Заканчивается все на редкость странно — коротышка в очках передает мужчинам синюю пластиковую папку с документами, те смотрят на меня с такой ненавистью в глазах, будто я Гринч, укравший у них Новый год.
Воспользовавшись моментом, кидаю на сидящего рядом Курта вопросительный взгляд из серии «Что, блин, здесь творится?», но он только успокаивающе кладет свою руку поверх моих и несильно сжимает.
Меня такой ответ не устраивает, но я вынужденно молчу.
Затем еще пять минут мужчины листают предложенные бумаги и тянутся к своим золотым паркерам.
Последним бумаги подписывает Курт, после чего встает и протягивает мне руку. Поспешно вскакиваю следом за ним, готовая на все что угодно, лишь бы поскорее уйти из-под обстрела четырех пар глаз, отчего-то горящих неприязнью ко мне.
Едва мы выходим в коридор, я наклоняюсь к мужчине и шепотом спрашиваю:
— И что это было?
Курт разворачивается лицом и кладет руки мне на плечи.
— УНЗД не имело право забирать лаэру в человеческую семью и уж тем более самостоятельно воспитывать, — негромко поясняет мужчина. — Я только что отстоял твои права. С этой минуты ты под защитой семьи Дамиров, а я выступаю в роли официального опекуна.
По-моему, в тот момент у меня подкосились ноги, и я бы обязательно рухнула на пол, если бы лаэрд заботливо не подхватил меня за талию и не поддержал.
А еще я не выдержала и расхохоталась прямо в серьезное лицо Курта.
— Опекун? Для двадцатитрехлетней девахи со скверным характером и непреодолимой тягой к самостоятельности? Держите меня крепче, Курт, а то я упаду от смеха!
Но теперь, когда я уже в его трехэтажном коттедже, и он командует, что и как мне делать, — хохотать уже не хочется. А ведь с подписания тех документов прошло совсем немного времени. Что же будет дальше?
Натянув на себя вчерашние джинсы, майку и пиджак, спускаюсь вниз по лестнице в гостиную и замираю в нерешительности. Нормально, да? И как, по мнению Курта, я должна найти кухню? Хоть бы схемку какую на бумажке изобразил.
Постояв пару минут на последней ступеньке лестницы, я пошла в сторону столовой в надежде либо встретить кого-то и спросить дорогу, либо нечаянно набрести на кухню.
Так и не встретив по пути ни человека, ни лаэрда, использую обоняние и оказываюсь в с детства любимом месте каждого дома — кухне.
За небольшим столом расположились Курт, пожилая женщина с короткой стрижкой, мальчишка лет пяти сидит с ней рядом и с задумчивым видом ковыряет ложкой в тарелке с кашей.
— Доброе утро, мисс Райт, — обращается ко мне полноватая женщина в белом накрахмаленном переднике. — Что желаете к завтраку?
Мисс Райт? Да за кого нас принимают в этом доме?
— Эм… — я растерянно пожимаю плечами. — Кофе с молоком и сахаром.
Женщина вежливо улыбается, отчего ее полное овальное лицо становится притягательно-красивым.
— Хорошо, — кивает она в знак согласия. — Что хотите к кофе? Каша, тосты, сладкие пирожки… Может, предпочитаете яичницу?
Еще раз пожимаю плечами.
— Давайте кашу, мне не принципиально.
Женщина в переднике еще раз вежливо улыбается и разворачивается к плите. С непонятной неохотой я подхожу к столу. По правую руку от Курта, сидящего во главе стола, уже приготовлены приборы. Решив, что это место для меня, осторожно отодвигаю стул и сажусь.
Лаэрд, который все это время что-то очень увлеченно читал на планшете, откладывает айпад в сторону и встречается со мной взглядом.
— Ты чуть было не опоздала к завтраку.
— Заблудилась.
Мужчина удивленно моргает, видимо, обдумывая, шучу я или говорю всерьез.
— Ваша завтрак, мисс Райт.
Женщина ставит передо мной тарелку с дымящейся ароматной кашей и большую кружку кофе с белой пенкой.
— Спасибо, м-м-м…
— Меня зовут Нина, — еще раз улыбается повариха. — Приятного аппетита, — желает она и возвращается за стойку, делящую кухню пополам.
Зачерпнув ложкой молочную кашу, осторожно дую и засовываю ложку в рот.
Вкусно…
— Эва, пока есть время, я немного расскажу тебе о твоем расписании, — негромко говорит Курт.
Я удивлена настолько, что едва не обжигаюсь глотком кофе. Торопливо слизнув с верхней губы пенку, круглыми глазами смотрю на лаэрда.
— У меня будет расписание?
— Да, — непреклонно говорит он. — В семь подъем, в половине восьмого завтрак, в восемь ты приходишь ко мне в кабинет за инструкциями на день. До двух у тебя занятия, затем час свободного времени, в три садимся обедать. После обеда мы будем ездить по делам. Ужин в девять, затем свободное время. С одиннадцати у нас ровно час на то, чтобы полетать.
Я в шоке! Этого просто не может быть, он шутит… Ну же, гадкий демонюка, я жду, когда ты засмеешься в голос!
— Пап, а почему у тети так много свободного времени? — неожиданно интересуется мальчик, теряя интерес к процессу размазывания каши по тарелке.
Курт задумчиво смотрит куда-то поверх его головы.
Черт! Кажется, малой только что лишил меня пары часов личного времени.
Подобравшись и напустив на себя грозный вид, пристально смотрю в сине-зеленые глаза опекуна.
— А что, если я не согласна жить по расписанию?
Мужчина отвлекается от раздумий и поворачивает голову в мою сторону.
— А тебя никто не спрашивает, — улыбается лаэрд. — Теперь все будет, как я скажу.
Что, правда? Он действительно верит в этот бред?
Я аж подпрыгиваю от возмущения на стуле и кидаю ложку в тарелку.
— А если я сбегу?
— Найду и выпорю.
— Закачу истерику?
— Кину в бассейн.
— А я тогда… — я запинаюсь на полуслове, поняв, что ничего так сразу придумать больше не смогу. — Курт, вы меня бесите!
Мужчина дарит мне снисходительную улыбку.
— Зато рука у меня о-го-го какая тяжелая…
И он демонстрирует свою ладонь, предрекая моей попе такие неприятности за непослушание, что я поскорее умолкаю и, обиженно сопя, быстро поглощаю кашу.
— Пап, ну почему у тети так много свободного времени? — с обидой в голосе неожиданно восклицает ребенок.
Ну все, кажись, пацан только что окончательно закопал меня!
С мольбой смотрю на женщину рядом с Максом.
Господи, если ты меня слышишь, сделай так, чтобы эта чудесная женщина прониклась ко мне сочувствием и увела мальца играть.
То ли мой взгляд так подействовал, то ли внутренние молитвы нашли адресата, но женщина отодвинула в сторону тарелки и строгим тоном спросила:
— Максимка, а что по расписанию мы должны сейчас делать?
— Садиться читать, — убитым голосом ответил малыш.
Няня помогает Максу слезть с высокого стула и, взяв за руку, выводит из кухни, Нина подхватывает грязные тарелки, оставшиеся после них, и несет все на свою сторону перегородки.
Возвращается за чашками и ставит перед моим носом большую тарелку.
— Мисс Райт, может, хотите горячих оладушек?
Я рассеянно киваю, невольно начав подражать Максу в художественном размазывании каши по тарелке.
Мама по утрам тоже готовила для нас кашу. Только не такую, как приготовила Нина, а манную, с кусочком тающего маслица в середине. Мы все вместе садились за стол, наперегонки ели кашу, и, когда я проигрывала папе или братьям, мама всегда утешающе целовала меня в макушку.
Раньше я думала, что это знак любви или поддержки, а теперь…
«Я понимаю, что бояться ребенка глупо с моей стороны, но как бы по-человечески она себя ни вела, факт остается фактом: она — демон, монстр из чужого мира».
Сердце сжимается, к горлу подкатывает неприятный комок, а черная банка печали, так и не открытая вчера вечером, угрожающе гремит плохо закрученной крышкой.
Нет, только не сейчас!
Стараясь отвлечься, оглядываю стол. Каша, оладьи, сок в прозрачном кувшине…
Украдкой кидаю взгляд на вернувшегося к чтению чего-то крайне любопытного на планшете мужчину.
Надо же, оказывается, мы оба ходим с призраками за спиной.
Ощущение присутствия здесь давно умерших людей из нашего прошлого кажется мне настолько реальным, что я почти физически чувствую их рядом с нами.
Это настолько сильное чувство, что хочется встать, отодвинуть два стула и пригласить их обеих к столу. Сжав кулаки, резко дергаю головой, стараясь отогнать от себя потусторонний бред в лучших традициях Сверхъестественного.
— Что-то не так?
Я качаю головой и печально улыбаюсь. Порой его внимательность совсем не в тему.
— А знаете, Курт, — я смотрю на два пустых стула напротив, — в чем-то мы с вами очень похожи.
— Правда?
Я не смотрю на него, но мне кажется, что мужчина заинтригован.
— Ну, судите сами, у нас у обоих были в жизни женщины, которых мы очень сильно любили, вплоть до того, что начали их боготворить, — я смотрю на один из пустых стульев и, словно наяву, вижу маму, сидящую за столом с немного рассеянной улыбкой на губах.
