Тут я не совсем врубился и вопросительно глянул на Викентия. Тот пояснил:
— Так им положено говорить, наложницам-то. Желают тебе процветания, силы ведовской и чтобы с ними хорошо обращался.
— Я и не собирался их обижать! Гришан с ними плохо обращался, что ли?
Азалия и Катерина заметно вздрогнули при звуки имени Гришана. Или мастерски притворились, что испугались.
— Гришан когда не в духе был, громил все и всех подряд, — неохотно протянул Викентий.
Я откашлялся и обратился к наложницам, задействовав СКН с записанной лексикой:
— Ас с йиим жититься стану дюже полезно.
(“Я с вами обращаться буду очень хорошо”.)
Девушки заулыбались, но улыбки были немного дежурными, как у вышколенных официанток или администраторов гостиниц на ресепшене. Возможно, их тяжелый опыт подсказывал, что верить мужикам-Отщепенцам не стоит. Мне сразу захотелось доказать обратное, хотя я и не планировал задерживаться.
Викентий прервал поток моих размышлений:
— Сильно не балуй, не то на голову сядут. Если под бабские чары попадешь, ты больше не ведун. Ведун сам чары на всех насылает, а не под чарами живет. Потому у нас Отщепенец с Отщепенкой семьи не строит, как среди других племен. На сене помиловаться — это одно дело. А чтоб семья… Нет. А с наложницами или наложниками дело другое. Они как лошади — любим их, но и упряжь не снимаем, не то задуреют. Понял, бро?
— Понял, — машинально сказал я, пораженный внезапной лекцией по психологии рабовладения.
“А если я вот сейчас послушаюсь тебя, Викентий, то тогда я тоже не ведун?” — вертелось на языке, но я сдержался. Бро дает добрый совет другому бро, тут послушать не впадлу.
Я снова обернулся на Киру. Огнепоклонница закончила возиться с лошадьми и смотрела, поднеся ладонь козырьком ко лбу, вдаль, на речной простор, где качались лодки рыбаков.
— Со мной еще… моя спутница, Кира.
Девки ее срисовали, еще когда я оглядывался в первый раз. Никаких эмоций не показали, но я уловил неприязнь. Блин, мне теперь в этом балагане жить? Надо в срочном порядке избавляться от непрошенного сераля.
— Твоя наложница Кира будет жить в другой хате, — встрял Викентий. — Вместе с Азалией и Катериной.
И тыкнул пальцем на “пристройку” к основному шатру. Я мысленно сделал “фэйпалм”. Если я хоть заикнусь Кире об этом, то к утру тут будет три трупа. Четыре, если Викентий попадется по руку. И никакая волшба не поможет.
— У нее свой шатер есть, — равнодушно сказал я.
Викентий заржал, откинув голову назад, отчего стал похож на антропоморфного рыжего коня еще сильнее, чем прежде, хотя куда уж дальше.
— Да пусть хоть в твоем гарбовозе живет! Ты сам решаешь, бро.
“Гарбовозе”? Это от слова “garbage” — “мусор”? И как дикий степняк узнал, что это мусоровоз, а не что-то иное? Определенно Отщепенцы имеют сношения с Республикой Росс!
Отщепенец, видимо, устав со мной нянчится, похлопал меня по плечу, сказал:
— Сегодня отдыхай. Завтра перед Советом представишься.
И ушел широким шагом.
***
Я отодвинул занавеску и вошел в темный шатер не без опаски. Азалия и Катерина шмыгнули следом и засуетились, накрывая на круглый стол с короткими ножками, за которым полагалось не сидеть на стульях, а возлежать на матрасах, как это делали римские патриции.
В шатре было бы душно, если бы ткань на противоположных сторонах строения не подвернули на несколько сантиметров. Так что легкий сквознячок был весьма кстати. Свет закатного солнца просачивался сквозь узкие щели между полосами из ткани, образующими куполообразную крышу. Черт знает, как возвели эту “хату”, но явно не как обычную палатку и даже не как миниатюрный шатер Киры.
Слева от хаты под полупрозрачным балдахином раскинулось широкое спальное ложе на груде одеял. Невольно подумалось, что на этом сексодроме можно кувыркаться одновременно с тремя наложницами, и еще для четвертой место хватит. Представился рыхлый Гришан с Азалией и Катериной, и меня замутило. Фу, гадость!
Ребенок бесследно испарился, зато за ложем я увидел занавешенный проход, ведущий в “пристройку” — то есть сераль. Наверное, там спрятался, бедняга.
Справа стоял массивный деревянный сундук, на стенах развешаны луки и колчаны со стрелами — то ли настоящими, то ли декоративными.
Не зная, чем себя занять, я заглянул в сераль. Там все было очень тесно, но по-своему уютно. Свернутые в рулоны матрасы и простыни, на которых ночью спят мои наложницы и не мой ребенок, сундуки поменьше того, что был в основном шатре, большое зеркало с полками, аккуратные стопки тряпок и одежды.
Мальчишка сидел на коврике и тихонько играл в деревянные игрушки, изображающих лошадей и человечков. И ни тебе компа, ни завалящего тетриса. Деревянные игрушки — подумать только! Хорошо хоть, что к полу не прибиты, да и то потому, что пола нет, а коврик постелен прямо на землю. Даже в Вечной Сиберии условия для детишек и то лучше, чем здесь. С ума сойти!
Когда я заглянул, пацан вздрогнул и напрягся. Я улыбнулся ему и вышел, успев заметить, что мой интерес женской половиной здорово напряг и наложниц. С опозданием дошло: они реально боятся, что новый “пано” запросто зашибет чужое дите. На кой молодому льву конкуренты в виде львят от прежнего, убитого царя зверей?
— Дите порогу не преступит! — тонким голосом выдавила Азалия. Дескать, ребенок мешать не будет, не трогай его. Пацан, скорее всего, ее, судя по темным волосам и азиатским чертам.
Я подумал, что вздумай Гришан или другой Отщепенец, будучи не в духе, завалить пару детей или наложниц из категории “маглов”, ему за это не будет ровным счетом ничего. Здесь нет ни судов, ни омбудсменов. Все права у Отщепенца, а наложницы — его собственность, с которой он вправе поступать так, как приспичит его левой пятке.
В становище быть Отщепенцем хорошо. Но что тут держит этих несчастных маглов? Я бы на их месте просто ушел в Поганое поле.
Ладно, не все ведь как я. Значит, у них есть причина оставаться и терпеть сословную несправедливость.
Я вышел из шатра на свежий воздух и обнаружил, что Кира показывает местной ребятне, как кататься на скейте по утоптанному грунту. Зачем, кстати, она таскает доску с собой? Мы уже давно не на ровных улицах Князьграда-1.
— Ну и как там? — спокойно спросила она, когда я приблизился.
Возможно, я навыдумывал про ее эмоции по поводу моего нового статуса от избытка фантазии. Кире в общем-то плевать на такие мелочи. Она сама из дикого племени, поклоняющегося огню. У них традиции могут быть похлеще, чем у Отщепенцев.
— Варварство. У наложников без магических способностей нет никаких прав. Они как собственность.
— Люди всегда — чья-то собственность, — неожиданно выдала Кира. — Просто некоторые про это не подозревают и думают, что свободны.
— Откуда такая мысль?
— В книгах прочитала.
Я не нашел, что сказать. Кира молчала и смотрела, как трое ребят катаются по очереди на скейте. Колесики выдавливали на мягком дерне глубокие бороздки. Нормально не покатаешься, но детвору это не останавливало. Воздух наполнился синевой сумерек, а с реки потянуло прохладой.
— Пойми меня правильно, Кира… — начал я. — Я хочу получить новые допарты… То есть магические штуки, понимаешь? А потом мы уедем отсюда в Республику Росс. И дальше видно будет.
— Хорошо.
— Хорошо?
Кира посмотрела на меня.
— Я ведь говорила, что человек никогда не бывает полностью свободен. Он всегда — чья-то собственность. Своей семьи, Председателя, Президента, хозяина, работодателя, традиций, обычаев… или идеи — идеи вернуть того, кого не вернешь, как это в твоем случае, Олесь.
Я нахмурился.
— Это не навязчивая идея, Кира! Я поклялся! И это — моя цель.
— Допустим, ты вернешь Витьку, — серьезно сказала Кира, и у меня сердце пропустило удар. “Вернешь Витьку” — звучит-то как! — Что будешь делать дальше? Поставишь новую цель и будешь носиться за ней по всему Поганому полю?
— Видно будет, — буркнул я, подумав, что в глубине души не сильно-то и верю в возможность вернуть Витьку. Иначе прикидывал бы, что делать дальше. А я совсем не думал об этом. — Построим дом и будем жить. Или отправимся в путешествие. Или осядем в Республике Росс.
