А вот теперь главное ничего не подписывать, а от слов, если надо, я всегда отопрусь. Хотя про маму она не врет, а это мощное оружие, чую, будут меня осаждать по всем правилам.
– Договорились. – Вика явно тоже была довольна, это было видно. – Иди спать, у тебя же скоро что-то там должно быть, в этой игре. Тьфу, я начинаю тебя к ней тоже ревновать.
– Ну и славно. – Я поднялся со стула. – Вот что напоследок еще хотел сказать. Вика, ты же понимаешь, что в редакции больше не должно быть никакой ругани? И это мое обязательное условие.
– Мог бы и не говорить. – Вика встала и соблазнительно потянулась, привстав на носочки. – Хотя и ты хорош – нечего повод давать для мыслей всяких. А то ишь ты, «Лена».
– Принимается, – кивнул я.
– И вот еще – завтра у нас театр. Ты не забыл? – Вика впилась в меня взглядом контрразведчика.
– Как можно, светлая королева. – Я отвесил полупоклон.
– «Светлая королева»? – Вика усмехнулась. – Мама права, если тебя немного пообтесать, то в результате может получиться довольно приличный человек.
– У тебя остроумная мама. – Я немного удивился, но как-то сразу правду про ее мать говорить не хотелось, хотя с ее стороны делать такие выводы о незнакомом человеке как-то не слишком прилично.
– Почему у меня? – Вика сделала круглые глаза. – Это твоя мама мне сказала.
«Для одного дня все-таки, пожалуй, хватит веселья», – решил я и, поставив чашку в раковину, отправился спать, на ходу устанавливая будильник в коммуникаторе.
В раннем пробуждении, особенно после того, как поздно лег спать, есть определенная прелесть. Есть это офигенное чувство, что вроде только что глаза закрыл – опа, а уже вставать. После такого пробуждения ты ощущаешь себя Буратино – глазами хлопаешь, двигаешься рывками, в голове ветер свистит, виски деревянные и мысли коротенькие-коротенькие.
Я слез с дивана, стараясь не разбудить что-то пробормотавшую Вику, сунул голову под холодную воду, что окончательно сбило с меня остатки сна, еще немного покрутился по квартире и полез в капсулу – это здесь за окном мгла египетская, а в Файролле светать уже, поди, начинает, как бы не проморгать родную эскадру.
С рассветом я угадал – в воздухе пахло утренней свежестью, где-то у горизонта начала светлеть полоска неба, отбрасывая блики на водную гладь. Темнота, которая меня убедила покинуть игру, уже ушла, уступив место предутренним сумеркам.
– Коша р-р-рядом. – На плечо рухнула уже привычная для меня тяжесть.
– Слушай, Коша, – вздрогнул я от неожиданности, – ты чего ко мне привязался, а?
– Коша др-р-руг, – сообщил мне попугай и разразился каким-то треском, громко щелкая клювом.
– А вот скажи мне, друг, – я повернул голову к забавной птице, – корабль тут не проплывал, пока меня не было?
– Галеон идет в Кар-р-ртахену, – прокудахтала птица. – Р-р-руины, р-р-руины.
Я понял, что мои предположения по поводу некоторой разумности Коша оказались не слишком верными, и махнул на него рукой.
Горизонт совсем просветлел, после порозовел, и вот уже солнечная дорожка появилась на волнах – исключительно красивое зрелище, неимоверно радующее глаз.
Коша снялся с моего плеча и упорхнул куда-то вверх, на пальму, где радостно застрекотал.
– Ты там чего? – спросил я у него.
– Зеррнышко перцу, – раздалось с высоты, и там что-то затрещало. – Поворот овер-р-рштаг.
Судя по всему, разговорчивый птиц явно решил позавтракать, любуясь окружающим пейзажем.
Вскарабкавшись на камень, я вгляделся в ту сторону, где была Майлага. Берега отсюда толком было не разглядеть. Темная линия, покрытая утренней дымкой, – вот и все, что я увидел. Впрочем, если оттуда пойдут корабли, это я замечу задолго до того момента, как они приблизятся к Гвидо, и даже, скорее всего, смогу понять, свои это идут или чужие.
Еще немного поразмыслив, я стянул сапоги и скинул колет, убрав их в сумку, – как показал опыт, они усложняют процесс плавания. Шляпу я снимать не стал – ну ее на фиг, себе дороже как бы не вышло. Потеряешь, грешным делом, или еще чего. Пусть лучше на башке будет, так надежней.
Оглядевшись, я нашел среди камней весьма удобное местечко, которое мне позволяло видеть берег далекой Майлаги, оставаясь при этом не слишком заметным с воды (ну, по крайней мере, мне показалось, что дело обстоит именно так).
Время шло, солнце поднималось все выше и начинало пригревать, я лежал среди камней и размышлял о жизни. Наверное, впервые за очень долгое время у меня была возможность просто подумать, вообще никуда не спеша и даже не двигаясь. К тому же все равно делать больше было нечего. Я перерыл все вещи в сумке, покопался в квестах, сделал ревизию своих деяний, прикинув, что я смогу закрыть, а что – вряд ли, раскидал пять баллов характеристик – в общем, сделал все, что только можно придумать. Это заняло какое-то время, но не решило проблему – что делать дальше?
После я стал анализировать события последних дней, произошедшие не в игре, прогоняя через себя как через фильтр слова и поступки окружающих меня людей, и совсем скоро наткнулся на несколько вопросов, на которые с ходу не нашел ответы. Например, откуда Шелестова знала, что Вика не ночевала дома? Отчего Вика не захотела говорить о «чем-то еще» в квартире, чего боялась? Почему Соловьева не побежала за Викой, когда та психанула, по идее в соответствии с заданной ею моделью поведения она, ломая ноги, должна была сквозануть за ней по коридору? Странно это все. Хотя, может, и не странно, безделье и не такие загадки подбросить может.
Шли часы, плескала волна, убаюкивая меня, Коша время от времени подлетал ко мне, уведомляя о том, что вокруг «кр-р-расота», и о том, что «Коша благор-р-разумный».
Врать не стану, я, скорее всего, задремал бы в результате, если бы не попугай. Он ни с того ни с сего вцепился в треуголку с клекотом и неразборчивыми словами.
– Ты что делаешь, скотина пернатая, дикая! – заорал я, махая руками. – Порвешь артефакт, меня же тогда голым в бассейн с акулами бросят!
– Кр-р-рахх! – горланил Коша, отлетая от меня и приземляясь на одну из скал у оконечности острова. Я подобрал камушек и уже хотел было метнуть его во вредную птицу, как заметил в морской дали несколько темных силуэтов.
– Корабли, – охнул я, напрягая зрение и пытаясь разобрать, наши это плывут или нет.
Понять это мне не удалось – больно далеки они еще были, но сон в любом случае как рукой сняло. Я затаился в своем убежище и таращился на приближающиеся к острову суда.
– Наши, – минут через двадцать твердо убедился я. Флагман точно был «Розой ветров», это не вызывало у меня никакого сомнения.
Я снял шпагу и убрал ее в сумку, проверил кожаную ленточку под подбородком, которая держала треуголку, помахал рукой Коше, прощаясь с ним, и полез через камни, не откладывая в долгий ящик отбытие с острова.
Идущие немного позади три корабля совершили какие-то манипуляции, перестроившись из ряда в некое подобие шеренги, видимо, это и был тот самый маневр, про который говорила Дэйзи. Что он мне давал, я не знаю, но ей виднее, на то она и капитан.
Я вошел в воду и поплыл по направлению к «Розе ветров», теша себя надеждой, что это уже наверняка последнее испытание на сегодня, вот вылезу на палубу, отдам треуголку…
Я с головой ушел в воду, настолько сильным был удар по затылку.
– Мокр-р-ренько! – возмущенно прозвучало надо мной, когда я вынырнул. – Коша мокр-р-рый.
Паскудная птица порхала надо мной, явно прицеливаясь, как бы снова приземлиться мне на голову.
– А ну брысь, птаха божья, чтоб тебе пусто было! – заорал я, отплевываясь. – Ты что творишь?
– Коша хор-р-роший, – возразил мне попугай. – Коша добр-р-рый.
– Коша дурак! – заверил его я. – Ты ж меня чуть не утопил, захребетник!
Птица замолчала, порхая надо мной, улетать она вроде как не собиралась, но и попыток присесть мне на голову тоже больше не предпринимала.
«Роза ветров» надвигалась на меня, как битый лед на реке, ее форштевень практически закрыл горизонт. Зрелище и жуткое и величественное одновременно.
– Эй, за бортом! – раздалось сверху. – Цепляйся за лестницу!
Я узнал голос Калле, по борту брякнули ступеньки веревочной лестницы, в которую я вцепился обеими руками.
– Бор-р-рт! – В меня самого, как в лестницу, впились когти Коши, явно назначившего мою скромную персону своим спутником.
Я перевалился на палубу, встал, оставляя на ней мокрые следы, и поискал глазами капитана. На мостике ее не было, за штурвалом стоял корсар, которого я толком даже и не знал.
– Красавчик, – раздалось от палубной надстройки. Я посмотрел туда – это был Чарли, непонятно зачем приодевшийся в красные портки и манящий меня к себе рукой. Шлепая по палубе босыми ногами, я направился к нему.
