– Сначала дадим пару связок, – решила Лиарена, посомневавшись. – Он же давно погас.
– Искра, – еле слышно прошептал проныра и виновато шмыгнул носом. – У него в угольке спрятана искра. Я иногда совал туда маленькую веточку.
– Он был тебе другом? – догадалась вдруг магиня. – И ты не хотел, чтобы Рыжак погас совсем?
– Он добрый… и теплый. И больше никого тут нет…
– Хорошо, тогда давай ты сам его разбудишь. Это будет справедливо, раз он твой друг.
Следующие несколько минут Лиарена с интересом следила, как Зелен осторожно, по одной, подсовывает в центр кучки пепла сначала совсем тонкие веточки, потом потолще, и как жаркие язычки пламени начинают лизать их все быстрее.
– Может, добавить ему немного магии? – решилась она спросить, сообразив, как не скоро сможет напоить Тайдира отваром.
– А тебе не жалко? – заинтересовался мохнатик.
– Для хороших и добрых не жалко, – качнула головой Лиарена и осмотрительно добавила: – А наглых и лживых я умею наказывать.
Однако Зелен одобрительно закивал, не приняв намек на свой счет:
– Мы добрые. Это Черн был злой и все рассказывал хозяину. И наказывал нас… больно.
– А что он мог сделать Рыжаку? – удивилась дорина, бросая в бледные язычки пламени небольшой моток воздушной плети.
– Поливал водой, – пожаловался Зелен и радостно запрыгал, увидав, как под слоем пепла начинают светиться красноватым светом очертания его пока неподвижного друга. – Рыжак! Скоро ты будешь такой, как прежде!
– А знаки, запирающие его клетку, тут были? – пришла вдруг в голову магине запоздалая мысль. – Неужели он не пытался оттуда выбраться?!
– Не пытался, – горестно вздохнул мохнатый повар. – Из этой клетки ему нельзя вылезать, это его дом. Там стоят камни, они помогают собирать магию.
– Но это очень удобно, и ты можешь приходить к нему, – попыталась успокоить прислужника Лиарена, только теперь со всей полнотой ощутив, как одиноко и страшно было мохнатому все эти нестерпимо долгие годы. Как долги и безрадостны были ничем не отличавшиеся один от другого дни, когда даже поговорить не с кем, кроме как с крохотной искоркой, спрятанной под слоем пепла.
Острая тоска вдруг стиснула сердце, едва девушка представила себя на его месте. Оказалось невыносимо даже подумать, что им с Таем придется прожить всю жизнь в этой удобной и полной всяческих припасов пещере. Стало быть, нужно сделать все, чтобы найти отсюда выход, и они займутся этим сразу же, как только Тайдир немного поздоровеет.
Мысль о муже, уже почти час как оставленном без присмотра, подняла Лиарену со скамьи и направила к выходу.
– Ты тут теперь и сам управишься, – бросила она Зелену, выходя из кухни, и помчалась в спальню, принадлежавшую когда-то ушедшему навсегда хозяину.
– Где мы? – открыв мутноватые от жара глаза, хриплым шепотом поинтересовался дорин и, нахмурившись, уставился на стоявшее рядом с Лиареной существо.
Совершенно неизвестного ему вида, смутно напоминавшее диковинных зверушек, которых моряки привозили из диких лесов, покрывавших жаркие южные страны. Только те никогда не были такими зелеными.
– Кто это?
– Потом, – мягко улыбнувшись, поднесла ложку с питьем к его губам дорина. – Открывай рот, буду поить тебя целебным отваром. Затем поешь и объяснишь мне, в каком из фиалов противоядие от монстров, там разные надписи.
– В любом, – проглотив несколько ложек вкусного кисло-сладкого отвара, пахнущего грушами и лимоном, пояснил Тайдир и снова нахмурился. – А сама ты что-нибудь ела?
– Да, не волнуйся, – поняла она причину его тревоги. – Тут много еды. И умывальня хорошая, как только немного перекусишь, Зелен отнесет тебя и искупает.
– Он меня не поднимет, – убежденно мотнул головой дорин и получил в ответ загадочную усмешку жены.
– Я ему помогу воздушной лапой. Ешь, горячая вода и чистые вещи тебя уже ждут. Но мне все же непонятно, зачем нужно было по-разному подписывать флаконы?
– «Эм эр» – это мелкие раны, лекари нарочно делают зелье послабее, – объяснил Тайдир, выпив еще несколько ложек отвара, и утомленно откинулся на подушки, даже такие простые усилия давались ему с большим трудом.
– Поняла, – огорченно вздохнула магиня, выбирая флакон. – И в самом деле все просто, когда знаешь. Значит, тебе нужно самое сильное, ты уже не первый день в горячке.
– Только не забудь… – мрачно предупредил дорин, глотая налитое в ложку противоядие, – чем позже его пьешь, тем сильнее ломает раненого. Поэтому тебе лучше меня привязать… И не слушай, что я буду болтать в бреду… лучше уйди на полдня… я помню, здесь была другая комната.
– Хорошо, – не стала спорить с раненым магиня и кивнула Зелену: – Доверяю тебе самую важную работу, помыть и одеть моего мужа.
И, подхватив Тайдира воздушной плетью, отправила его в купальню. А сама принялась менять пропотевшее постельное белье. Хотя им с лохматым помощником уже удалось один раз проделать эту процедуру, но проклятая лихорадка слишком ретиво выжимала из сильно похудевшего дорина не только силу, но и воду.
– Спасибо, – пробормотал Тай, оказавшись в чистой постели, и горько пошутил: – Я давно догадался, что ты будешь самой лучшей женой на свете. А теперь привяжи меня и уходи… пожалуйста.
– Сейчас. – Лиарена пересела к нему поближе, неумело обняла за шею и осторожно чмокнула в сухие, обветренные губы.
– Лиа… – сорвался с его уст горячий, жалобный шепот. – Не дразни…
– И не думала дразнить, – покраснев, призналась девушка. – Просто хотела поцеловать тебя на прощанье.
– А мы прощаемся? – недопонял Тайдир, провел пальцами по ее щеке, скользнул на шею, и дорина ощутила, как горяча и суха его рука.
– Ты же меня выгоняешь, – лукаво улыбнулась дорина и прижалась щекой к этой руке.
– Не хочу… чтобы ты видела меня таким… – пробормотал дорин и, подняв руки вверх, схватился за перекладину кровати: – Привязывай… и не жалей, возьми веревку покрепче.
Глаза его начали блестеть, слова срывались с губ все более отрывисто и жарко, видимо, начиналась обещанная ломка, и дорина со вздохом признала – видимо, и на самом деле придется его связать. И вовсе не из-за того, что Тайдир сумеет причинить ей какой-то вред. Просто он может случайно упасть или поцарапаться… Ей станет гораздо спокойнее, если муж будет надежно защищен.
Разумеется, Лиарена даже не собиралась искать никакие веревки, теперь у нее было более мощное и одновременно безобидное средство.
Воздушные лапы легко разжали стиснутые кулаки дорина, удобно уложили его руки вдоль тела и мягко спеленали мужчину невидимым коконом, оставив напротив лица окошко для свежего воздуха.
Дорина ждала услышать слова удивления или возмущения, на крайний случай – простой благодарности, но дорин смотрел перед собой затуманенным взглядом человека, охваченного горячкой и какими-то своими видениями.
Несколько минут девушка размышляла, стоит ли ей и в самом деле уйти, потом, наступив на свою совесть, решила пока остаться. Ведь он еще ничего не сказал, а возможно, и не скажет из тех вещей, какие неприлично слушать воспитанной донне. К тому же теперь она его жена, а как известно, у супругов не должно быть друг от друга никаких тайн.
Лиарена поймала себя на невинной лжи и невольно покраснела: жена она пока только по названию и почему-то никак не может представить того времени, когда все станет по-другому.
– Умница… – хрипло одобрил вдруг Тайдир, и его голос прозвучал как-то особенно горячо. – Ты все делаешь просто замечательно…
Магиня покраснела еще сильнее и уставилась в лицо мужа, но, продолжая шептать жаркие похвалы, он смотрел куда-то мимо нее.
– Твои руки всегда такие нежные и горячие… погладь меня… я так соскучился… иди ближе… ну почему ты приходишь так редко? Я начинаю терять всякое терпение… без тебя так тоскливо… ничто не мило… расстегни пуговку… вот так… боги, как сладко…
Лиарена вскочила с постели, заткнула уши и почти бегом выскочила из спальни. Стыд сжигал ее невидимым огнем, опаляя щеки и выжимая на ресницы злые слезы.
Так вот почему он так хотел ее выгнать! Боялся, как бы жена не узнала подробностей его шашней с Кальей! И хотя это дело прошлое и у дорина теперь есть законная жена, но прежние чувства, по-видимому, еще бушуют в его сердце, нарушая ночной покой и врываясь в душу горячечным бредом.
Первым делом магиня помчалась во вторую купальню, устроенную Миттеном для возможных гостей. Там она долго стояла перед чашей с ледяной водой, тонкой струйкой стекавшей по желобку в стене, и щедро плескала ее в лицо, стараясь остудить просто горевшие от обиды и стыда щеки. И шагнула в сторону, лишь ощутив, как холодит кожу мокрая одежда. Оказывается, она насквозь промочила не только длинную темную накидку, которую носила вместо верхнего платья, подпоясывая найденным ремешком, но и полотняную рубашку, позаимствованную в шкафу отступника.
