Но разве моя злость стоила того?
Негромкий стук в дверь заставляет сердце замереть и ускорить ритм. Резко поворачиваю голову в сторону шума.
Он пришел. Почему он пришел так рано?
Я в нерешительности замираю, тупо рассматривая дверь.
Может, подпереть ее чем-нибудь тяжелым?
— Ева, я могу с тобой поговорить? — негромко спрашивает утренний гость из-за двери.
Встряхнувшись все телом, торопливо бегу к дверям, дергаю замок и тяну створку на себя. В коридоре замерла в величественном ожидании Франциска Дамир.
— Ам-м… Э-э… — выдавливаю я.
Женщина снисходительно кивает головой. Она успела переодеться и сейчас красуется в кокетливом платье цвета летнего неба.
— Я на минуту, — спокойно произносит лаэра и делает уверенный шаг вперед, невольно заставляя меня попятиться, отступая от дверей назад.
Зайдя в комнату, немолодая ухоженная дама оглядывает пространство вокруг себя и с важным видом идет к белому креслу около окна.
— Никто в этом доме никогда не посмел бы так сильно ранить моего сына, как это сделала ты сегодня утром, — холодно говорит она, устраиваясь в кресле.
Я с хмурым видом смотрю на женщину, сидящую с идеально прямой спиной. Кажется, даже воздух в комнате начинает потрескивать от неприязни, которую испытывает ко мне мать Мика и Курта.
Молчи, Яблокова! Лучше молчи. Ты и так сказала сегодня достаточно — на второй раунд твоего красноречия банально не хватит.
— То, что ты сказала Курту, — правда, — лаэра смотрит мне в глаза и вздыхает. — Убийственная правда, которую никто не мог сказать ему на протяжении пяти лет со дня смерти этой Пиявки.
Приготовься, Яблокова. Сейчас тебе предстоит выслушивать нескончаемый поток оскорблений.
— Ты — дерзкая, невоспитанная, не признающая авторитетов девчонка, — оправдывает все мои ожидания женщина, — но оба моих сына что-то нашли в тебе.
Спокойствие, только спокойствие. Поорет и уйдет. Береги нервы, тебе они пригодятся для общения с Куртом.
Лаэра оглядывает меня строгим, придирчивым взглядом и атакует вопросом:
— Ты переспала с ним?
Я на миг теряюсь, не ожидая такого поворота беседы, и скрещиваю руки на груди. Мысленно вспоминаю, что мы там с Мажором придумали вчера по поводу нашей близости, и гордо расправляю плечи.
— Дважды! — без стеснения вру я, не забыв при этом злорадно улыбнуться. — И у нас все серьезно. Мы с Микаэлем любим друг друга, — патетически заканчиваю я.
Мадам Дамир насмешливо фыркает и щурит глаза.
— Неужели ты думаешь, что я настолько глупа и не способна увидеть очевидного? — женщина делает изящный взмах рукой, словно отгоняет назойливого комара. — Достаточно было просто посмотреть, как далеко вы с Микаэлем лежали друг от друга, чтобы понять — между вами ничего не было.
Я удивленно моргаю, вмиг теряя былую уверенность.
— Но если вы догадались обо всем сами, то зачем спрашивать?
— Я спрашивала не про младшего сына, — она подается немного вперед. — Ты переспала с Конрадом?
Что? Кто, я?! С чего это вдруг у нее такие подозрения?
Не в силах ничего сказать от удивления, я мотаю головой из стороны в сторону.
— Очень жаль, — растягивая слова, произносит лаэра и поднимается со своего места. — А теперь живо спустилась вниз и извинилась перед моим мальчиком!
— Но…
Лаэра поднимает брови и лишь слегка повышает голос.
— И никаких «но»!
Я испуганно вжимаю голову в плечи и послушно киваю, не в силах противостоять родительскому авторитету мадам Дамир.
Вот это я понимаю — Женщина! Теперь хотя бы понятно, откуда у ее старшего сына этот командирский тон.
Ноги сами собой несут меня вниз, туда, где в небольшом коридорчике спрятана дверь в кабинет Курта.
Робко постучавшись, я всовываю голову внутрь и оглядываюсь.
Он сидит на стуле посреди комнаты, развернувшись лицом к карте на стене. Все тот же темно-вишневый костюм и все те же встрепанные волосы свидетельствуют о том, что в комнату к себе он не поднимался.
А еще в его руке зажат пузатый стакан с напитком янтарного цвета. И на моей памяти — это первый случай, когда я вижу Курта-правильного с алкоголем в руках.
— Курт… — тихонько зову я, мышкой проскальзывая внутрь.
Лаэрд медленно подносит руку с зажатым стаканом к губам, делает крупный глоток и едва заметно морщит нос.
— Прости, Эва, но я не хочу тебя видеть, — не поворачивая головы, сухо произносит он. — Считай, что сегодня у тебя выходной. Развлекайся, живи как хочешь. Можешь взять машину, можешь взять самолет… Езжай куда угодно, мне все равно.
Я виновато опускаю голову. Жгучее чувство стыда обжигает щеки.
— Но, Курт…
— Мне неинтересно, — резко обрывает меня лаэрд, все так же сосредоточенно гипнотизируя карту.
Закусив до боли нижнюю губу, я отчаянно пытаюсь понять, что делать в такой ситуации. Опыт подсказывал, что лучше уйти и дать Курту побыть немного одному. По крайней мере, в те редкие моменты, когда братья были не в духе или в крупной ссоре со мной, я всегда поступала именно так, давая мужчинам возможность побыть в одиночестве и переварить свои эмоции. Проходило время, они молча остывали и превращались из колючих дикобразов в привычных любимых братьев. Надо было только переждать немного и не дергать их.
Но в данном случае тактика «не дергать» явно не спасет — стоит покинуть кабинет и подняться в свою комнату ни с чем, как на меня тут же накинется мадам Дамир.
Ну уж нет! Второе близкое общение с этой женщиной может окончиться для меня весьма и весьма плачевно, а я еще даже кровь останавливать не научилась.
Короче, я струсила и, выбирая из двух зол, предпочла компанию разобиженного, выпивающего Курта.
Стараясь не шуметь, быстро пересекаю кабинет, беру второй стул и подкатываю к тому месту, где засел лаэрд. Мужчина кидает на меня мрачный взгляд почти полностью зеленых глаз.
Я сажусь рядом с ним, ставлю ноги на край стула, обнимаю колени руками и подключаюсь к процессу задумчивого лицезрения карты.
Интересно, среди этих флажков есть я? Маленькая глупая недоразвитая лаэра, мнящая себя человеком…
Бросаю мимолетный взгляд на Курта. Сейчас мне так хочется забраться к нему на колени, обнять и прижаться к груди, но мужчина выглядит чересчур воинственным. Губы сжаты, тело напряжено, а костяшки пальцев, сжимающих стакан, побелели.
Тяжело вздыхаю и вновь смотрю на карту.
Зачем я все это ему сказала? Зачем еще раз напомнила о смерти любимой женщины? Ведь знала же, как ему тяжело.
Я вздыхаю.
Порой мне кажется, что таких, как я, надо изолировать от общества…
— Ты права, — тихо говорит мужчина, и я испуганно вздрагиваю.
С каких это пор Курт научился читать мои мысли?
— В смысле? — хрипло переспрашиваю.
Мужчина делает еще один жадный глоток и кривит губы — выпивка явно не приносит ему ни утешения, ни удовольствия.
— Ты права, я действительно умер, — с ноткой сожаления говорит он. — Я так любил ее, я так мечтал о наследнике, я так ждал Макса и…
Он замолкает, закрывает глаза и медленно, с неохотой качает головой. Поддавшись внезапному порыву, кладу свою руку ему на плечо, но тут же отдергиваю в нерешительности.
— Что произошло в тот день? — шепотом спрашиваю, боясь спугнуть внезапную откровенность Курта.
Лаэрд поворачивается ко мне и грустно улыбается.
— Я узнал правду, — с горечью произносит он. — Узнал, что тихая, кроткая Бет была авантюристкой, не способной любить никого, кроме себя. Узнал, что у нее был любовник, к которому она постоянно летала под предлогом исследований отца, а еще узнал, что на протяжении девяти месяцев любил чужого ребенка.
Мое сердце пропускает удар, по телу пробегает дрожь.
— Макс… Он не ваш…
Я сбиваюсь, так и не сумев найти в себе сил закончить путаную мысль.
— Мой, — уверенно кивает Курт, и на секунду в его глазах вспыхивает глубоко затаенная боль. — Мне достаточно было знать, что это ее ребенок, чтобы любить его, как родного.
Мне сложно его понять. Это просто не укладывается в моей голове.
— Почему Элизабет оставила своего ребенка? Вы же могли отказаться от него или в гневе причинить ему вред.
Курт безразлично пожимает плечами и опять смотрит на карту.
— Думаю, Бет было все равно, — тихо говорит он спустя пару минут. — Она просто не любила ни собственного сына, ни мужа… После ее ухода в моей жизни настал траур, — еще один глоток янтарной жидкости, остро пахнущей дорогим алкоголем. — Я начал Слияние с одной-единственной целью — рвануть следом за ней и… — губы мужчины кривятся в кровожадной улыбочке. — Мне есть что сказать Бет, — заканчивает он.
Я все-таки набираюсь смелости и беру его за руку.
— Курт, мне так жаль, что я разбередила ваши старые раны…
