инструмент) позволил себе толкнуть им совсем коротенькую в меру пафосную... Проповедь, вот только, о Биом всемогущий, каких же сил мне в этот момент стоило не заржать. Потому как, что в моём прежнем родном, что в этом мире у меня конечно было всякое. Но, чтобы такое.
Хотя с другой стороны ничего особо смешного сейчас по идее не происходило, и реакцию предварительно получивших соответствующее сообщение, что, мол, особь публичное имя Вайл находится под защитой самого Биома, а потом ещё и лично узревших «покатушки» все того Вайла обывателей, вполне себе можно было понять. В конце концов Биом, особенно по отношению к тем самым рядовым обывателям, весьма жестокое и непредсказуемое место, а потому, им, обывателям, была просто жизненно необходима хотя бы какая-то... Гарантия безопасности, которую они и попытались сейчас найти в этом моём благословении.
— Ладно, господин особь публичное имя Вайл, ничего такого двусмысленного мы сейчас вроде бы не сказали, а потому хуже от наших слов точно не будет. — Заканчивая-таки свою речь, и приказывая толпе расходиться, а Верлису и Чунчу продолжать наше путешествие мысленно подвёл итог я.
Все беспрекословно подчинились, и уже совсем скоро перед моим взором предстали те самые «Великие врата», они же «Внешние врата» семнадцатого харна.
Врата, что, надо заметить, откровенно меня же разочаровали, ибо сугубо подсознательно от данной «конструкции», я ожидал чего-то на несколько порядков более грандиозного. А тут сейчас даже очередной гигантской «задницы» со стоящими около той на постаменте мозгами, и то не было. Ничего тут сейчас не было, кроме очередной трехстворчатой двери, что уступала своими размерами даже аналогичной двери в лежбаке или торговище.
Правда данная дверь была ядовито зелёного цвета, но, из этого, сказать по правде, сугубо на мой взгляд, «ключевая особенность» выходила откровенно так себе.
В голову начали невольно закрадываться мысли: «А туда ли мы вообще пришли?» Потому как... Ну, не солидно это все выглядело для «точки невозврата». Категорически не солидно!
— Ну, вот мы и на месте... — На мгновение закрыв глаза тем временем едва слышно произнёс Чунч. — Эх... Сколько же раз я уже до этого сюда приходил, и... Возвращался обратно, потому, что...
— В самый последний момент страх брал своё. — Так же едва слышно закончил за того Варлис. — Я тебя понимаю, потому что в своё время тоже неоднократно приходил сюда с точно таким же результатом.
— А чего так? — Фыркнул Чунч. — Ты же, не сочти за кхис, у нас ортодоксальный Церебриат, и...
— И тем не менее. — Вздохнул Варлис. — Но, конкретно сейчас, я больше этого не боюсь. Как мне хочется верить, искренне всё понимаю, однако не боюсь переступить данный порог. Морально дозрел видимо.
— Аналогично. — Заявил Чунч, и некоторое время помолчав, словно бы невзначай поинтересовался, кто сейчас пойдет первым, а то, мол, данные врата так устроены, что пропускают всех желающих строго по одному.
— А ты угадай. — Усмехнулся я, и тоже некоторое время помолчав попросил объяснить, как именно, чисто технически, строго по пунктам, проводится процедура того самого «Великого исхода».
— Да в целом элементарно она проводится. — Пожал плечами Варлис. — Просто подходишь к двери, и кладешь на нее свою конечность. Вообще любую конечность на свой выбор, в любое место на свой выбор. Далее у тебя перед глазами выскакивает соответствующее сообщение системы, в котором...
Закончить ему не дал в это самое мгновение раздавшийся за моей спиной, судя по голосу принадлежащий какой-то совсем уж юной самочке, полный отчаянья плачь...
***
— Чего стряслось-то? — Прищелкнув языком поинтересовался я, у действительно весьма юной (навскидку по меркам моей родной изоторной локали возрастом не более пятнадцати лет) совершенно обычной, без малейшего намека хотя на какие-то внешние модификации девочки. — Кто тебя обидел?
— Никто. — Насупилась та. — У меня всё хорошо. У меня всё просто прекрасно.
— Оно и видно. — Покачал головой я. — У тебя сейчас всё настолько прекрасно, что ты аж, заливаясь слезами и соплями приперлась к самим Внешним вратам нашего харна, дабы... Бросив всё свалить из них прочь, да?
— Типа того. — Пуще прежнего насупилась девчонка, и в воздухе повисло молчание.
— Ясно. — В бесчисленный уже раз смерив взглядом ту самую девчонку, помочь которой сейчас собирался просто, что называется, из принципа, (Ибо особь публичное имя Вайл, конечно, та ещё циничная тварь, и все такое, но не настолько, чтобы бросать на произвол судьбы, походу реально, что называется, просто «загнанного в угол» ребенка) констатировал я. — Тебя хоть как зовут то?
— Не важно. — Вздрогнув отозвалась девочка.
— Боишься, что если я узнаю твое публичное имя, то могу пожелать за вознаграждение вернуть тем, от кого ты убежала, да? — Осторожно попытался угадать я, и судя по тому, что малышка тотчас вздрогнула по хлеще, чем от удара током, понял, что угадал.
— А она ведь сейчас совершенно не притворяется. — Едва слышно прокомментировал это дело носорого-дикобраз. — Это кто и чего там такого с ней делал-то? Там ведь... Явно что-то запредельно чудовищное было. Это, чтоб меня, факт.
— Никто, и ничего. — Тяжело дыша, не иначе как от нахлынувший воспоминаний, сухо обрубила девочка, и некоторое время помолчав добавила:
— Можно я сейчас просто уйду? Можно я покину Матку? Ну, пожалуйста.
— Нельзя. — Покачал головой я. — Потому, что нечего тебе делать во вне. И никто не собирается тебя сдавать. Потому как если бы я это хотел, то уже давно бы для начала выяснил твоё имя, например, через насильно образованный с тобой прайд. Логично? Это первое. Теперь второе. В частности...
— Инкха. — Внезапно выдала та. — Тут меня теперь зовут Инкха.
— Ну, вот и умница. — Максимально тепло улыбнулся я. — А теперь скажи, как зовут того самого «никто», который тебя не совсем не обижал. Просто назови мне его или ее имя.
— А зачем? — Заходясь мелкой дрожью чуть пожала плечами девочка. — Все равно вы ему ничего сделать не сможете. Потому, что он слишком силен и влиятелен.
— Ну, для начала, чего особь публичное имя Вайл может, а чего не может, предоставь решать исключительно ему. То есть мне. — Чуть развел руками я. — И, ещё...
— Вайл? — Во взгляде Инкхи проступило полнейшее неверие. — То есть вы хотите сказать,