— Мне не удалось вздремнуть, потому что, едва я вошла в свой дом, ко мне вломились двое уродов. Поли и еще кто-то.
— Угу. Они искали Палма.
— Тебе стоит сказать своему братцу, чтобы держался подальше от этих типов.
— Я говорила.
Опустив очки, Марко размотал швартовый трос, и сарфер покачнулся на ветру, готовый сорваться с места. Загудел ветрогенератор. Марко опустил руль в песок и проверил румпель.
— Как насчет того, чтобы рвануть на юг — просто взглянуть, вдруг кто-нибудь что-то нашел? А потом отправимся искать твоего брата? — Он кивнул в сторону мачты. — Если поднимешь главный парус, я выведу нас отсюда.
Вместо этого Вик отступила назад, в сторону кокпита, и, подняв руку, придержала повернувшийся под порывом ветра гик.
— Я хочу найти Палмера вовсе не затем, чтобы взять его понырять вместе с нами, — сказала она.
— Ладно. Поехали.
— Нам нужно найти Палмера, потому что… — Она замешкалась, подбирая слова. — Черт побери, Марко… Возможно, это именно он нашел Данвар.
26. Долгий путь наверх
Палмер
Палмер легко скользнул сквозь рыхлый нанос внутри здания, но слежавшаяся масса снаружи повергла его в шок. Как он ни пытался пробиться обратно во внешний мир, земля давила на него, превратившись в неприступную преграду. Он не успел даже сделать полный вдох, как давление на грудь и шею лишило его возможности дышать. Он мог бы отказаться от задуманного и, потратив остатки сил, вернуться в здание, чтобы избежать опасности быть раздавленным, но там его ждала лишь более медленная смерть. И ему могло просто не хватить смелости попытаться еще раз.
Внезапно он в полной мере осознал, насколько он смертен, — чего никогда прежде с ним не бывало. Именно сейчас он понял, что он умрет здесь, что тут останутся лежать его кости и он никогда больше не увидит звезды.
В легких оставалась половина запаса воздуха. Он в отчаянии развернулся в сторону неба, ориентируясь лишь по оставшемуся позади высокому зданию. Борясь со сжимавшим его тело давлением, он пытался разрыхлять песок и в то же время дышать. Но ему никак не удавалось высвободить руки из образовавшихся вокруг его шеи глубоких дюн. К спине его был пристегнут баллон с воздухом, но он не мог вдохнуть из редуктора, не мог заставить грудь расшириться; ему нужно было подняться выше, чтобы выиграть хотя бы один вдох.
Палмер оттолкнулся ногами, разрыхляя несчастный песок. Судя по всему, он находился где-то на трехстах метрах. Датчик глубины в маске ничего не показывал, и приходилось двигаться на ощупь. Преодолеть пятьдесят метров — этого должно хватить, чтобы вздохнуть. Батарея в его маячке наверняка села. Не важно — просто толкаться ногами. Датчик покажет глубину, когда ощутит поверхность. Палмер должен был иметь возможность дышать, но не мог. Он слишком ослаб. Слишком вымотался. Слишком долго пробыл без еды и воды, охваченный страхом.
«Солнце проделывает это каждый день», — услышал он голос своей сестры. Палмер почувствовал, как ускользает сознание. Он снова был на дюне вместе с Вик, учась нырять в самом рыхлом песке, боясь, что у него ничего не получится, что у него нет особых дайверских способностей, что все умения отца передались сестре.
«Посмотри на солнце», — говорила она. Солнце только что взошло. Он уже несколько часов провел в ее слишком большом дайверском костюме, но сумел лишь скользнуть рукой в дюну и все больше злился, не желая выслушивать очередную лекцию от старшей сестры.
«Каждый день, — говорила Вик, — каждый день солнце без каких-либо усилий восходит из песка. Оно скользит. Оно обжигает. Оно плавит все на своем пути, а потом вечером на наших глазах погружается в землю за горными вершинами. В сплошной камень, Палм. А тебе нужно лишь научиться двигать песок».
Солнце. Его звал отец. Отец, который говорил ему, что однажды он станет великим дайвером. Самое раннее воспоминание Палмера: он сидит на отцовских коленях, в те времена, когда отец был великим магнатом, и тот рассказывает своему первенцу-сыну, что он однажды станет величайшим из дайверов. Рядом в той же комнате сидела и слушала десятилетняя Вик, но ее никто не упоминал. Никто.
Сын не отбрасывал тени — он жил в тени. В темном и прохладном песке, наблюдая, как его сестра ныряет и вновь поднимается наверх, купаясь в лучах славы, — мятежница, пиратка, добытчица и великий дайвер. Но Палмер… Который видел Данвар тех времен, когда тот был легендой… Который лишил человека жизни своим дайверским ножом… Которому предстояло умереть с баллоном воздуха на спине и четвертью заряда в костюме… оставив свои белые кости на глубине в триста метров.
Триста метров. Датчик глубины вспыхнул в сознании Палмера, будто лицо матери в лихорадочном бреду. Будто стук в дверь посреди кошмарного сна. Какая-то частичка его разума заорала остальному его телу: «Эй, посмотри-ка!»
Но он продолжал подниматься. Должно было быть уже меньше трехсот метров. Легкие его пылали. И тут он вспомнил выкопанную в песке глубокую шахту, дополнительные двести метров. Проклятье, он только начал. Ничего не выйдет, ничего, ничего…
Палмер перестал двигаться, меньше беспокоясь о течении песка и больше о дыхании. Песок удерживал его, но он мог вдохнуть из редуктора. Вдох. Глоток. Жизнь. Сверхъестественное ощущение мысленно вернуло его в тот день, когда Вик учила его нырять, говорила ему, что нужно дышать, пока голова его была под песком и тело твердило, что это невозможно, мозг отказывался повиноваться, а сестра на него кричала, и он слышал ее далекий приглушенный голос: «Дыши, мать твою!»
И он дышал.
Палмер сумел глотнуть воздуха. Взглянув вниз, на едва видимое изображение пескоскреба, он убедился, что удаляется от Данвара. Он оттолкнулся ногами, застонав от усилия, и стон застрял в его собственной голове, в его собственном горле. Так далеко. Где он? Не было ни транспондеров, ни маячков, но
