class="subtitle">* * *
Разбудили меня грубым тычком в бок. Я подхватился, разлепил глаза и увидел нависших надо мной двух Модераторов с продолговатыми пистолетами.
— Вставай! — рявкнул один. — Пошли!
— Куда? На казнь? — невпопад ляпнул я.
Модераторы хохотнули.
— Типа того. А ну шевелись!
Я зашевелился, встал и пошел за ними. Пока шли по коридору, я обратил внимание, что в отличие от вчерашнего дня конвоиры не топают сзади, а идут рядом, за оружие не хватаются. Что бы это значило? Меня привели на первый этаж, в просторное помещение, обшитое лакированным деревом, с длинным столом и приличными стульями — я таких здесь еще не видывал. На стене напротив двери, выше окон, висела “икона” с суровым мужчиной и Знаками над его головой.
В кресле у торца стола восседал полный пожилой человек в белой робе с нашивками на плечах в виде светящейся буквы “А”. Сбоку стоял Модератор-крысеныш, в высшей степени злой. Я остановился перед столом, мои спутники синхронно протянули к иконе ладони, собранные в горсть, притронулись ко лбу.
Белый старик пару секунд с любопытством и без неприязни рассматривал меня. Насмотревшись, сказал:
— Я — Администратор Посадов с 22-го по 37-й. Сегодня мы получили высочайшее указание…
Он тоже протянул руку к иконе, остальные повторили его движение — в этом рвении было что-то фанатично-религиозное. Я не стал выделяться, протянул руку и шлепнул себя по лбу. Затеплилась смутная надежда.
Админ продолжал:
— …от Председателя Вечной Сиберии об амнистии водворенных в карцер по причинам нарушения порядка и закона кроме убийства и необратимого разрушения имущества Вечной Сиберии. Повезло тебе, парень.
Он мельком глянул на крысеныша.
— Мне докладывают, что ты крайне опасный тип.
И усмехнулся.
У крысеныша перекосилась рожа, усики встали дыбом.
— Он ночью выезжал в Поганое поле… — зашипел он.
— Зачем ты ночью выезжал в поле? — поинтересовался Админ у меня.
Я откашлялся и глухо проговорил:
— Это из-за глюка… Память потерял, ночью вскочил, подумал, что на работу опоздал, поехал. По дороге понял, что еще рано, и вернулся. Тут меня и схватили.
Администратор задумчиво смотрел на меня, толстое лицо лучилось пониманием и состраданием. Я, конечно же, не верил, что он и вправду сочувствует — просто играет давно выученную роль. Изучает меня, оценивает и прикидывает, вру я или нет.
Наконец он пришел к заключению:
— Ясно. Глюки, как и дерьмо, случаются. Что ж, желаю выздоровления.
И потерял ко мне интерес.
— Спасибо, — пробормотал я.
— Благодари Председателя.
Я почти с искренней ретивостью совершил сакральный жест. Затем, чувствуя себя оглушенным и окрыленным одновременно, повернулся и вышел из кабинета. Модераторы за мной не последовали. Я шагал по коридору и все ждал насмешливого окрика — дескать, а ты куда собрался, неужели поверил, что мы тебя отпускаем? Но нет, окрика не последовало, и я благополучно, плохо веря в случившееся, вышел из здания.
Было раннее утро, солнце поднималось над стеной леса далеко на востоке, по асфальтовой улице брели несколько детишек и пара взрослых. Я пошел куда глаза глядят, до сих пор не веря в такую неслыханную удачу. Казалось, что меня разыгрывают, как главного героя в фильме “Шоу Трумана”. Припугнули, вернули на место и ждут моих дальнейших действий.
— Ты куда пропал?
Я остановился, уставился на Витьку, который выскочил как из-под земли.
— Привет, — произнес я, лихорадочно прикидывая, что сказать дальше. Я собирался его бросить, и на это есть резоны, но как их донести самому Витьке? Как объяснить, что не нужна мне никакая лишняя ответственность и лишние проблемы, я просто хочу домой. — Меня Модератор арестовал…
Витькины глаза округлились.
— За что?
— За то, что с ним пререкался, — почти не соврал я.
Пацан кивнул, поджав губы.
— С них станется. Злопамятные, сволочи, и мелочные.
Некоторое время шли молча. Я иногда оглядывался, но Модераторов поблизости не было. Человека запугать легко — надо на одну ночь посадить его в карцер, накормить баландой и внушить, что это на всю жизнь. А потом, самодовольно усмехаясь, отпустить — после этого человек действительно на всю жизнь запомнит маленькое приключение.
Деловито заговорил, понизив голос до шепота, Витька:
— Когда валим?
— Я вспомнил, — соврал я, — в Поганом поле полно Уродов и всяких железных существ…
— Вспомнил?! — обрадовался Витька. — Ну да, Уроды, Лего и много кто еще.
— Лего?
— Не знаю, откуда это слово пошло. Так называют тех поганых тварей, что своих тел не имеют и лепят их из всякого хлама.
Я нахмурился. Значит, не привиделось, треноги существуют в реальности, это сверхъестественные существа и очень опасные. Если отбросить идею, что мне мерещится вообще все — в том числе Витька, рассказывающий о Лего…
— Как мы с тобой планировали пересечь Поганое поле? — спросил я. — И Отщепенцев найти?
— А это ты не вспомнил? — разочарованно протянул Витька. — Уроды, Лего и прочая погань только в темноте опасна. Днем они в спячке, света солнечного боятся. И не только солнечного, любого яркого.
Я вспомнил, как от слабого света налобного фонарика шарахнулась прочь тренога и корежило бледных Уродов.
— Как выжить в поле ночью?
— Ночью световой круг нужно закладывать. Фонари вокруг места стоянки с датчиками движения. Если кто шевельнется, сразу вспыхивает свет.
Гирлянда лампочек, которые я счел бесполезными, благополучно осталась в бункере-мастерской. Мда, без Витьки никуда не деться. Придется его взять с собой, для собственного же выживания.
— Свет не привлечет остальных?
— Пусть привлекаются, — безмятежно сказал Витька. — Утро наступит, всех разгонит. Они тупые, не понимают ничего.
Я задумался. Каково спать в круге из фонарей с датчиками движения, когда свет вспыхивает при любом шевелении подкрадывающейся мерзкой твари? А на животных, каждого встречного-поперечного кролика и ежа, фонари тоже будут реагировать? Хотя нет — в лесу не водится зверье, их распугала ночная погань.
Ничего, привыкнем. Витька вон спокоен. Мой предшественник все это знал и все равно готовился перейти поле, где как-то живут Отщепенцы. И я справлюсь.
— Ну так когда валим? — вернулся к основному вопросу Витька.
— Сегодня, — твердо ответил я. — Прямо сейчас. Мне крупно повезло с этой амнистией, до сих пор не верится. Больше везти не будет.
* * *
Когда мы приближались к нашему бараку, навстречу выскочила тетя. Взлохмаченная, возбужденно-радостная, с воспаленными глазами.
— Слава Вечной Сиберии, жив-здоров! Куда ты пропал, Олесь? Я вторые сутки не сплю, тебя ищу, всех спрашиваю, а никто не знает…
Я неловко замялся. Как она будет спать, когда я пропаду без вести навеки? Сам же ответил на мысленный вопрос: преотлично будет спать, потому что меня заменят новым Олесем так же, как мной заменили предшественника.
