«Все хорошо…» – Я не произношу вслух ни слова, но он слышит. И, наверное, в этом все-таки что-то есть. Кому, в конце концов, нужны гнутые подковы?
Ну или булавки.
Это ненормально, если женщина читает. Скоро у нее возникнут идеи, и она начнет думать…
Опасные приметы, или О том, как не ошибиться при выборе жены
Когда-то море, запертое в узком проливе, билось о стены тюрьмы. Соленые пальцы его гладили камни, выдавливая в скалах проходы самых удивительных форм. Затем море выбралось на свободу, а пещеры остались. Они уже не были частью замка, хотя замок начался именно от них.
Колонны-сталагмиты, для прочности оплетенные металлической сеткой, поддерживали неровный потолок. Пол поднимался, изредка выкатывая горбы известняковых булыжников. А стены меняли цвет от зеленого к насыщенному алому, вплетая редкие косы драгоценных жил.
Камин сделать не вышло, но Урфина вполне устраивал и открытый очаг. Сейчас огонь горел ярко и кованая решетка раскалялась равномерно. Рядом на столике лежала дохлая ворона с клювом, выкрашенным охрой. Урфин выпотрошил тушку и аккуратно набил ее опилками и травами, поместив внутрь три амулета.
– А это всегда так мерзко? – поинтересовался Магнус, до сего момента он сидел тихо, внимательно наблюдая за происходящим.
– Почти всегда.
Урфин еще раз прочитал строки заученного наизусть заклятия. Произносить следовало на выдохе, медленно, с паузами в строго оговоренных местах.
На этот раз должно получиться, он все сделал верно.
Раскрыв клюв, Урфин вложил прядь волос и полоску кожи, срезанную с Мэл. Вряд ли говорун проживет долго. Но пара минут у дяди будет.
Магнус многое успевал за пару минут.
Ворону Урфин разложил на решетке и, глубоко вдохнув, заговорил:
– Мээллаал…
Сила хлынула потоком. В пламя. Побелев, оно взвилось до потолка, где молчаливым свидетельством прежних экспериментов чернело пятно идеально круглой формы.
Нельзя думать о неудаче.
Надо сосредоточиться на заклинании.
– …атаан…
Дыхания хватило. Силы тоже. Но купол пламени вдруг сломался, рухнув на решетку. И ворона, и металл превратились в пепел.
Секунда ушла на то, чтобы осознать очередной провал. И Урфин пинком опрокинул жаровню. Угли рассыпались. Запах благовоний, резкий, насыщенный, какой и должен был быть, стал невыносим. Почему снова не вышло? Пропорции соблюдены. Травы взяты верно. Урфин сам их собирал, сушил, растирал в порошок, вываривал или вымачивал… он настолько точно воспроизвел рисунки амулетов, насколько это вообще возможно. И не сбился, читая заклинание.
– Сядь, – велел Магнус.
Причина не в травах и не в заклинаниях, но исключительно в его, Урфина, неспособности контролировать силу. Он снова себя досуха вычерпал.
Уже похмелье накатывало. А к вечеру и того хуже станет.
После перехода силы остались крупицы. И те бесполезны.
– Вот ответь, мальчик мой, как долго ты собираешься себя мучить? Дело, конечно, твое, но… – Дядя наполнил бокал водой и подал. Не взять было нельзя. Но пальцы не слушались, стакан пришлось зажимать между ладоней, и вода пролилась.
– Отрезанную руку назад не пришьешь?
– Пришить ты уже пришил. Но вот твоей рукой она уже не станет.
Дядя был прав, но он не понимал, каково это – чувствовать в себе огромную силу, зная, что никогда не сумеешь ею воспользоваться. Открыть двери. Выйти за пределы листа – это возможно.
Вызвать ураган – вполне.
Наслать чуму… о ней лучше бы не вспоминать. Но вышло же. А простейшего говоруна сотворить – это уже никак. Или все-таки как? Ведь кое-что удается. Криво, косо, но действенно.
И если очень сильно постараться…
– Урфин, магом тебе не стать. Даже если ты перечитаешь все книги из библиотеки Хаота, выучишь все их заклинания, магом тебе не стать. Ты же понимаешь это. Ты не идиот. Прими как данность. И успокойся наконец. Сядь, я сказал!
Дядя редко повышал голос, и Урфин подчинился.
– Пей. Медленно и маленькими глотками.
Стекло стучало о зубы, а вода была холодной и горькой.
– Ты сильнее большинства хаотцев. А можешь меньше, чем любой из них. И этого не изменить. Но пока ты носишься с этой своей недоспособностью, ты забываешь о других. Нормальных. У тебя острый ум и хорошая память.
– Разве этого достаточно?
Как ни странно, но полегчало. Дядя умел бить так, что в голове прояснялось, но обида на судьбу не уходила. Ведь Урфин мог бы стать не просто магом. Ему говорили, что редко у кого встречается такой яркий дар. И такой бессмысленный теперь.
– А разве нет? Ты пытаешься стать лучше, чем ты есть. Зачем? Ты и так хорош. Это всех и злит.
Магнус дергал бороденку. Сейчас сам он представлялся лишь ярким цветовым пятном. И движения его, мелкие, суетливые, вызывали тошноту.
– Х-хорош. – Урфин допил воду и разжал руки. – Лучш-ше некуда.
– Все мы носимся со своими обидами. Но не у всех хватает сил остановиться.
– Не поздновато?
– Ну… лучше позже, чем вообще никогда.
Ворона материализовалась под потолком. Она некоторое время висела, а потом шлепнулась, распавшись на куски. Куски же растеклись бурой жижей, в которой плавали куски вороньего мяса. Завоняло.
– Вот и охота тебе было заниматься этим? – Достав из-за пазухи кружевной платок, щедро сбрызнутый духами, кажется, женскими, Магнус приложил его к носу. – Чужак тебя дразнит, а ты и рад стараться. На этом поле он сильней. Но играть-то по-разному можно.
– Без магии.
– Точно, голова твоя пока на месте. – Магнус дотянулся и постучал пальцем по лбу. – Пользуйся ею по назначению, и все будет замечательно. Слушай, может, тебя тоже оженить? Смотрю, резко способствует просветлению в мозгах.
Лужицы с шипением впитывались в камень. Запах крепчал. Похоже, останется на несколько дней, если не недель. Ну, это еще не самый худший из возможных вариантов.
– Кто ж за меня пойдет-то?
Шутка была старой, хотя некоторое время Урфин думал, что, возможно, когда-нибудь она и перестанет быть шуткой. Но Магнус не стал отвечать, что умная пойдет, а дуру в жены брать – себе дороже.
Он поднялся и, взмахнув платком, словно пытаясь отогнать вонь, произнес:
– Пойдем-ка ко мне, малыш. Есть одно дело, которое назревало, назревало и назрело.
Бессонная ночь даром не проходит. Наша светлость обретает приятный красноватый оттенок очей, уютную припухлость век и некоторое сходство с нежитью. Настроение соответствующее. Так и тянет впиться зубами в чью-нибудь жирную шею.
Конечно, это негигиенично, но моральное удовольствие доставит.
Но вместо крови подают молоко.
Омлет – тоже блюдо мирное, возвращению душевного спокойствия не способствующее. Я остервенело распиливаю его на мелкие-мелкие кусочки, которые все равно не лезут в горло.
И Кайя за завтраком не появился.
Сбежал, паразит этакий.
Срочные дела, конечно… настолько срочные, что бумаги бросил, с Ингрид попрощался сухо и быстро, а мне и вовсе кивнул. Не видела бы, чего с ним творится, всерьез обиделась бы.
Нет, я понимаю, что штатных психоаналитиков здесь нет, а терминаторы если и плачут, то суровой ртутной слезой да в тихом месте, но ведь так и свихнуться недолго. А мне сумасшедший муж не нужен.
Или все-таки нужен?
Над этим вопросом наша светлость задумалась всерьез и очнулась лишь тогда, когда Ингрид отобрала вилку, которую я увлеченно грызла. Может, и вправду клыки растут?
Сунула пальцы в рот, наплевав на то, что леди так не поступают. Вроде бы зубы пока нормальны.
– Возможно, если я узнаю причину вчерашней ссоры, – Ингрид отобрала и нож, тем более что омлет был безнадежно испорчен, аппетит же отсутствовал как явление, – то смогу помочь советом.
– Мы не ссорились.
Приподнятая бровь. И немой вопрос в глазах. Но я не могу рассказать. Слишком уж личное.
– Иза, если их светлость чем-то тебя обидел…
Чем он может меня обидеть?
Хотя в свете вчерашних новостей… чем больше думаю, тем больше не понимаю. Урфин ведь друг, и… и этого оказалось мало? Закон для всех одинаков? Идеал правового государства, только неидеальный какой-то, если в применении к реальности. А главное, что сам Кайя понимает, насколько это ненормально.
– Все хорошо, Ингрид.
Только очень странно. И чтобы не думать об этом, я подумаю о другом.
– Скажи, а ты не хотела бы помочь… – на языке вертелось «великому делу освобождения рабов», но формулировку пришлось смягчить, – в одном несложном деле.
Еще одна приподнятая бровь. Надо бы и мне так научиться. Удобненько: рта не открыл, а вопрос задал. Но потом.
– Со всем моим удовольствием.
При виде бумажных гор, которые пребывали в некотором беспорядке, Ингрид приподняла уже обе брови.
– Иза, а ты уверена, что их светлость не будет возражать?
– Конечно!
Точнее, конечно, я не уверена, но уточнять не буду. Надеюсь, бумаги все же не повышенного уровня секретности. О планах грядущей социальной революции под мудрым руководством их светлости я рассказывать не стану. Просто подиктую кое-что…
