на мужиков, что увивались за Отавией хвостом. Окончательно растопила сердце морских волков принцесса на третий вечер, когда под специально приготовленный коком ужин, девушка спела для команды несколько песен, после каждой из которых ее ожидали искренние и бурные овации.
— Удивительно, как быстро ты нашла тут друзей, — поморщился я при виде принцессы, которая сейчас вприпрыжку шла по палубе с целой тарелкой моченых яблок, что принес ей лично корабельный повар.
— Ты мне просто завидуешь, — фыркнула Отавия, запуская крепкие зубки в лакомство.
— А как же презрительное отношение к черни? — тихо спросил я, поглядывая на работающих на снастях матросов. — Что-то я не припомню повальной любви со стороны дворцовых слуг.
Мы плыли на довольно большом двухмачтовом торговом судне. Пузатая посудина была приспособлена для перевозки зерна, бочек и прочих крупных грузов, шла с большой качкой, но оснастка у нее была мощная, иначе сдвинуть всю эту махину с места было бы просто невозможно. Но вот обилие парусов работы команде добавляло, особенно в такие вот ветреные дни, как сегодня.
— Ну, моряки это совсем другой народ, — пожала плечами принцесса. — Суровый, тяжкий труд, который кормит половину континента.
— Труд слуг и пажей не легче, — язвительно заметил я.
— Чего ты от меня хочешь? — фыркнула Отавия. — Чтобы я ходила и задирала нос в поисках проблем посреди открытого моря? Так для этого с нами плывет Витати.
— Я хочу понять, что ты опять затеваешь, — с недоверием ответил я. — Потому что считаю твое поведение странным.
— А я считаю, что я отлично приспособилась к ситуации, — пожала плечами принцесса. — Яблочко хочешь?
Я покосился на тарелку, потом на принцессу, но одно яблочко за хвостик ногтями уцепил. Глупо отказываться от такого лакомства.
— Все равно, будь осторожнее, — хмуро сказал я. — В отличие от тебя, я слишком хорошо знаю, каковы моряки.
— А я знаю, что пока я всем нравлюсь, нам ничего не грозит, — ответила Отавия. — А если кто что и задумает, то быстро получит по шее от остальной команды.
На это у меня ответа не было, так что я продолжил пялиться на море и жевать яблоко.
Как показали последующие дни, Отавия оказалась права. Своими добрыми отношениями с командой, песнями и глупым хлопаньем ресницами, она превратила непростой морской переход в легкую прогулку. Окончательно я отстал от принцессы, когда мельком увидел, как она сидит в закутке, который она занимала с Витати, и маленькими глоточками тянет теплый отвар, который обычно заваривают при болях в горле. Было это как раз после очередного импровизированного концерта на нижней палубе, после ужина, и тут я понял, что все происходившее — не просто развлечение, а довольно тяжкий труд. Упомнить по именам не только капитана, кока и старпомов, но наиболее влиятельных матросов, без конца развлекать команду и при этом создавать впечатление радостной вольной птички — непростая задача. Сейчас же, когда Отавия думала, что ее никто не видит, в глазах девушки, как то море за бортом, плескалась печаль и тревога.
На секунду мне даже захотелось подойти к Отавии, сесть рядом и просто обнять ее за плечи. Но наше совместное путешествие показало, что от былой близости не осталось и следа. Маски были сброшены, и более принцессе не нужно было держать меня подле себя. Тем более, я в любом случае посажу ее на подходящий рейс до Вашимшании, вне зависимости от того, какие между нами отношения. Так что в этой дворцовой лжи больше не было смысла.
От осознания, что все происходящее между мной и Отавией было просто придворной игрой, политическим маневром, становилось особенно горько. Время от времени в моей памяти всплывали сцены из поместья Хаштов, обрывки наших бесед во время прогулок по Шамограду, а в носу появлялся запах волос девушки, когда во время моих дежурств она становилась ко мне особенно близко. Конечно, чувства свои я не показывал — у меня были дела поважнее, чем сохнуть и страдать по принцессе, что крутила мной, как хотела все последние месяцы. Тем более случилось то, чего я ждал весь последний год — я снова буду с учителем.
И вот, я стоял на носу и вглядывался в берег. Несколько дней, и мы достигнем Нипса. Но что дальше? Перспектива встречи с учителем почему-то меня страшила. Нет, на мою долю выпали различные испытания, большинство из которых я нашел на свою голову сам, но все же… Я не выполнил наказы Осиора прилежно учиться, не прошел испытания на пояс мага… Даже не приблизился к этому. Что скажет Трибунальный Истигатор, когда увидит, как я пошел в разнос без его присмотра? Кем я буду в глазах человека, которому я обязан всем? Сам-то я привык считать себя уже мужчиной, но на фоне такой глыбы, как Осиор, я был лишь мелким шкодником, мальчишкой, что только становится на путь взросления.
От этих мыслей холодели руки, а сердце поднималось вверх, к самому горлу, и стучало с такой силой, что его бой отдавался в ушах. Я боялся грядущего, маленькая, трусливая часть меня желала, чтобы это плавание не кончалось никогда, чтобы мы добирались до Нипса вечность.
В ночь перед прибытием в родной город я совсем не спал. Ворочался, кряхтел, пытался найти позу, в которой у меня не будут затекать руки, шея, спина и даже зад. Укрывался одеялом — становилось жарко, доставал из-под него хотя бы пятку — мигом замерзал. И гамак, в котором я качался на высоте трех футов, казался таким неудобным, таким неприятным, что хотелось выскочить из всей этой конструкции и улечься прямо на полу.
Когда на горизонте показались очертания родных берегов, я чуть не сиганул с борта в море и не отправился вплавь обратно в Дагерию. Плевать на заговоры, на дворцовый переворот и на Саина Торлорна! Плевать на все! Я не могу показаться Осиору на глаза, зная, как я облажался!
Видя мое тревожное состояние, Витати подошла и стала рядом.
— Нервничаешь? — спросила келандка.
Я только молча кивнул и тяжело сглотнул. Во рту так пересохло, что язык, казалось, вовсе намертво прилип к нёбу, и я больше никогда не смогу заговорить. Все наши пожитки были собраны еще накануне, упакованы и готовы к спуску на берег. Так что мне даже занять руки было нечем, оставалось торчать на палубе и ждать, когда серо-зеленая полоса на горизонте превратится
