Затем язык сменили пальцы. Такие длинные и тонкие, они достигали самых сокровенных уголков моего тела, заставив извиваться и глухо вскрикивать каждый раз, когда их танец слегка замедлялся.
— Я больше никогда не причиню тебе боли, — шепнул Фелан.
Я распахнула глаза, когда он притянул меня к себе за бедра и длинным плавным движением вошел. Нет, как он и обещал, больно не было. Но я успела забыть, насколько это было приятно.
А когда Фелан начал двигаться, все посторонние мысли покинули мою голову. На всем свете оставалось только двое — я и он. А еще огромное звездное небо, которое проглядывало через кроны деревьев и словно подмигивало нам, обещая хранить эту тайну.
И уже позже, когда я засыпала на его плече, и думать забыв про возвращение домой, вдруг пришло осознание: Фелан опять не воспользовался чарами, предохраняющими от беременности.
— Я знаю, — шепнул он мне на ухо. — Я знаю, Марика. Но спи. Утро вечера мудренее.
И мое негодование растаяло, так толком и не оформившись. Никакие дурные мысли или кошмары не тревожили меня, когда я заснула в его объятиях.
Утром я проснулась в своей кровати. Это было так странно и удивительно, что я несколько раз с силой ущипнула себя за локоть, пытаясь разогнать наваждение.
В памяти были слишком свежи события прошедшей ночи. Айша, выманившая меня из дома, ее схватка сначала с Норбергом, потом с Феланом. Наша ночь, наполненная безмолвными признаниями в любви и стонами взаимного наслаждения… Неужели мне все это лишь приснилось?
Я еще раз с силой ущипнула себя за локоть. Ойкнула от боли, наблюдая за тем, как темным пятном расплывается синяк. Похоже, немного переборщила. Затем села и неверяще уставилась на платье, в котором ночью отправилась на разговор с Айшей. Оно висело на стуле рядом, аккуратно расправленное и безукоризненно чистое. Правда — вот ведь незадача! — я отчетливо помнила, как за ужином пролила на подол несколько капель смородинового морса. Но сейчас на подоле не было и пятнышка.
Я резко откинула одеяло и уставилась на свои ноги. Совершенно обычные ноги, без малейшей царапины или кровоподтека. И не скажешь даже, что всего несколько часов назад я бегала по хвойному лесу босиком. Провела рукой по волосам. Н-да, голову бы помыть не мешало, конечно, но ни намека на какую-либо ссадину или шишку. А ведь приложилась я вчера затылком ощутимо.
Сомнения в реальности ночных приключений все возрастали и возрастали. Я встала, накинула на плечи халат и отправилась к умывальнику.
— Марика.
В дверь стукнули и тут же открыли, не дожидаясь моего разрешения. Я от неожиданности едва не выронила кувшин. Обернулась к матери, ожидая, что та сейчас примется ругать меня и заклеймит позором семьи.
Матушка в самом деле была обеспокоена. Но вряд ли мной и моим ночным исчезновением. По крайней мере, она приветливо улыбнулась мне, хотя тонкая морщинка тут же вновь разломила ее переносицу.
— Там в гостиной Генрих, — сказала она. — Очень хочет поговорить с тобой. Я пыталась объяснить, что ты еще спишь, но он был очень настойчив. Да и время уже к полудню.
Я перевела взгляд на умывальник. Опять посмотрела на взволнованную матушку.
— Сейчас спущусь, — коротко ответила я. — Только приведу себя в порядок. — Помолчала немного и со скрытым намеком обронила: — Что-то я сегодня совсем разоспалась.
Если бы мать была в курсе моей ночной отлучки, то наверняка съязвила бы в ответ, а скорее сурово отчитала меня. Но она лишь кивнула, показывая, что услышала меня, и выскользнула прочь из комнаты.
Любопытство грызло меня настолько сильно, что я оделась всего за пару минут. Бросила себе в лицо несколько пригоршней воды, растерлась жестким полотенцем. И помчалась в гостиную.
Генрих в самом деле ждал меня в комнате. Он не стал садиться, а нервно расхаживал по комнате, то сжимая, то разжимая кулаки.
Матушка примостилась на самом краешке кресла, с нескрываемой тревогой наблюдая за ним. При виде меня она облегченно вздохнула и с демонстративной радостью воскликнула:
— А вот и Марика! Генрих, ну теперь-то ты расскажешь нам, что за нелегкая тебя принесла и почему ты так нервничаешь?
Генрих остановился по центру комнаты. Виновато посмотрел на меня.
— Прости меня, — сказал он. — Марика, мне прислали приглашение в одну из наиболее знаменитых столярных мастерских. Ее хозяин написал, что видел мою работу и она произвела на него неизгладимое впечатление. По его мнению, уже через пару лет мое имя прогремит по всему Лейтону, если я перейду работать под его начало.
— Чудесно! — Матушка воссияла счастливой улыбкой. — Генрих, это же просто великолепно! Что же ты нас так пугаешь…
— Но у него есть одно условие, — чуть повысив голос, невежливо перебил ее Генрих. — Мастерская находится в Гроштере. Я должен буду на время обучения переехать туда. И мастер Ксанир особенно подчеркнул в своем письме, что его ученики обязаны соблюдать строгие правила. Основное из которых — отсутствие романтических, любовных или семейных отношений весь тот период, что я буду называться его подмастерьем. Мол, вся эта чепуха лишь отвлекает от работы и мешает овладеть истинным искусством.
Матушка опешила. Растерянно и робко посмотрела на меня, видимо, ожидая, что я разрыдаюсь от этого сообщения в полный голос. Но я молчала. Интересно, каким образом Фелан это устроил?
— Ну… Обучение ведь не будет длиться вечно, — робко проговорила матушка, видимо, осознав, что ждать какой-нибудь реакции от меня пока рано. — Ничего страшного не произойдет, если мы перенесем свадьбу на осень, к примеру. Мы ждали этого чудесного события так долго…
— На пять лет, — хмуро обронил Генрих. — Именно столько длится обучение.
Мать округлила рот в беззвучном «о». Опять посмотрела на меня.
Я опустила голову, пряча в тени наспех убранных в косу волос усмешку. Пожалуй, никто не поймет, если я выскажу свою радость.
— Пожалуй, мне стоит вас оставить, — наконец приняла решение матушка. Встала и с сочувствием посмотрела на меня, добавив: — Вам надо обсудить все это.
После ее ухода в комнате еще несколько минут сохранялась тишина. Генрих угрюмо рассматривал пол под своими сапогами, а я украдкой наблюдала за ним. Надо же, а сегодня он совсем другой. Смотрит на меня абсолютно иначе. В глазах потух огонь симпатии. По всему видно, что мыслями мой так и несостоявшийся жених уже в Гроштере.
— Прости, Марика, — первым нарушил затянувшуюся паузу Генрих. — Но это такой шанс… Я не могу от него отказаться. Понимаешь? Просто не могу!
— Я понимаю, — спокойно ответила я, борясь с невыносимым желанием броситься от восторга ему на шею.
— Я не буду просить тебя дождаться меня. — Генрих пожал плечами. — Пять лет, проведенных вдали друг от друга, — слишком большой срок. И у тебя, и у меня, скорее всего, появятся новые друзья и завяжутся новые отношения.
— Я понимаю, — опять сказала я.
— Постарайся не слишком сильно злиться на меня, — обронил Генрих. Развернулся и прошествовал к выходу, больше ни разу не посмотрев на меня.
Я проводила его взглядом. Как там ночью сказал Норберг? Истинное чувство сильнее любых чар? Что же, получается, Генрих не прошел этого испытания. А я не сомневалась, что в его случае без какого-либо охлаждающего заклинания дело не обошлось.
Но, что скрывать очевидное, я была рада подобному исходу. За любовь так легко принять симпатию и долгую дружбу. Хорошо, что мы с Генрихом не испортим друг другу жизнь.
После обеда я собралась в цветочную лавку. Удивительно, но на сей раз родители не возражали, должно быть, решив, что тем самым я отвлекусь от грустных размышлений о несостоявшемся семейном счастье. Матушка успела рассказать отцу и прочим о срыве свадьбы, поэтому то и дело я ловила на себе сочувствующие взгляды, а Алика украдкой пообещала мне подговорить своего очередного ухажера поколотить Генриха. И мне стоило немалых трудов убедить ее так не поступать.
На сей раз я безбоязненно пересекла овраг, хотя то и дело прислушивалась — не раздастся ли позади треск сухой ветки, доказывающий, что Фелан рядом. Но ничего такого не произошло. Более того, исчезло даже чувство, будто за мной наблюдают. И это все сильнее и сильнее беспокоило меня.
В небольших городках и деревнях слухи и сплетни распространяются со скоростью лесного пожара. Поэтому не было ничего удивительного в том, что и тетушка Малисса оказалась в курсе сорвавшейся свадьбы. Она чуть ли не насильно напоила меня ромашковым чаем, щедро добавив туда отвара валерианы. И долго утешала, совершенно не слушая моих уверений в том, что я не переживаю из-за случившегося.
Расчувствовавшись, тетушка даже вытащила из закромов бутылку дорогого вина. Правда, не рассчитала своих сил и после первого же бокала мирно задремала в кресле.
Я укрыла ноги сладко посапывающей тетушки шерстяным пледом. Да, погода стояла теплая, даже жаркая, но я прекрасно знала, что из-за преклонного возраста Малисса постоянно мерзла.
