об этом поговорить?
— У меня осталось оно последним, так что нет. Но можем обсудить, когда я вернусь. Одно такое за два допуска к аукционам.
— Многое просишь. Но мы обязательно это обсудим, — Хлар’ан мечтательно глянул на стеклянную баночку с бодрящим яйцом. Хотелось бы узнать, зачем оно алхимику — но неприглядная правда станет немного очевидной, если вспомнить сказанное им в прошлом налиме. Тёмные эльфы как-то используют скверну, а её в бодрящем яйце крайне много.
Дальше мы обсудили моё обучение, и я ещё показал готовые печати по четырём призывам. Хлар’ан их проверил и нашёл удовлетворительными, но попросил отложить их дальнейшее изучение к моему возвращению: слишком много всего надо рассказать и сделать, а времени не осталось. Я не возражал. Я даже сам подумывал о том, чтобы всё отложить на потом. Тем более, проще и удобней учить всё и сразу, а не кусками и урывками.
Заодно я спросил про различные магические клеи. Некоторые из них готовились из жиров и костей магических животных, некоторые из растений. Были в списке основных компонентов и заллаи, среди них нашёлся оранжевый корень древня, того самого Фласкарского ивового энта скверны. Выжимка из костей, сухожилий, кожи и даже крови драконов как же присутствовала в списке. И без слов понятно, что всё это особо ценится с ещё живых драконов. Предпоследним по качеству, между частями мёртвых и живых драконов, расположилась выжимка из камня души. Как добавил Хлар’ан, если камень будет особо магических свойств, то из выжимки заодно можно сделать и структурные чернила для нанесения личного магического узора.
На этом мы закончили наше общение. По крайней мере, в этом году. Тёмный эльф должен прийти в магистрат послезавтра, но говорить мы уже не будем. Да и чего обсуждать уже? Я и так получил многое, и получу ещё больше — чего только стоит полное использование лаборатории, и допуски к аукционам. Вот только меня не радовало услышанное о работе системы, и об этих камнях душ.
Приближалось время обеда. Идя по улочке академического городка и полностью закопавшись в свои мысли — я едва не налетел на повозку. Толкавшие её два невольника поспешили поклониться, извиняясь за то, что посмели подвергнуть опасности моё здоровье — вот только вина за столкновение была на мне, ибо я только и делал, что задумчиво рассматривал мощёные камнем дорожки. Парни потянули повозку дальше. Её задний борт оказался открыт. Внутри лежало тело, накрытое длинной серой тканью и с торчащими ступнями. Похоже, этой ночью количество фаронов опять приблизилось к шестнадцати.
Когда я подходил к бараку — то думал о камнях душ, работе системы, новой информации и вообще о том, что сегодняшний день оказался вполне неплох. Но когда я подошёл ближе — понял, что сегодняшний день ни сулит мне ничего хорошего. Около дверей стоял матон с вертикальным шрамом на губах.
— Магистрат приказывает явиться во Всеобщую Церковь. Ты должен обсудить долг со своим держателем долга, и получить причитающийся выигрыш после дуэли.
— А церковь здесь при чём?
— Мне не известно. Магистрат вчера вечером закончил инспекцию его имущества. Возможно, что-то из вещей проигравшего было получено из рук служителей церкви.
Клаус ушёл, оставив меня с двумя вещами: требованием явиться в церковь после обеденной службы, и желанием кричать, пытаясь унять скверное предчувствие. Оно не пропало, пока я обедал, отдыхал в комнате, или когда добрался во второе кольцо академии. Наоборот, гнилое чувство в груди лишь усилилось от вида каменного здания с длинными витражными окнами, практически от земли до самой крыши причудливого амбарного вида.
Прихожане успели разойтись, но старый служитель церкви и его ученик всё стояли около массивного кристалла. Они молча наблюдали, как я медленно взошёл на подиум и положил руку на гладкую поверхность. Процедуру в этот раз проводил Хубар. Когда всё закончилось, он молча проводил меня в подвальные помещения церкви. Я то же молчал, желая как можно быстрее разобраться с делами и уйти в барак.
Заговорил Хубар только когда мы зашли в отдельную комнату, где до этого я принял задание на исследование скверного места. В помещении нас дожидался нутон лет двадцати в церковной робе и красной накидке.
— Всеобщая церковь благодарит сулина Лик’Тулкиса за успешное проведение столь рискованной нуррасии Антанской макиры. Прошу, давайте закончим главное.
Хубар держался чинно, несвойственно самому себе. Показав на стол, где было расставлено всё необходимое для закрытия задания. Вскоре кристалл на подставке моргнул синим цветом, вместе с оповещением системы. Ещё одна тяжёлая ноша свалилась с моих плеч.
— Да благословят Всебоги нас за наши деяния, — торжественно произнёс Хубар, вытащив из-под кристалла небольшую карточку, только что покрывшуюся надписями.
— Да направят нас на верный путь слова Всебогов.
— Прежде чем мы перейдём к рассмотрению результатов нуррасии, сперва нужно передать твой долг, — Хубар показал на парня, тот коротко мне кивнул. — Меня вызывают обратно в собор Магласии. Я, так-то, всё ещё послушник всеобщего собора южного материка, а в академической церкви проходил практику.
— Надеюсь, она завершилась успешно? — я не скрывал сарказм в голосе.
— Да. Благодаря твоим стараниям, — Хубар мне добродушно улыбнулся, но в его голосе крошками стекла звучала насмешка.
Мой долг в двести пять тысяч золотых империи был переписан на нового церковника. Хубар представил нас, но я даже не удосужился запомнить имя нового служителя — зато прекрасно запомнил, что в церкви он пропишется на ближайшие пять лет. Проблем с оплатой долга не возникнет, а ничего другого в его персоне меня не интересовало.
Мы с Хубаром молча проводили нового церковника. Так же молча проследили, как он закрыл за собой дверь. И так же молча уставились друг на друга. После всего случившегося на арене нас сам случай обязывает сидеть с закрытыми ртами и ждать, когда оппонент заговорит первым — но именно сейчас я понимал, что белобрысый будет молчать даже в том случае, если я встану и уйду из церкви.
— Стало быть, мы с тобой больше не увидимся?
— Ты расстроен? — церковник осуждающе чуть прищурил глаза.
— Ты не поверишь, но — да. Когда я вернусь, а тебя не будет в академии — ты даже не можешь вообразить, насколько твоё отсутствие облегчит мою жизнь. Я даже не знаю, что мне делать.
— Не думаю, что ты будешь грустить, когда вернёшься… — нутон перестал скрывать чувства, маска наигранного благочестия спала, лицо исказила гримаса отвращения, а в глазах вспыхнул огонь презрения, — … погань.
— Что ты сказал? — я медленно потянулся к кинжалу на поясе. Хубар это заметил, но лишь усмехнулся.
