волю. Авось, не пропадут. По крайней мере, останутся в живых.
— Куда с собой! Будем надеяться, что их-то пощадят. Хотя, кто их знает. Но сейчас надо спасать людей, — думала я, двигаясь в полусогнутом виде за такими же спинами своих друзей.
Вскоре я возблагодарила небеса, что мы вовремя ушли, уже слышались возбужденные мужские голоса у нашей машины. Мы быстро двигались, пытаясь найти хоть какую-то расщелину, где спрятать детей. И тут услышали, что они начали нас искать, перекрикивая друг друга. Потом послышался голос через рупор.
— Внимание, внимание! Мы знаем, что вы покинули автомобиль и пытаетесь спрятаться. Выходите с поднятыми руками, и мы оставим вас в живых. Пощадите своих детей! Надеюсь на ваше благоразумие. Повторяю.
— Ты слышала? — проговорил в пол голоса Симеон. — Судя по всему, они многое знают и попытаются нас пленить, чтобы выторговать себе жизнь за наш счет. Видимо наши их здорово прижали где-то. И они слышали твои переговоры по рации. Сейчас пойдут на приступ. И я хочу тебе сказать, что я люблю тебя, моя хорошая, и буду любить даже тАм, — он прижал меня к себе.
Я приникла к его плечу и всхлипнула.
— Я тоже люблю тебя. И если мы останемся живы, то ты на мне женишься.
— Так и будет, обещаю, — и, повернув, впился в мои губы. Мы целовались просто отчаянно, понимая, что это может быть в последний раз.
— Ребята, — проговорил Симеон, чуть повышая голос, — здесь и примем бой. Спасибо за вашу дружбу.
— И тебе спасибо, — ответили все в разнобой.
— А сейчас, огонь! — вскрикнул он и нажал на гешетку автомата.
Я тоже начала стрелять короткими очередями, как и учил отец, и уже не думала, что за нами придут и нам помогут, я думала, что за нами дети и я их буду защищать до конца. Услышала, как ойкнул Виктор, видимо задело, как матерился и менял магазин Симеон. У меня тоже заканчивались патроны. Вытащила свой запас и, сменив, вновь стреляла и стреляла. Пули щелкали вокруг, и я меняла позиции, перекатываясь через себя и вновь стреляла. Сколько прошло времени, не знаю, но услышала взрывы и увидела огненные всполохи. Остановилась и прислушалась. Там, где-то, шел настоящий бой. А наш закончился. Больше здесь уже никто не стрелял. Я оглянулась. Симеона рядом не было. Вскочила резко.
— Симеон, — вскрикнула, — ты где?
Услышала стон. Включила фонарик и осветила его. Он лежал как-то боком и стонал. Подскочила и повернула его на спину.
— Что? — срываясь, выговорила. — Где ранен?
Он открыл глаза.
— А это ты, моя хорошая. Нет, я не ранен, если чуть зацепило. Бронник спас. Сильный удар в сердце, аж задохнулся. А где все? Живы? И что происходит?
— Где не знаю пока, живы ли тоже, что происходит непонятно. Ясно только одно, что нас оставили пока. Сможешь подняться? Надо найти своих.
Он поднимался тяжело, опираясь на меня, и мы двинулись вглубь балки, освещая путь фонариком. Уже было совсем темно. Я мигнула три раза, мне ответили. Подошли и увидели, что все живы и сидят под густыми кустами. Елена прижимает к себе детей, укутанных в жилеты, Виктор сидит рядом, сжимая автомат с перетянутой бинтом ногой, Ольга перевязывает Эйтану плечо, а вот Людмила сидит в стороне на коленях и тихо воет над кем-то. Этим кем-то был Митька, и он был мертв.
Я подошла и положила руку ей на плечо:
— Люсь, очнись, ты нам нужна, — потрясла ее.
Она смахнула мою руку и продолжала качаться и выть сквозь зубы. Я присела рядом.
— Расскажи, — взяла ее кисть и повернула к себе.
Она остановилась:
— Он спас мне жизнь, понимаешь, Надя. Он спас меня, — ее зубы стучали от озноба.
— Как?
— Я перевязывала Виктора, когда почувствовала, как он набросил на меня свою жилетку. Я свою отдала детям. У них же была всего одна на двоих. Во-от. А потом услышала автоматную очередь совсем рядом и его крик:
— Гады!
Я прикрыла Виктора, упав на него, а Митька вскоре упал рядом. Кинулась к нему, но было поздно. Очередь через всю грудь. Понимаешь! Он же прикрыл меня своим бронником, а сам…
И она зарыдала, закрыв ладонями лицо. Я погладила ее по руке.
— Что же делать, Люсь, на войне, как на войне. Тут тоже умирают и тебе ли не знать.
— А потом я наклонилась над ним, и он попросил меня, его поцеловать, — проложила она, всхлипывая. — Сказал, что ни разу не целовался с женщинами. Представляешь! Ни разу не целовался! Я его поцеловала, а он сказал, что в следующей жизни обязательно встретит меня и поцелует уже сам. И умер. У меня на руках. Надя, он умер на моих руках!
И она вновь зарыдала.
Я сидела рядом и молчала. Я думала, что вот они, эти странные ребята со странными желаниями, которых считали пропащими и даже сторонились их, оказались самыми настоящими мужиками, сильными духом и телом. Защитниками. Не даром говорится, что «не судите да не судимы будите».
И вот перед нами те, другие, что взяли в руки оружие против своих же земляков, в это страшное время, когда зараза косит людей направо и налево. Неужели, все человеческое в них погибло вместе с болезнью? Неужели осталась только жажда власти и звериная сущность?
Зло порождает зло, а за ней идет смерть. И только любовь спасает людей, она же спасет нас и от эпидемии.
Любовь, спасет мир!
И тут вновь зашипела, затрещала рация. Я отжала кнопку.
— Надежда у аппарата. Прием.
— Это я, папа. Вы живы? Прием.
— Да, папа, живы, но не все. Прием.
— Мы рядом. Выходите. Отбой.
Конец Первой книги