Да вот подумал, что здесь нет никаких способностей для… ну, скажем, любовных утех, — усмехнулся я и подмигнул ей. — Так что стать богом секса у меня не получится. Придётся полагаться на старые добрые методы.
Вместо смеха Зара посмотрела на меня серьёзно и даже немного ошеломлённо:
— И отдать другому возможность контролировать такие вещи? Это бы испортило всё удовольствие!
Как обычно, когда речь заходила о механике мира, некоторые её слова звучали смутно и неразборчиво. Похоже, сама система защищала границу между нашим миром и тем, что лежит за его пределами.
— Я просто пошутил, — поспешил я заверить её. — Глупо было бы автоматизировать такие вещи.
Зара кивнула, и мы продолжили путь. Вскоре мы успешно продали всю добычу, пополнив мой кошелёк тремя золотыми. Желая отпраздновать удачную сделку, мы направились дальше по рынку, к лавкам снаряжения для искателей. Но тут в нос ударила безумная концентрация вони.
Меня мгновенно скрутило от тошноты, горло перехватило спазмом, я почувствовал, как желудок готовится выплеснуть наружу весь завтрак. Повернувшись, я увидел другую часть рынка, спрятанную за мелкими лавками.
Я застыл на месте, потрясённый открывшимся зрелищем, не в силах двинуться дальше.
— Вот дерьмо!
Я оказался на невольничьем рынке. Воздух тут был наполнен смрадным запахом и суетой. В одном конце рынка выстроились ряды платформ, где на аукцион выставлялись рабы различных рас и возрастов. Вокруг сновали повозки с клетками, а также стояли огромные огороженные загоны, где измученные рабы апатично ожидали своей участи.
В проходах между платформами толпился народ, разглядывая несчастных, томящихся в клетках. Люди тыкали в них пальцем, указывая тех, кто их заинтересовал, и задавали вопросы охранникам и служащим рынка, что блуждали между рядами и от души нахваливали свой товар.
Условия содержания были поистине ужасающими: грубые деревянные клетки, скреплённые верёвками и утопающие в грязи, были переполнены несчастными мужчинами, женщинами и детьми, одетыми в грязные тряпки или даже в потрёпанные набедренные повязки. Их лица были измождёнными, а глаза полны отчаяния и безысходности. Кстати, а ведь точно такая же одежда была на Заре, когда я впервые её встретил. Вот почему так легко местные жители узнают рабов! А ларчик открывался просто, только от этого как-то невесело.
Я стоял посреди этого рынка и ловил себя на мысли, что если и есть «Ад на земле», то, кажется, я попал в один из его филиалов. Меня охватило чувство, словно я попал в какой-то кошмар. Несчастные заключенные, запертые в забитых до предела клетках, на потеху зрителям публично справляли нужду в переполненные вёдра под весёлый гомон толпы. Ведра то и дело переворачивались, и дерьмо бурным потоком разливалось по округе, источая тошнотворные ароматы. Какая же это мерзость!
Я едва мог пройти, не утопая по щиколотку то ли в грязи, толи в дерьме, здесь этого было уже не понять. Хорошо хоть на главных проходах были уложены досчатые трапы, но это слабо спасало от грязи и вони этого места.
От этого зрелища кровь в моих жилах буквально вскипела. Я сжал кулаки и заскрежетал зубами, не в силах сдержать рвущийся наружу гнев. Лицо перекосило от бешенства. Я не мог понять и представить, как такое возможно в достаточно цивилизованном обществе, пусть и средневековом. Тут же блин магия есть, Система, да, и сложностей хватает, но на ферме Елены даже бараны содержали куда лучше, чем эти рабы. Такое чувство, что их жизни и ломанного гроша не стоят, а все эти люди и разумные просто мусор. Отвратительно и невыносимо.
Зара нерешительно потянула меня за рукав.
— Артём, ты хотел посетить невольничий рынок? — спросила она, явно не радуясь, что мы сюда пришли. Сказывалось рабское прошлое, и, глядя на этот ужас собственными глазами, я теперь стал понимать, что чувствует моя подруга. Даже передёрнул плечами пытаясь, выбросить из головы навязчивые мысли.
— Нет! я ничего такого не хотел…
Я не планировал сюда приходить, но увидев, не смог пройти мимо. Рабство ужасно в своём виде и сути. Надеюсь, я смогу достичь в этом мире такого уровня, что рано или поздно, прямо как Александр II, одним росчерком пера перерублю оковы рабства и начну новую эру. Ну а пока мне нельзя закрывать глаза на реальность, как бы мне это не нравилось. Если я действительно хочу понять этот мир, стать его неотъемлемой частью, а потом изменить, то я должен увидеть не только хорошее, но и всё то дерьмо, что прячется по тёмным углам. И рабство одно из них.
Я смотрел и впитывал все страдания людей и жестокость по отношению к заключённым, запечатлевая их в сознании. Заметив, что пространство рынка частично перегорожено, я спросил у Зары:
— Почему невольничий рынок разделён на две части?
— Большая секция, ближайшая к нам, — это рынок рабочих. А та, что поменьше и дальше — рынок рабов для постельных утех, — Зара указала пальцем. — Вон на том блоке можно увидеть группу, выставленную сейчас на аукцион.
Взглянув в ту сторону, я сразу же отвёл глаза, осознав, что все женщины в клетках были полностью обнажены. Покупатели, в основном мужчины, неспешно прогуливались по проходам, внимательно осматривая каждую из них с ног до головы. Иногда некоторые из них подходили к торговцу и указывали пальцем на одну из женщин.
Сейчас аукционист вывел на небольшую открытую площадку рабыню-гоблина, совсем юную, с кожей тёмно-зелёного цвета. С помощью дубинки он заставлял её поворачиваться то в одну, то в другую сторону, чтобы лучше продемонстрировать покупателям фигуру невольницы.
— Там довольно много гоблинов, — с трудом выдавил я, обнимая свою подругу. — Наверное, они популярны?
— Популярны? — Зара вскинула брови. — Нет, скорее наоборот. Но поскольку наша раса быстро размножается, мы распространены и дёшевы, поэтому те, у кого нет денег на более дорогих рабов, покупают нас. Куниды гораздо популярнее, но их тоже много, ведь и размножаются они почти с такой же скоростью, как и обычные кролики. Да и к тому же более охотно, главное чтобы соблюдалась игра в охотника и несчастную, попавшую в беду дичь. Я слышал, что некоторых женщин даже связывают и плёткой бьют… Вот только, в неволе девушки-кролики долго не живут. Год-два, а дальше без родного леса и свободы они начинают часто болеть и умирают.
Меня охватило чувство бессилия, смешанное с гневом и горечью. У нас, на земле давно победили рабство. Нет, возможно полностью
