орудовали шестами и нет-нет да поглядывали на обнятый зеленокожей девушкой одинокий бочонок у подножия вышки с креслом.
В бочонке был самый дешевый мутный ром, один глоток коего мог убить пять принцесс и трех рыцарей, а страдающего пирата омолодить и поднять на ноги чуть ли не под явственно звучащие в его ушах ангельские песнопения. Одна беда — никто не позволял припасть к сему спасительному источнику. Злая и измученная сегодня старпом Тефнут, перед тем как уснуть, пообещала прибить любого излишне наглого пирата, буде он рискнет сунуться к рому без спроса. По чарке рома не раньше, чем окажутся на месте — а сегодня их ждал иной пункт назначения, ведь со столь малой командой нет никакой надежды справиться с беснующимися крокодилами. Пираты покорились стальной воли старшего помощника Тефнут, но среди их уже начала назревать намек на бунт, а кое-кто хватался за рукоять ржавого кинжала, но, поймав на себе ленивый изучающий взгляд огромного голубоглазого полуорка в кресле и… возвращался к шесту…
Поднимая невысокую волну, плот медленно продвигался по соленому болоту, огибая мелкие островки, пробиваясь сквозь водную растительность и с трудом перебираясь через поросшие чахлым колючим кустарником отмели.
— Каррамба! — тихо-тихо прошептал одноглазый каноничный пират с багровым носом, черной бородой и лихим косым взглядом — Пират без рома — не пират! Верно я говорю, братья?
— Верно! — прошептал ему в ответ сосед с шестом, втягивая голову плечи и косясь сначала на вышку, а затем на сбившего их в шайку Фломша Крова. Этот забулдыга сегодня был мерзко трезв и противно вдохновлен, с силой толкая дно на корме плота — Но ты потише… А то вжух… и вместе с галстуком…
— Вместе с петлей висельника — обидчиво поправил его одноглазый, ласково проводя ладонью по свисающей с его шеи почернелой старой веревочной петле — На ней вешали самого Брымха Лютозарного!
— Да ну?
— Вот тебе и да ну! Настоящая волшебная вещица!
— Как достал?
— Отдал за нее прохудившуюся в пяти местах шлюпку, кожаную подпаленную шляпу, шесть пустых бутылок из-под рома и три глотка гномьей бормотухи. Славная была сделка!
— Ты купил задешево, брат! — закивал третий пират, обладающий шикарным ирокезом, семью медными серьгами в левом ухе и драными на заду штанами — А что петля дает?
— Власть! — уверенно заявил одноглазый и, покосившись на бочонок рома, тяжело сглотнул — И право на мятеж! Я за бунт во имя рома…
— Прирежу! — хрипло донеслось с кормы, где уже развернувшийся к ним Фломш тянул из-за пояса острый кортик — А потом вздерну на рее!
Тут же забывшие о бунте пираты мигом вернулись к работе и налегли на шесты, тоненькими голосами затянув тоскливую песенку.
Кто без рома живет, тот жизни не поймет,
Кто рома не пьет, тот от тоски помрет.
Э-э-э-х ухнем подналяжем…
Э-э-э-х ухнем подналяжем…
Работавший рядом с Фломшем на корме четвертый пират вдруг бросил шест, развернулся к поющим, разорвал на груди гнилую рубаху и, странно растопырив пальцы, размахивая руками, смешно приседая и едва не теряя слишком большие для него мешковатые сползающие штаны, вдруг хрипло зачастил:
— Дай рома, дай! Дай-дай мне рома, дай!
Черного рома в чарку налей и со мной испей!
Бутылку в пол, кулаком в стол, песней в шалфей!
Дай рома, дай! Дай-дай мне рома, дай!
Черный ром — моя ус… Хек!
С этим непонятным окончанием, схлопотав затрещину от Фломша, певец так вот в «растопырку» и улетел с пота. Щелкнул челюстями крокодил. Поспешно выскочив обратно плот, мокрый пират схватился за шест и увлеченно им заработал, позабыв про странные песни. Замолкла и тройка пиратов на носу. Вновь заголосили певуче лягушки, а краснеющий закат уже не пугал выползающие из зарослей тростника густые тени. Чешлотросово Солегрязье готовилось погрузиться в уже подкравшуюся ночь. Но все это время молчавшего будущего островного короля ночь не особо волновало — на плоту лежала целая связка хорошо просмоленных факелов, раздобытых трудолюбивой кошкой Тефнут.
Еще через какое-то время с виду хаотичных блужданий по болоту, большой плот тяжело ткнулся в берег небольшого высокого островка — одного из многих, косой цепочкой тянущихся через всю локацию и заросших почти здоровыми деревьями. Густые влажные заросли были богаты плесенью и вечно мокрыми съедобными листьями — что привлекало улиток. А улитки привлекали Люца…
Едва заметно кивнув верному Фломшу, игрок удивительно неслышно и мягко для своих нешуточных габаритов спустился с вышки, обошел спящую девушку, вытащил несколько факелов из связки и оставил на мокрых бревнах две небольшие бутылки рома. Они мгновенно приковали к себе взгляды всех пиратов, замерших в картинных позах словно из лучших фильмов про ковбоев. Заметивший это Люц тихонько засвистел знаменитую в прошлом мелодию, подпалил факел от старой масляной лампы на ноге вышки и спрыгнул на песчаный вязкий берег. Полная темнота еще не наступила, но сумерки уже сгустились настолько сильно, что только факел позволил разглядеть десятки жирных превосходнейших улиток в желтых полупрозрачных шипастых панцирях, ползающих по мокрым стволам и листьям. Улитки тринадцатого уровня и в пищу не годятся никому кроме лохров. Да и те лишь с голодухи польстятся на эту не самую здоровую пищу. А вот для ловли жирные неторопливые улитки годились прекрасно и вскоре первый десяток уже оказался в большой заплечной корзине. Поймав ритм, выбрав тактику, будущий король неспешно двинулся от дерева к дереву, собирая ядовитых красавиц с удивительной скоростью, в то время как на плоту Фломш с помощью кулака вразумлял особенно наглых выпивох, добавляя к похмелью головной боли. Когда в корзине оказалась первая сотня, Люцериус позволил себе минутную передышку, потратив ее на задумчивое пережевывание пластинки не самой лучшей ягодной пастилы. Ну кто мог додуматься добавить мяту в малиново-яблочное лакомство? Поистине у них не осталось ничего святого…
Он уже собирался вернуться к ловле, когда до его слуха донесся чей-то явно злой мужской крик. Еще через мгновение крик повторился вновь и прилетел он с соседнего островка. Чуть склонив голову, полуорк сделал пару шагов и вслушался.
— Лови ее! Загоняй! — злой крик наполнился не менее злым ликованием — Гони к воде! Там ей деться некуда!
— Заходи слева! — тут кричал уже кто-то второй — Я завяз по колено! Она меня завела!
— Не вижу ее! Вот черт!
— Там! За деревьями!
— Вижу! Давай
