Фонды там, или не фонды – простой вежливости ещё никто не отменял, как и субординации. Раз уж приехала работать – изволь снова вливаться в коллектив, продемонстрируй уважение, понимание научной субординации и дисциплины - и вот тогда, тогда…
Увы, у синьориты Франы оказалось своё мнение по этим вопросам, и скрывать она его не собиралась. Последовал получасовой разговор на повышенных тонах, закончившийся громким скандалом со взаимными обвинениями в научной слепоте и бездарности. После чего гостья удалилась, громко хлопнув дверью, заявив напоследок, что она и сама найдёт тех, кто поможет ей в работе.
И вот, пожалуйста – нашла.
Дурную новость принёс доверенный помощник профессора, доцент Семибоярский. Начисто обделённый способностями учёного-исследователя, он компенсировал этот недостаток недюжинным талантом к подковёрным интригам, а так же обширными связями – и в сугубо университетской среде ГЗ, и за МКАД и даже среди лесовиков. В том числе, и такими, о которых доцент предпочитал не упоминать, а профессор – не спрашивать. И стоит ли удивляться, что именно Семибоярский принёс известие о том, что синьорита Франа отыскала единомышленников не где-нибудь, а на кафедре ксеноботаники, под крылышком профессора Адашьяна, с которым у Симагина были давние счёты, и не одни только научные?
Положительно, пора что-то срочно предпринимать. И дело вовсе не в обиде на взбрыкнувшую девицу – нет, много для неё чести. Симагин имел все основания полагать, что от отзыва, который та даст по возвращении, зависит то, как спонсоры будут перераспределять гранты. Возвращаться на скудный университетский паёк, когда уже успел привыкнуть к жирной заграничной кормушке – кто же такому обрадуется?
А пока не стоит демонстрировать, как сильно задело его предательство бывшей аспирантки – чего доброго, прочие сотрудники расценят это, как проявление слабости. Допустить такого в собственной лаборатории Лавр Фёдорович, разумеется, не мог. Он кивнул помощнику на дверь кабинета – высоченную, двойную, с узким тамбуром, обеспечивающую идеальную звукоизоляцию.
Предстоял долгий разговор.
[1] Беспокоиться (итал.)
[2] последствия, адаптация (итал.)
[3] Абсолютное варварство, фашизм (итал.)
[4] И так далее (итал.)
[5] Весьма необычным (итал.)
[6] Увы, к сожалению (итал.)
II
2054 год, осень
Московский Лес,
Ходынская улица.
Пышный рыжий хвост с белым кончиком мелькнул в нависших над поляной ветвях – мелькнул, и исчез, будто его никогда не было. Виктор помахал на прощание рукой и подбросил на ладони посылку. Узкий футляр в форме цилиндра, длиной был изготовлен из обычной бересты. Он зажал футляр под мышкой и попытался откупорить второй, целой рукой. Крышка сидела крепко.
- Лешачья работа. – объяснила Ева. Она подошла сзади и обняла своего мужчину за плечи. – Яська доставила?
- Кто ж ещё? Другие здесь не ходят.
Из всех почтовых белок о местонахождении Норы, двухэтажной кирпичной башни, возведённой ещё в девятнадцатом веке и неведомо как сохранившейся в кварталах, прилегающих к Белорусской железнодорожной ветке, знала лишь Яська. Она же числилась доверенным курьером егерей. И кроме того – была родной дочерью Хранителя Норы.
История эта могла бы стать сюжетом телесериала-мелодрамы. Несколько лет назад у дочери отставного спецназовца Виктора Чередникова диагностировали неоперабельный рак. Отец отказался принять неизбежное и обратился к приятелю, обитателю Московского Леса. Тот откликнулся и прислал нужное лекарство – но оно, как это нередко случалось с лесными снадобьями, оказалось пуще болезни: взамен побеждённого рака девушка обзавелась Зелёной Проказой. Судьба несчастной была предрешена: изоляция в спецсанатории, постепенное превращение в «зеленушку», участие в медицинских экспериментах в роли подопытной крысы.
Но бывший спецназовец не пожелал смириться с неизбежным. Он снова обратился к своему другу с просьбой забрать дочь в Лес, где, по слухам, у неё был шанс избавиться от недуга.
Дело было непростым, не под силу обычному фермеру или челноку. Только вот друг Виктора известный под прозвищем «Бич», имел устойчивую репутацию человека, способного справиться с проблемой любой сложности – и репутацию эту подтвердил. Он переправил девушку за МКАД, где та присоединилась к «аватаркам», бывшим жертвам Зелёной Проказы, а потом и к «почтовым белкам». Эти девчонки (все, как одна, рыжеволосые, зеленокожие и отличающиеся чрезвычайной ловкостью) сделали своим главным занятием доставку депеш, писем и мелких посылок по всему Лесу. Ярослава (в Лесу её имя сократили до «Яськи») вскоре завела дружбу с Бичом – Яське было невдомёк, что егерь опекал её, в память давней дружбы с Виктором. Сам же отец никак не мог помочь дочери – вырывать девчонку из рук санитаров и сопровождавших их полицейских пришлось буквально с боем, так что следующие несколько лет он провёл на нарах. И если бы не ещё одна история, способная стать сюжетом уже не мелодрамы, а полноценного фильма ужасов – не видать ему дочку, как своих ушей.
Но жизнь распорядилась иначе. Теперь Виктор - Хранитель Норы и, по совместительству, супруг самого уважаемого среди егерей медика. Который – вернее, которая – как раз и обнимала его сейчас за плечи, сопровождая этот жест игривым покусыванием за мочку уха.
Ева бесцеремонно завладела футляром.
- Не видишь, что ли - залито воском! – сообщила она, осмотрев посылку. – А вот и печатка оттиснута…
Действительно, зазор между крышкой и цилиндром был заполнен желтоватой массой, на которой отпечатался силуэт дерева. Дуб, подумал Виктор. Или ясень. Или, может быть, граб. Лешаки обожают деревья с широкими, развесистыми кронами - и огромные, по плечо иной сталинской высотке. Такие зелёные великаны можно сыскать только в Лосинке, на Воробьёвых горах, да в обожаемом лешаками Терлецком урочище.
Тем временем женщина, орудуя ножом, освободила крышку от воска и вернула футляр Смотрителю.
- Давай уже, откупоривай!
Видно было, что ей не терпится взглянуть на содержимое.
- Сама, что ли, не могла?
- Мне не положено. – вздохнула Ева. - Лешаки шлют такие послания в самых важных случаях, и ломать их печать может только адресат.
- Так мы же одни. Кто увидит?
- В Лесу никто не бывает один. – отрезала женщина. - Разве что, под землёй - в метро ещё где-нибудь. Да и то… в общем, хватит спорить, открывай уже!
В футляре оказался берестяной свиток. Виктор извлёк его, неловко орудуя пальцами единственной руки, и протянул жене.
- Разрешаешь?
- Зачем спрашиваешь? Будто мне есть, что от тебя скрывать!
- Порядок есть порядок. – Ева развернула бересту. - Говорю же: лешаки крайне чувствительны к таким вещам. Свиток предназначен тебе, но если ты не против, я тоже могу прочесть. Они не обидятся.
Виктору покачал головой: усвоить тонкости здешнего этикета было непросто. Во всяком случае, за те два с небольшим месяца, что он успел прожить к Лесу.
- О, как! – на лице женщины проступило изумление. – Ты только прочти, что они
