительный и хлюпающий, словно ты слышишь голос кита.
— Ты солдат, девочка?
— Я была солдатом, полковник. Но сейчас война окончена. Я штатская.
— Ты хорошая девочка. Что привело тебя сюда, малышка?
— Я пришла, чтобы передать тебя в руки правосудия. Я пришла, чтобы арестовать тебя и ты предстал перед судом военных преступников на Крае Неба.
— Думаю, ты немного опоздала.
— Я приняла решение увидеть, как ты умрешь. Я согласилась на этот вариант.
Что-то в моих словах заставило полковника улыбнуться.
— Корабль еще не сказал тебе, в чем дело?
— Корабль сказал, что не выпустит тебя отсюда живым. Он обещал нам твою голову.
— Тогда я так понимаю, что тебя не посвятили в подробности. — Он повернул голову и посмотрел налево, словно там кто-то стоял. — Включи лампы, «Найтингейл»: она имеет право знать, во что ввязалась.
— Ты уверен, полковник? — отозвался корабль.
— Включи лампы. Она готова. Корабль включил освещение. К этому я была не готова!
Какое-то время я не могла даже полностью охватить взглядом представшую передо мной картину. Мой мозг отказывался воспринимать как реальность то, что корабль сотворил с полковником Джексом, хотя я видела это своими глазами. Я продолжала пялиться на него, ожидая, что это зрелище начнет приобретать смысл. Я ждала момента, когда пойму, что меня обманывает игра теней и света, как ребенок, который испугался, случайно приняв за ужасного монстра складки колышушейся занавески. Но миг облегчения не наступил. То, что появилось передо мной, существовало на самом деле.
Полковник Джекс расширился во все стороны — подрагивающее пространство пестрой плоти, на которой его голова являлась просто незначительной деталью, как маленький холмик на горной гряде. Он простирался вдоль дальней стены, имплантированный в нее на манер огромной, безбрежной дышащей мозаики, должно быть двадцати метров в ширину, окаймленной валиком уплотненных мышц и кожи. Его голова покоилась на толстой шее, сливающейся с верхней частью торса без рук и без плеч. Я видела зарубцевавшиеся шрамы в местах, откуда раньше начинались руки. Ниже медленно вздымающейся грудной клетки тело расширялось, как основание расплавившейся свечи. Еще что-то незавершенное (туловище?) росло из плоти полковника двумя метрами правее. У этого не было головы, но имелась рука. Второй торс вылезал из Джекса сзади, снабженный парой рук, одна из которых, должно быть, вытерла полковнику подбородок. Далее, выступая из массива плоти под неестественными и причудливыми углами, маячили другие живые части тела. Здесь туловище, там — пара ног, а вот там — пятка или плечо. Все туловища дышали, но совершенно несинхронно. Конечности, когда они не занимались какой-то целенаправленной деятельностью — например, вытирали Джексу подбородок, — извивались и тряслись, будто при параличе. Кожа между ними была пестрой, как лоскутное одеяло, и формировалась из множества нарезанных клочков, которые соединили вместе. Кусками она напоминала поверхность барабана, туго натянутую на невидимый каркас из хрящей и костей. В других местах вздымалась тяжелыми складками, как штормящее море. Все это булькало и похрюкивало под воздействием скрытых пищеварительных процессов.
